Неверный жених

– Малкольм, я люблю тебя! Я никогда не любила никого, кроме тебя! Не унижай меня, Малкольм!

Не выпуская его из объятий, она прижалась губами к его груди, мокрой от слез, и жгучее желание вспыхнуло в чреслах Малкольма.

– Эдвард ничего для меня не значит! – шептала она, прижимаясь горячей щекой к его груди. – Я никогда…

Он схватил ее за волосы и отдернул ее голову назад. Джейми вздрогнула под его пронизывающим взглядом: в нем она уловила голодную страсть, которую Малкольм и не пытался скрыть.

– Никогда, – прорычал он, словно зверь, настигающий добычу, – никогда больше не упоминай при мне его имени!

Заплаканное лицо Джейми просияло радостью: встав на цыпочки, она прильнула к его губам. Малкольм жадно завладел ее нежным ртом: язык его вел себя как жестокий неприятель, ворвавшийся в беззащитную маленькую страну. Но Джейми и не думала сопротивляться: радостно и счастливо она принимала его страсть.

Тела их слились так, что Джейми уже не понимала, где она, а где Малкольм. Ей казалось, что они оторвались от пола и парят в воздухе, словно законы природы потеряли над ними власть. Джейми вся дрожала, но не от холода и не от страха; причиной тому было какое-то новое чувство, неведомое ей прежде.

Прошла вечность, прежде чем Джейми ощутила, что и вправду поднимается в воздух. Малкольм нес ее на руках. Джейми уткнулась лицом ему в шею, в его объятиях она чувствовала себя спокойно и в безопасности. Она любила Малкольма Маклеода, верила ему и знала, что и он ее любит. Как только он узнает правду, все недоразумения исчезнут сами собой. Если для этого ему нужно овладеть ею – отлично, пусть так и будет. Джейми была готова к этому. Ей неважно, где и когда потерять невинность, при одном условии – она отдаст свою девственность Малкольму.

Он поставил ее на ноги, а сам отошел в сторону. Джейми непонимающе смотрела на него. Малкольм отпустил ее, и она вновь ощутила холод и одиночество.

– Раздевайся! – хрипло приказал он, пожирая ее глазами.

Огромные глаза ее молили о ласке. Малкольм видел, что Джейми сгорает от желания вновь ощутить тепло его рук, услышать от него слова любви. Но он сжал кулаки и молча наблюдал за тем, как дрожащими, неловкими руками она начала развязывать шнуровку.

Малкольм не хотел видеть, что глаза ее блестят от слез: вместо этого он смотрел на ее полные губы, на нежную шею, на белоснежную кожу, открывающуюся в прорези кружевного ворота. Вот Джейми высвободила руки из пышных рукавов, и платье скользнуло вниз. У Малкольма перехватило дыхание, едва взору его открылись полные груди, едва прикрытые прозрачной шелковой сорочкой. Джейми переступила через платье; Малкольм чувствовал, что она смотрит на него, но был не в силах ни взглянуть ей в лицо, ни оторвать глаз от ее женственных округлостей, только подчеркнутых водопадом черных как смоль волос.

– Сними, – хрипло прорычал он, видя, как она сцепила руки на груди. – Сними все остальное.

Джейми колебалась, нерешительно косясь на свечу. Она не хотела раздеваться при свете.

– Не прячь от меня ничего. – Голос Малкольма, как нож, прорезал сгустившийся воздух. – И смотри мне в глаза, когда я возьму тебя. Я хочу, чтобы ты вспоминала меня… нет, чтобы я стоял у тебя перед глазами всякий раз, как твой английский щенок будет заниматься с тобой любовью!

Смахнув слезу, Джейми начала стаскивать с себя сорочку. Обнажилась грудь, и Малкольм задышал часто и прерывисто, словно столь совершенное зрелище причиняло ему боль.

