Невероятные приключения циников в Скайриме

— Только не калечь, — прошептал Кречет.

Бишоп неслышно натянул тетиву… Пальцы сами собой огладили оперение, и раздался привычный щелчок. Короткий и удивленный вскрик подсказал, что рейнджер попал.

— Туши свет, — все так же шепотом подсказал Кречет.

— Будешь и дальше отдавать приказы, я тебе шею сверну, — огрызнулся Бишоп.

Он вытащил ближайший факел, так чтобы Пит не заметила их, и затоптал его. Потом еще один. И последний. В кромешной тишине раздался слабый стон…

***

Сначала, что-то ужалило в икру — не успела даже понять, что это было. Ловушка? Насекомое? Один за одним начали гаснуть факелы. Я сосредоточилась на курсоре, проверяя свою невидимость: перекрестье перед глазами мигнуло и превратилось в открытый глаз. «Вас заметили». Святые нейроны, кто-то был рядом. Не нравится мне это. Черт, а с ногой-то что? В месте раны мышцы начали неметь, и я схватилась за разорванную штанину. Нащупала глубокую царапину, ещё пульсирующую болью. Через мгновение она стала стихать, а вместе с ней пропала всякая чувствительность. Я уцепилась за стенки сундука, но нога превратилась в бесполезный кусок мяса, и я завалилась набок.

— Что… за…

Онемение начало подниматься все выше, и пальцы беспомощно разжались, выпустив отмычки. Остальные факелы погасли. Я пыталась успокоить бешено стучащее сердце, иначе яд из ноги начнёт распространяться еще быстрее. Проклятье! Что же делать? Что делать?! Надо выбираться отсюда… Пока тварь, отравившая меня, не появилась. Руки ещё слушаются. Но как же здесь темно? Почему тут так темно, святые нейроны?! Я ничего не вижу. Воздух… Мне не хватает воздуха, мне нужно дышать.

Я пыталась ползти, но паралич уже добрался до правой руки — та подломилась, и я упала лицом в земляной пол. Нос забило запахами влажной земли и плесени. Не могу дышать! Черная пелена перед глазами начала засасывать, потянулась ко мне, как сраный туман из ужастиков… Твою же! Не могу пошевелиться… Я ничего не могу сделать. Не хватает воздуха — такое чувство, что грудь сейчас разорвет изнутри. Помогите! Кто-нибудь! Я ничего не вижу и не слышу, не могу пошевелиться, Боже… Что со мной будет…

Глаза отчаянно шарили в темноте, искали, чтобы зацепиться взглядом хоть за что-то, но все было тщетно. Я едва могла дышать, как дышала Лайма — моя овчарка: часто-часто и очень мелко. Она всегда чувствовала, когда приближался новый приступ, звала на помощь. Мне нужна помощь! Мне нужна Лайма… Святые нейроны, мне конец. Вот и всё… Вспышка пронзила мозг. Могла бы я кричать, орала бы благим матом. Адская головная боль разрывала череп; кажется, я заревела — не моргающие и почти высохшие глаза увлажнились. Воспоминание ударило, как психиатр-живодер при лоботомии — точно и глубоко: я лежала на кушетке, а надо мной склонились люди в белых халатах. Седой мужчина еще что-то говорил, но я уже ничего не слышала, только смотрела на его рот, пока не затуманилось зрение. Склифосовский. Я вспомнила! Это был Склифосовский. Он предупреждал, что будет страшно. Плевать! Плевать на страх, я это уже проходила. Проходила?!

Вторая вспышка догнала, когда первая еще не отпустила. Я лежала одна на полу, и у меня не получалось пошевелиться. Тот, другой, паралич из второго воспоминания был настоящим. Не от яда, не от препаратов для погружения в виртуал, от дефекта… Во мне был дефект, не дающий двигаться и позвать на помощь. Лаймы не было рядом. Она была уже старая и накануне ее увезли к ветеринару. Лаймы не было, рядом никого не было… Была только беспомощность, неподвижность и эта ублюдочная темнота. Я, темнота и болезнь, пожирающая мои нейроны, будь они прокляты…

— … как последний заказ, Нируин? — рядом послышались шаги и знакомый голос.

