Неверная. Костры Афганистана

– Правда?

– Да.

– Я тоже рад. Эта семья заслужила немного везения.

Я хотел было пошутить насчет везения и карточных игр Баба Гуля, но вовремя опомнился.

– Хаджи, а почему с тобой в последнее время так мало телохранителей? – спросил я вместо этого.

Я уже в третий раз видел при нем всего лишь одного человека, а не обычное войско.

– Потому что так лучше, – ответил он.

А потом посмотрел в зеркало, увидел в моих глазах очередной вопрос и добавил:

– Понимаешь, если ты хочешь убедить людей в том, что страна наша меняется к лучшему, для начала ты должен поверить в это сам – и если даже не веришь, то хотя бы создать такое впечатление.

* * *

После чтения молитв Хаджи Хан подвез меня к магазину Пира Хедери, потому что я уже опаздывал на работу, и высадил там.

Не успев перешагнуть порог, я понял, что старик опять что-то замыслил – что-то, судя по ухмылке на его лице, касавшееся и меня.

– Мы открываем новый бизнес! – сказал он, когда я уселся рядом с ним на ящик с пепси-колой. – За ним будущее, Фавад, – за сервисом «Еда навынос от Пира Хедери».

– Люди уже не выносят сами еду из магазина? – спросил я.

– Нет, почему, выносят… но я говорю о закусках, или как там они называются. Эту идею подал мне твой друг Джеймс.

В ответ я застонал. Джеймс был такой же сумасшедший в последнее время, как и Пир Хедери с его планами «быстро-быстро-разбогатеть». Недавно, после разговора с кем-то, журналист вдруг уверовал в то, что в одной из гор Гиндукуша имеется потайная дверь, ведущая в пещеру, полную сокровищ, и проводил теперь все свое время копаясь в старых документах министерства горной промышленности и изучая по Интернету скалолазание. Я-то был уверен, что, если в афганских горах и таились какие-то сокровища, они наверняка давно уже были распроданы на пакистанских рынках вместе с прочими нашими древностями.

– Что за идея?

– Ну, наш друг Джеймс пришел сюда в поисках такой штуки, которая называется «сандвич». Похоже, это хлеб с чем-нибудь.

– Я знаю, что такое сандвич…

– Отлично! Считай, полдела уже сделано. Иностранцы, кажется, жить без них не могут. Вот я и изготовил немножко на пробу.

Пир достал из-под прилавка блюдо. На нем лежала горка ломтиков наанового хлеба.

– И что с ними случилось потом? – спросил я, беря один из самодельных Пировых сандвичей.

– А что такое? – Пир протянул руку, и я вложил в нее обгрызенный кем-то хлеб.

– Ох, и правда, – сказал он. – Наверно, до них добрался Пес. Ну ладно, все равно попробуй и скажи, что ты думаешь.

– Я такое не ем! – воскликнул я, отталкивая его руку.

– Не привередничай, – ответил он. Сам откусил кусочек и тут же выплюнул. – Аллах заплакал. Неудивительно, что старичок их не доел. Запиши, Фавад, – лук и манго не сочетаются.

– Лук и манго?!

– Почему бы и нет? Джеймс сказал, чем больше в сандвиче экзотики, тем лучше.

– Он, видно, пошутил! – сказал я, хотя, честно говоря, сам видел, как Джеймс ел бананы с хлебом, чего нормальный человек делать, по моему мнению, не станет.

– Ладно, – продолжил никогда не сдающийся Пир Хедери, – попробуй вон те, на подносе. Их сделала Джамиля до того, как ушла в школу.

Поскольку я был голоден и поскольку это, в конце концов, была моя работа, я сделал, как мне велели.

Через пятнадцать минут у нас появился список – сыр и помидоры; ореховое масло; огурец и баранина; клубничный джем; простокваша и кебаб; яйцо и цыпленок. Это было неплохо.

Салат-латук и сливки; яблочное пюре; мед и лук; мед и сыр; горчица и яйцо; вареная морковь – все это никуда не годилось.

Пир хлопнул в ладоши, разбудив Пса, который спал на пороге магазина.

– Попрошу жену наготовить их побольше сегодня вечером, а завтра еще и Джамиля поможет. Вернешься из школы и пойдешь эти сандвичи продавать.

– Вы, кажется, сказали, что это сервис навынос. Или я чего-то не понял?

– Ну да, так и сказал. Ладно, возьмешь половину того, что мы сделаем к ленчу, и, когда продашь, можешь вернуться за теми, что у меня останутся.

– Прекрасно…

– Не правда ли?

– Я имел в виду… ладно, забудем. – Смысла спорить со стариком я на самом деле не видел, ибо ясно было, что он настроен весьма решительно. – Вы помните, что у меня траур, или нет?

* * *

Люди в Афганистане умирают постоянно. Таков порядок вещей. И, может быть, потому, что они умирают постоянно, те, кто остается в живых, не тратят слишком много времени на размышления о тех, кто умер. Они продолжают делать свои дела. Вот и Пир Хедери, хотя он и любил Спанди и я сам видел слезы, что текли на похоронах из его белых глаз, продолжал делать свои дела. Вернее сказать, заставлял меня продолжать их делать.

Несмотря на все мои пылкие молитвы накануне вечером, когда назавтра я приехал после школы в магазин, Пир уже поджидал меня на пороге. С подносом, нагруженным сандвичами.

Старик так спешил вытолкать меня за дверь, что не сразу дал даже закатить внутрь магазина велик.

– Теряем время, – воскликнул он, отталкивая свободной рукой от подноса морду Пса. – Скоро ленч. Ступай к пакистанскому посольству, там всегда большая очередь, и все будут с голоду умирать, клянусь.

– Я уже умираю, – сказал я ему.

– Ох.

Пир задумался ненадолго о том, как это известие может повлиять на его планы скорейшего завладения миром навынос, потом ответил:

– Ладно, можешь поесть по дороге.

И передал мне поднос.

– Только один сандвич, – предупредил он, когда я вышел за дверь, – и убедись, что он с яйцом, – они уже начинают попахивать подобно аду.

* * *

Я перешел дорогу, миновал мечеть Вазир и вереницу магазинов, продававших билеты на самолет в такие места земного шара, о которых я и не слыхал никогда и которые вряд ли когда-нибудь мог увидеть, и свернул направо, на улицу, где находилось пакистанское посольство.

Пир Хедери оказался прав – народу там была масса, длинная очередь надеющихся получить визу, выстроившаяся вдоль стены.

Посмотрев на них, я задумался – что заставляет такое количество людей хотеть уехать в страну, которую они во всем и обвиняют? Наверное, «где-нибудь» лучше, чем «нигде», когда у тебя ничего нет. А если у тебя ничего нет, вряд ли ты станешь тратить деньги, которых нет, на сандвичи…

– Сколько? – засмеялся один мужчина, когда я назвал цену, назначенную Пиром Хедери – двести афгани. – Да я целую овцу за это куплю!

– Да, но вам не подадут ее зарезанной, зажаренной и с хлебом за ту же цену, – ответил я, проворно уворачиваясь от его руки, приготовившейся влепить мне затрещину.