Невероятный медовый месяц

— Возможно, это немного поможет, — неохотой согласился он.

Она поднялась и стала позади его кресла, положив обе руки ему на лоб, и Атол вдруг ощутил, как напряжение спадает, покой разливается по всему телу, и он вспомнил, какое.удовольствие испытывал, когда Антония ухаживала за ним во время болезни.

— Где ты этому научилась? — мягко спросил он.

— В свое время Ив обнаружил, что подобные массажные движения помогают лошадям при растяжении связок, — тихо ответила Антония, деликатно массируя ему виски.

Ее ответ рассмешил герцога.

— Как это я не догадался, что и здесь обязательно должны присутствовать лошади!

— Мне никогда в голову не приходило, что буду практиковаться на человеке, — улыбнулась Антония.

— В любом случае я благодарен судьбе за то, что, оказавшись первым твоим пациентом, я испытал облегчение и на собственном примере доказал, что все, что годится для лошади, применимо и к человеку.

Он говорил насмешливым тоном, и Антония догадалась почему Атол ведет себя таким образом.

С некоторых пор он, как ей казалось, относился с негодованием к тем знакам внимания, которые она ему оказывала. Возможно, определение «негодование» здесь не вполне точно и уместно, ибо герцог довольно демонстративно отвергал ее заботу. Причин такого поведения Антония понять не могла.

— Нам нужно поскорее уехать, — внезапно заявил он. — Мы должны вернуться в Англию, вернуться к нормальной жизни. И я уверен, что тебе хочется этого так же, как и мне.

Антония с трудом удержалась, чтобы громко не возразить, что именно этого она хочет меньше всего, а он тем временем продолжал:

— Но вполне возможно, что вы предпочтете остаться здесь и принимать знаки внимания вашего поклонника-журналиста.

— Мистер Лабушер был всегда очень любезен с нами и весьма нам полезен, — ответила Антония, не обращая внимания на язвительные слова Донкастера, — и как только вы поправитесь настолько, что мы сможем уехать, я уверена, он поможет нам и в этом.

— Вряд ли мне понадобится его помощь, — высокомерно отозвался Атол. — Как я вам уже сказал, завтра я намерен побывать в британском посольстве и обсудить с послом, лордом Лайоном, наши планы относительно мер безопасности по пути в Гавр, где ждет яхта.

— Вы должны окрепнуть, прежде чем мы отправимся в это путешествие, — настаивала Антония.

— Сегодня после обеда я собираюсь погулять в саду, — тоном, не терпящим возражений, заявил герцог. — Массажист заверил меня, что я в полном порядке: Главное — не допустить, чтобы открылась рана в груди.

Он ни словом не упомянул о том, что каждый раз, поднимаясь с постели, испытывает тошнотворное головокружение. Отвергая любое проявление слабости, Атол боролся с собственным недугом решительно и стойко. Это и было одной из причин его столь быстрого выздоровления.

Но Антония, зная, что, вернувшись в Англию, она сразу же потеряет его, хотела, пусть на немного, продлить их пребывание в Париже, даже ценой возможных бед и унижений.

Герцог отдыхал после сытного обеда, не имея ни малейшего представления о том, сколь трудно обеспечить ему необходимое питание, когда слуга объявил, что мистер Лабушер ждет герцогиню в гостиной.

Антония вышла к гостю. Тот, как всегда, поцеловал ей руку и посмотрел на нее так, что от его взгляда она почувствовала себя неловко.

— Вы кажетесь мне немного утомленной, леди Антония, — заметил Генри с беспокойством. — Вы по-прежнему ухаживаете по ночам за вашим беспокойным пациентом?

— Нет, конечно же, нет, — смущенно отведя взгляд, ответила она. — Я сплю, а у моего мужа имеется колокольчик на тот случай, если ему что-то нужно. Он не будил меня уже несколько ночей кряду.

— Меня вам не обмануть, вы спите плохо, подсознательно прислушиваясь, не позовет ли он вас, — с пониманием кивая головой, сказал Лэбби.

Антония улыбнулась.

— Вы не должны тревожиться обо мне. Мой муж решил поскорее вернуться на родину.

— Вчера он говорил мне об этом, — сказал Генри. — Но сделать это будет непросто.

— Он хочет завтра пойти в британское посольство, чтобы обсудить с лордом Лайоном все проблемы, связанные с нашим отъездом.

— Этого он сделать не сможет, — ответил Лэбби, — поскольку посол вместе со всеми сотрудниками дипломатического корпуса покинул сегодня Париж.

— Нет, этого быть не может! — воскликнула ошеломленная новостью Антония.

— Может, поскольку уже произошло, — взволнованно заметил Лэбби. — Как только мне сказали об этом, я, думая о вас, заскочил в посольство по пути сюда. Слухи подтвердились, посол выехал в Лондон.

Антония слушала затаив дыхание. Меж тем Лэбби продолжал:

— Ни одного официального лица не осталось в британском посольстве. Мне об этом сообщил консьерж, чьи обязанности, как я понял, состоят в том, чтобы пожимать плечами и на все расспросы отвечать, подобно попугаю: «Я не могу давать никакой информации».

— Я не слышала, чтобы когда-либо случалось нечто подобное! — в негодовании воскликнула Антония. — Я всегда думала, что британский посол должен оставаться на месте, пока хоть одному англичанину угрожает опасность.

— Англичан в Париже около четырех тысяч, — сказал журналист, приводя Антонию в полное недоумение.

— Разве такое возможно, разве возможно?… — в испуге повторяла она и вдруг решительно заявила:

— Если уехал посол, то и нам нужно поскорее уезжать отсюда. Поезда еще ходят? — спросила она, нервно теребя подол платья.

— Скорее всего вам не удастся воспользоваться поездом, даже если они еще ходят, — с грустью глядя на Антонию, ответил Лабушер.

Он опустил глаза, и Антония поняла, что Генри не все ей сказал.

— Скажите правду, — потребовала она, — ничего от меня не скрывайте.

— Я только что узнал, что поезд, отошедший от Северного вокзала, был захвачен прусскими кавалеристами в Сенлисе, а это, как вы знаете, всего двадцать семь миль к северу от Парижа.

Антония от изумления открыла рот, но не произнесла ни слова, а Лабушер добавил: