Неверный. Месть подам горячей

Прошлое убегало в сток вместе с мыльной водой, годы брака, предательства, унижений, измен, обмана, комплексов.

Ева родилась в лесу из ненависти, горя и отчаяния. Но пришла пора и ей остаться в прошлом. Нельзя жить только местью, у меня должно быть что-то, кроме желания уничтожить мужа. Будущее с любимым мужчиной, верным, надежным, любящим. Что-то, что придет на смену ненависти. Я боялась чувства, которое пробуждал во мне Николай, но вместе с тем хотела отдаться ему. Утонуть в нем, раствориться. Этой ночью и следующей и все оставшиеся нам ночи.

Из душа вышла обновленной, очистившейся, ожившей. Парила над землей, а легкие крылья трепетали за спиной.

Я смыла макияж, вынула линзы, не стала сушить феном влажные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Так, я была отдаленно похожа на себя прежнюю, только слой жира не скрывал больше тонкую талию, покатые бедра, высокую грудь, изящные руки. Никогда не чувствовала себя такой красивой. Комплексы остались в прошлом, как и девственное смущение, которое испытывала каждый раз, когда ложилась в постель с Иваном.

Подумав, стоит ли накинуть халат, решила послать его к черту. Я словно нанесла на тело бесовскую мазь, стала невидима и свободна от себя прежней неуклюжей Маши. Теперь окончательно.

Из ванной вышла обнаженной и уверенно прошла в гостиную. Влажную кожу холодил ночной ветер, врывавшийся в распахнутое окно. Комнату заполнял колдовской свет десятков свечей, расставленных на столиках и полках. Среди свечей стояли букеты белых роз. Не знаю, как Сабуров умудрился организовать все это, пока я была в душе. Неважно.

Ник скинул пиджак и открывал шампанское, когда я вошла. Он так и застыл с бутылкой, пока пробка не выстрелила, а игристое не брызнуло фонтаном, залив белоснежную рубашку моего мужчины.

– Ну, здравствуй, незнакомка, - произнес он глухо, не отрывая взгляда от меня.

– Здравствуй, - ответила, не отводя глаз от его лица. Подошла ближе, забрала бутылку из его рук и поставила на столик, где ждали бокалы, пусть и дальше ждут. Сегодня мне не нужно вино для смелости. Сегодня я не хочу притуплять восприятие. Наоборот, я хочу, чтобы все чувства были такими острыми, что о них можно порезаться.

Я хочу прочувствовать все, я хочу жить, любить и отдаться, принадлежать мужчине, которому доверяю.

Глава 42

Глава 42

Ник задышал тяжелее, поднял руку, чтобы дотронуться до меня, но не решился, так и замер буквально в паре миллиметров от моей груди. Словно нагота служила мне защитой, обезоружила его и лишила смелости.

– Ты… - Сабуров провел языком по пересохшим губам, не найдя что сказать.

– Да, Ник. Это я, - улыбнулась ему, встала на цыпочки, и сама поцеловала моего так не вовремя растерявшегося охотника на акул.

Стоило нашим губам соприкоснуться, Сабуров жадно обнял меня, прижал к груди.

– Не отпущу, никогда не отпущу, - зашептал он, алчно, опаляя поцелуями шею, лицо, губы, спуская к груди и впиваясь в соски.

Внизу живота разгоралось пламя, бабочки с огненными крыльями закружились в диком танце. Страстном танго.

Я дрожащими от волнения пальцами принялась расстегивать мокрую от шампанского рубашку Ника, но никак не могла справиться с пуговицами и глухо застонала от нетерпения. Сабуров просто рванул ткань, и пуговицы разлетелись по гостиной с костяными щелчками. Я припала губами к влажной смуглой коже и провела языком по его груди от соска к горлу. Лизнула и поцеловала мочку уха.

Сабуров зарычал диким распаленным охотой зверем. Вцепился в мои ягодицы, с силой вдавливая пальцы, будто хотел показать, что я его и больше никуда не убегу. Но я и не хотела убегать.

Я хотела быть только с ним. Всегда.

– Люби меня, Ник, пожалуйста, люби, как в последний раз… и как в первый. Хочу тебя, милый, - прошептала, снова и снова целуя его грудь, изучая пальцами светлые шелковистые волоски, жадно слизывая остатки шампанского.

– Моя, наконец-то моя… какая же ты красивая, Маша, - отвечал Николай, впиваясь в мою шею и грудь острыми короткими поцелуями и уже не позволяя мне действовать и ласкать его, поднял на руки и отнес в спальню, тоже залитую искрящимся, медовым светом десятка свечей.

Бережно опустил на кровать, а сам застыл, жадно рассматривая меня. Изучая каждый изгиб моего тела, скользя взглядом, как ладонями, будто ласкал.

Я была абсолютно голая, бесстыдная, открытая его взгляду полностью. Ник оставался одетым, это будоражило, заставляло мою кровь кипеть, бурлить и нестись по венам, выжигая остатки стыда и комплексов.

И я сделала то, на что никогда бы не решилась до этой ночи. Откинулась на подушки, выгибая спину, показывая налитые груди с острыми, ждущими ласк сосками. Широко развела ноги, открывая Нику самую сокровенную частичку своего тела. Лоно, истекающее смазкой, готовое принять моего мужчину.

Взгляд Сабурова потемнел, лед превратился в голубую лаву, адское пламя. Дыхание участилось и стало тяжелее.

С Иваном я никогда не отваживалась на такую дерзость, но сегодня чувствовала себя так, словно меня поцеловала богиня любви и ночи. Сегодня во мне проснулась женщина, неистовая, страстная, немного шальная от желания и осознания собственной привлекательности.

Сегодня я стала собой.

Николай медленно снял рубашку и кинул на пол, не сводя взгляда с моего лона. Он молча раздевался, и это почему-то заводило сильнее, чем все возможные слова.

Я горела от его взгляда и тоже молчала, ждала, когда он расстегнет пряжку ремня, молнию. От тихого стука, с каким ремень упал на пол, по телу пробежала дрожь, а лоно сжалось, в предчувствии скорой близости. Ожидание становилось непереносимым, а Сабуров превращал раздевание в изощренную пытку.

Я знала, что он прекрасно сложен. Атлетичную фигуру подчеркивали сшитые на заказ костюмы, не оставляя сомнений в том, что под тканью скрыты налитые силой, каменные мышцы, но все равно, стоило Нику остаться без одежды, я судорожно вдохнула, без стеснения рассматривая его идеальное тело. Огромный, перевитый венами член с тугой розовой головкой. Торс, словно вырезанный из мрамора рукой Праксителя. Узкие бедра, прокаченные ноги. Золотистые завитки волос.

Желание стало непереносимым, я поддалась к Сабурову, приподнялась на локтях и призывно приоткрыла губы, боясь нарушить воцарившуюся тишину банальными неуместными словами.

Николай забрался на кровать и бережно поцеловал мою лодыжку, проложил дорожку из поцелуев к пальчикам и каждый изучил губами.

Я всхлипнула от нетерпения, хотела, чтобы он вошел в меня, окончательно присвоил, сделал своей, только своей, но у Сабурова были другие планы. Он целовал икры, бедра, поглаживал, не торопясь, продвигался выше к изнывающему от желания лону, пока не припал к нему жаркими, алчными губами, вырвав у меня протяжный, глухой стон.