Теперь все ее божественно прекрасное тело было открыто его взору. Малкольм хотел бы смотреть на нее холодно-отстраненным взором ценителя красоты, словно на картину или статую. Но это было выше его сил: противоречивые чувства рвали его душу на части, и шотландцу казалось, что он сходит с ума.

Почему, о боже, почему он не может оставаться холодным?!

Джейми стояла, неестественно выпрямившись, едва дыша. Пламя свечи освещало ее плоский живот, полные бедра и таинственную тень между ними.

Малкольм взглянул ей в лицо. На щеках Джейми блестели слезы.

«Так и должно быть», – думал Малкольм. Разве он не хотел наказать ее? Почему же ее жалкий вид разрывает ему сердце и все в нем стонет от желания приласкать ее и утешить? Она не заслужила ни ласки, ни утешения. Любовь, привязанность, дружба – все это в прошлом: теперь их не связывает ничего, кроме похоти. Она пришла к нему только для этого: это он ей и даст, но не больше.

Джейми сделала шаг к кровати, но Малкольм схватил ее за руку.

– Не так быстро! – прорычал он.

Джейми удивленно подняла заплаканные глаза. Взгляд Малкольма был холоден и суров, но сердце его обливалось кровью. Он знал, что никогда больше не увидит Джейми нагой, никогда больше не сожмет ее в объятиях. Он надеялся, что она откроет ему двери в рай – но в этом раю уже побывал змей, и небеса обернулись адом.

Она никогда не станет его возлюбленной. Она принадлежит другому.

Малкольм знал, что сохранит в памяти сегодняшнюю ночь навсегда.

– Подойди сюда. – Голос его прозвучал хрипло и жутко даже для его собственных ушей. – Раздень меня!

Поколебавшись, Джейми робко протянула руку. Малкольм поймал ее за запястье и рванул к себе. Джейми, не удержавшись, упала ему на грудь; глаза ее светились надеждой и ожиданием. Малкольм положил ее руку на свое напряженное естество. Вздрогнув, Джейми прижалась горячей мокрой щекой к его груди, и Малкольм, забыв обо всем, зарылся лицом в ее благоуханные волосы цвета воронова крыла.

Он понял, что больше не владеет собой. Не рассуждая, едва ли понимая, что делает, он покрывал поцелуями ее волосы, лоб, виски, нежное ушко. Но когда Джейми склонила голову набок и тихо застонала, Малкольм мгновенно вспомнил, что решил унизить ее, а вовсе не доставлять ей наслаждение.

– Я сказал, раздень меня!

Неловкими, дрожащими руками Джейми развязала шнурки на его штанах и хотела отпрянуть, но Малкольм снова поймал ее руку и просунул в прорезь. Несколько мгновений Джейми сопротивлялась. «Откуда только скромность взялась», – едко подумал Малкольм. Но затем ее пальчики осторожно обхватили его напряженное орудие, погладили сухую горячую кожу – и у Малкольма захватило дух.

Он забыл обо всем.

Только что они стояли у кровати – а в следующий миг она уже лежала поперек постели, призывно раскинув ноги. Держа ее за руки, чтобы она не вздумала сопротивляться, Малкольм с неведомым прежде голодом впился губами в ее грудь. Джейми извивалась под ним, и ее тихие стоны отвечали его желанию. Приподнявшись, он проник рукой в самое сокровенное ее место и гладил, и ласкал его, пока оно не увлажнилось и не открылось ему навстречу.

Джейми уже не стонала, а тихо вскрикивала: эти крики будили в душе Малкольма что-то первобытное, почти звериное. Каждый мускул в его теле напрягся, как сжатая пружина. Он взглянул на нее: глаза Джейми были зажмурены, губы полуоткрыты. Ее руки, которые он уже давно отпустил, гладили его спину.

Малкольм не мог больше ждать. Скользнув ладонями под ее крепкие ягодицы, он приподнял Джейми и вошел в нее одним мощным толчком.

А затем наступило прозрение – и Малкольм Маклеод проклял день, когда родился на свет.