Кто-то был совсем недалеко! Один голос незнакомый, а второй был похож на голос Бриньольфа — вора-вербовщика, с которым разговаривала еще утром. Фух, слава еще работающим нейронам, есть шанс, что меня не прикончат сразу, а может даже оттащат в гильдию для допроса. Я попыталась выдавить хоть звук, хоть как-то привлечь внимание, но тщетно.

— … полная лажа, Бриньольф. Делвин сказал, что мы должны взять на границе с Сиродилом достойный груз — повозку с мехами, но будь я проклят, если он имел в виду кузнечные меха. Целая телега никчемных кожухов! Они не стоят и сотни септимов.

— Векс будет недовольна, — мрачно заметил Бриньольф, и я едва не взмолилась всем богам, в которых не верю, чтобы воры вышли на меня.

Послышался скрип кожи и тихие шаги:

— Погоди, — раздался тихий голос Бриньольфа, — тут что-то не так…

Наверное я вся взмокла в безмолвной мольбе, чтобы рыжий вор забрел в этот угол. Где-то послышалось чирканье огнива, но перед глазами по-прежнему стояла темнота — я лежала лицом в грязь. До меня донеслись тихие шаги и приствистывание:

— Гляди-ка, Брин, что у нас тут…

Кто-то, по всей видимости, потолкал меня сапогом, потому как, я еще глубже зарылась лицом в грязь. Прикосновений по-прежнему не чувствовала.

— Погоди, знакомый доспех…

Надо ухом раздалось дыхание, и меня наконец перевернули.

Свят… Святые нейроны… Мысли о болезни стегнули кнутом, но радость от того, что я не умру от голода и жажды в этом забытом разработчиками месте, помогла прийти в себя. Буду решать проблемы по мере их значимости, и главное сейчас выбраться из этого дерьма и вернуть себе подвижность.

Перед глазами появилось перевернутое изображение знакомого вора. Тот стоял, возвышаясь надо мной башней и упирая руки в бока.

— Так-так-так… Да это же детка, которая неплохо проявила себя на рынке. Ну и в какое дерьмо ты вляпалась, малышка?

Он перешагнул через меня и скрылся из обзора. Ку… Куда он пошел?! Он же не оставит меня здесь?! А-а, святые нейроны! Я отчаянно задергалась. Точнее мне так казалось, ведь все равно лежала все тем же неподвижным бревном с задранным к потолку лицом.

— Похоже, кто-то постарался, чтобы вырубить ее. Стрела… С ядом паралича.

В поле зрения появился второй вор — эльф с удлиненным лицом и раскосыми глазами. Нируин, кажется. В руках у него была стрела с красным оперением… Красным. Оперением. Я убью этого сраного рейнджера! Отрежу ему яйца, сварю вместе с… Ну, конечно! Яйца. Кречет. Прямо чую запашок пернатого манипулятора. Если бы рейнджер хотел просто развлечься в свойственной ему манере, то уже давно обчистил бы мой мешок, забрал бы все ценное и сбежал, но вырубить меня и оставить одну в темноте? Тут пахнет расчетом. Бишоп — импульсивный засранец. Кречет — засранец расчетливый. Небось захотел вернуть мне память такими садисткими методами. Ну, погодите, недоумки… Я вам в ночных кошмарах приходить буду.

— Что будем с ней делать? Или с ее вещами? — Нируин легко пнул мой мешок, что валялся в стороне.

Бриньольф молчал, обдумывая слова эльфа. Посмотрел по сторонам, задержал взгляд на сундуке, который я почти открыла, и на горсти отмычек рядом.

— Возьмем с собой. Если это тот яд, о котором я думаю, то паралич пройдет через час, и можно будет расспросить, кто же так постарался ее подставить. — Бриньольф наклонился к моему лицу, — тебе повезло, детка, что я такой любопытный. Будем считать, что ты вступила в гильдию…