Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1

Напротив них ошеломленный Рампоно не веря себе взирал на свой ещё дымящийся пистолет.

А женщины были тут же заколоты штыками десятком разъяренных солдат, считавших их виноватыми в смерти своего товарища. Тела их бросили на съедение грифам.

На могиле Гужона-младшего, прозванного Гужоном-Толстяком, воздвигли крест, а на него повесили его треуголку.

Тюльпан, Альберт Драйн и Пердун шагали в самом конце колонны, когда они выступили в поход, - медленный и мучительный, ещё больше затрудненный раненными, стонавшими в повозках, которые толкали их товарищи.

Трое друзей Гужона-Толстяка все время оглядывались назад, пока треуголка на кресте совсем не исчезла из виду.

Вот почему Фанфан-Тюльпан никогда не смог забыть эту безымянную деревушку! И в огне геройства и страданий он уже принял мужественное решение.

На следующее утро полковник де Рампоно обнаружил на своей палатке приколотый обрывок рубашки с такой надписью: "Мсье полковник, я вас ещё найду! Боец Тюльпан. Прощайте."

Прощайте? Да, потому что в ту ночь Фанфан-Тюльпан дезертировал..

4.

На лоб, лицо и шею Фанфана-Тюльпана падали струйки воды, и Фанфан услышал тихий размеренный шум, напоминавший шум спокойного моря. Но у него не было сил открыть глаза.

– Это ты, Гужон?
– проворчал он и отвернулся, чувствуя, что он лежит в удобной теплой постели, но где - понятия не имел. Наконец его веки понемногу приоткрылись и то, что Фанфан увидел перед собой, оказалось песком! Правда потом, подняв глаза, он увидел две босые ступни, а выше стройные, дочерна загоревшие ноги!

– О-о!
– простонал он, пытаясь подняться и сесть. Маркитантки у них в отряде вроде не было? Но тут он вытаращил глаза и даже присвистнул: какая красивая девушка! И даже больше чем красивая - потрясающая! На ней было что-то вроде полуразорванного платья, едва достигавшего колен, и все равно столь ослепительной красавицы он в жизни не видел! Она все ещё держала в руке маленький глиняный кувшин, из которого, видимо, и поливала его голову морской водой, чтобы привести в чувство. В чувство однако она привела не только голову, но и все остальное, так что ошеломленный Тюльпан торопливо прикрыл стыд обеими руками, ибо осознал, что наг как Адам!

– Это ты?
– спросил он.

– Ага. Ты был весь в крови, так что я тебя раздела, чтобы вымыть. У тебя все тело в шрамах.

– Это от камней и скал, - сказал Тюльпан.
– Я несколько раз с них срывался. Давно я здесь?

– Когда час назад я вернулась с моря, где ловила рыбу, - показала она на небольшую лодочку, вытащенную на песок, - ты здесь уже спал, или лежал без сознания.

– Точно без сознания! Я уже три дня и три ночи ничего не ел! Только мышь как-то поймал - не особое лакомство! Ты позволишь, я надену штаны, а то как-то мне перед тобой неудобно?

Она кивнула, улыбаясь - и улыбка эта показала безупречные белые зубки и очаровательные ямочки на щеках - а потом направилась к своей лодке.

– Любишь рыбу?
– спросила она, гордо демонстрируя огромную рыбину, бившуюся у неё в руке.

– Я бы съел и конское копыто, - заявил Фанфан, с восхищением глядя, как она собирает хворост и траву, чиркает кресалом и разводит огонь. И вот уже рыба поджаривалась на железном пруте, ловко закрепленном над огнем.

После долгого молчания коротко спросила:

– Француз?

Кивнув головой, он заметил, как испытующ стал её взгляд, из которого вдруг исчезла бархатная нега.

– Значит ты был на волосок от смерти. Как тебя зовут?

– Фанфан-Тюльпан. А тебя?

– Летиция Ормелли. Мне уже пятнадцать.

– Но почему я был на волосок от смерти?

– Вначале я хотела перерезать тебе глотку, вот!
– спокойно ответила она.
– Но потом решила, что ты - дезертир, недаром же сберег ружье. Оно вон там, в моей палатке видишь?

– Я дезертировал, потому что был сыт всем по горло! Я пережил такое...

– Я знаю! Живу уже здесь неделю. Я из Альтано, - так называлась наша деревня. Называлась!

– Да, понимаю, - уныло протянул Тюльпан.

За время разговора девушка разделила рыбу пополам, положив на большие листья. Съели они её молча, но Фанфан заметил, что Летиция при этом тихо плачет, не всхлипывая и не вздыхая.

– Можешь мне все рассказать, - заметил он, - если считаешь, что это поможет.

– Вся моя семья...
– только и сказала она.

– Отряд Рафаэлли?

– Они нам не представились!

– Но ты здорово говоришь по-французски!

– Дедушка научил. Он был священником, закончил семинарию во Франции.

Немного помолчав, спросила:

– Что будешь делать?

Фанфану это в голову не приходило, так что он мог ответить?

– Переберусь во Францию и спрячусь там подальше от полковников и вообще от армии!
– Он горько рассмеялся.
– Но здесь зато как в раю!
– тихо добавил он, глядя на сверкавшую синеву моря, на золотой песок, на густой зеленый лес вокруг пляжа, в котором пели птицы: - Какой бы здесь был рай, не окажись мы здесь после стольких несчастий!

Летиция закусила губу и Фанфан, чтобы хоть на миг отвлечь её от тяжелых воспоминаний, весело добавил:

– Но это все же рай! Рай, где живет одна Ева! А это противоречит Библии!

– Теперь здесь есть и Адам, - улыбнулась она. Но тут же, заметив, как внимательно он её разглядывает, покраснела.

– Ты прекрасна, как восход солнца, Летиция Ормелли!
– негромко сказал он.

– Я пойду взгляну на свои силки, подожди меня здесь!
– вместо ответа бросила она. Фанфан-Тюльпан вновь разделся и пошел купаться. Вода была ещё холодной, но приятно освежала. Вернувшись на берег, он уже почти забыл о своих ссадинах. Обсохнув на солнце, потом, само собой разумеется, направился к шалашу Летиции. Это был, собственно, простой навес из ветвей и листьев, а вместо мебели там было лишь одеяло, на котором лежали его ружье и сумка.

Он лег и тут же уснул. Когда проснулся, было уже темно. Шалаш сотрясался от сильного ветра, и море шумело сильнее. Рядом с ним лежало стройное теплое тело, на талии он чувствовал её руку.

– Спишь?
– шепнул он.

– Нет. Но теперь усну. Прошлые ночи были ужасны. Я так боялась, мерещились то французы, то волки - большие волки... Но с тобой я спокойна. Знаешь что, Адам?

– Что, Ева?

– В одном силке был заяц, так что завтра у нас будет королевский пир!

– Спи, ты мой ангел-хранитель!
– сказал он, чувствуя, что тронут до глубины души - но при этом один вполне естественный порыв предупредил его, что может быть не безопасен этому невинному ангелу, что, разумеется, он предпочел замолчать.