Невеста для Бессмертного

В этом гневе она внеслась домой, сжимая несчастный пучок полыни. В этом праведном гневе она подергала меленьких желтых невзрачных цветков, сыпля их в колдовские ингредиенты горстями — вместе с изодранными мятыми листьями и зазевавшимися несчастными обезглавленными букашками.

Утробно рыча, словно Волк, переваривающий Красную Шапочку, с хрустом перетолкла она все солонкой, притом действовала так решительно и грубо, что камень в солонке громыхать перестал, не вынеся гнева Марьванны и рассыпавшись. Хорошо хоть тарелка выдержала.

Кот, убоявшись ярости ведьмы, засел под столом, прижав уши и высунув лишь самый кончик носа, к которому скатились вытаращенные от ужаса желтые глаза.

— Маняша, зачем же так грубо… — в последней попытке предотвратить Армагеддон мяукнул он, но было поздно. Все это, измельченное, растерзанное и перемолотое в жерновах страстной ярости Марьванны, отправилось в кастрюлю, было залито кипятком и безжалостно потыкано деревянной лопаткой. Вслед за этим Марьванна буквально выплюнула долгое нецензурное ругательство, в котором она высказала самую концентрированную суть того, что она думает о соседях в целом и о каждом по отдельности в частности.

Зелье, приобретшее благодаря полыни приятный зеленоватый оттенок, тотчас же вскипело ключом, как целебные грязи на минеральных водах, вспенилось мелкими пузырьками, и кот припал к полу, закрыв голову лапами. Демоны, к которым взывала Марьванна на ночь глядя, были пробуждены. Ее изрыгающий проклятья голос был словно громыхающий будильник над их головами, и они собирались творить зло спешно, как пожарная команда, поднятая по тревоге.

— Маняша, остановись! — молил кот, но Марьванна, разбушевавшаяся не на шутку, ответила ему адским хохотом, яростно намешивая свое варево, которое с каждым поворотом ложки становилось все гуще, вроде зеленой вонючей карамели. При этом оно выглядело омерзительно, как сопли мамонта, тряслось как желе и противно, как голос Колесничихи, булькало.

— Маняша!

Кот был ученый, поэтому считать умел. С замиранием сердца он отсчитывал зловещий скрежет деревянной лопатки по дну кастрюли и молился красну солнышку, чтоб Марьванна хотя б тут не успела, не провернула в стремительно густеющем вареве ложку положенное количество раз. Но не тут-то было: с шестьдесят шестым поворотом ложки кастрюля сыто и зловеще булькнула, оповещая, что зелье готово, и почти тотчас же пропел заспанный петух, подгоняя наступающий рассвет. Но было поздно; втянув в себя воздуха побольше, кастрюля раздулась, как резиновая, и со свистом подлетела к потолку, обдав все кругом недобрым канализационным запахом, накрывшим кухню, словно ядерный гриб.

— Дело сделано! — замогильным голосом произнес кот. Петух, спеша все исправить, проорал второй раз, отгоняя силы зла, в комнате за стеной заворочался, просыпаясь, Кощей. Подлая кастрюля, неспешно покрутившись под потолком, грохнулась на плиту, и зеленая жижа, пузырясь и чавкая, осторожно полезла наружу, словно инопланетянин-разведчик, покидающий свой корабль.

— Это что за гадость?! — упавшим голосом произнесла Марьванна, ухватив торчащую из жижи ложку и стараясь запихать зеленую субстанцию обратно в кастрюлю. О красоте, разумеется, можно было позабыть. Никакой мужик в мире не стоил того, чтобы попытаться съесть это в себя. Или даже намазать на какую-то часть тела. Фиаско было налицо.

Зеленая гадость ложку не отдала; более того — она нахально выдернула инструмент у Марьванны из рук и с циничным видом переломила ее у перепуганной женщины перед лицом, опасно, как гопник в подворотне, цыкнув лопающимися пузырями. Марьванна могла поклясться, что расслышала в зловещем кипении гоповатую наглую фразочку «а если найду?». И звучала она так, что кровь стыла в жилах. Компот Марьванны, магическим способом наделенный разумом, отчего-то вел себя как матерый уголовник-рецидивист в синих куполах, оттянувший двадцать лет по совокупности. И на достигнутом он явно не собирался останавливаться…

— Ты, Маняша, тоску зеленую сварила, — пятясь назад, ворча и дыбя шерсть, прокричал кот хриплым мявом. — Тоску зеленую да лютое лихо одноглазое. Зло страшное… Говорил тебе — не нервничай! Вот он, темперамент твой, вот они — способности! Лучше б я львицу попробовал…

Меж тем петух проорал трижды, и Кощей проснулся. Это было совершенно понятно, потому что он сладко почмокивал и молодецки потягивался до хруста.

— Маняша, от этого надо избавиться, — простонал кот таким несчастным голосом, будто на кухне у Марьванны лежал расчлененный труп. — Кощей Трепетович не любит, когда против него дела черные замышляют. Добро б у тебя вышло все, а вот этот холодец ему как объяснишь?! Осерчает, и конец тогда нам с тобой!

— А что он сделает-то, что, — хорохорясь, слабо вякнула Марьванна.

— Запрет, замурует обоих в башне, и гадость эту подкинет, — ответил кот умирающим голосом под столом. — И будем мы век свой в слезах и соплях коротать.

Старая кровать затрещала под поднимающимся Кощеем, и Марьванна, сообразив быстрее восьмиядерного компа, ухватила крепкий желтый мешок с логотипом местного супермаркета и вывалила свое варево туда, намертво завязав узлом прочные ручки.

Жижа, оказавшаяся взаперти, недовольно заворочалась. С ужасом, словно в фильме-хорроре про пришельцев, Марьванна видела, как оно тычет деревянной ложкой изнутри, стараясь найти выход. Это было так же жутко, как Хайлайновские кукловоды. Как мозговые слизни из Футурамы! Теплое и явно живое, оно ворочалось в руках Марьванны, и кот смотрел на пляшущий мешок с благоговейным ужасом.

— На балкон его, быстро!

Марьванна твердой недрогнувшей рукой ухватила кота за шкирку, и в следующий момент он очутился за окном, висящим на полотенце, с мешком, зажатым в зубах, с тоской в глазах и с отчаянием в сердце, словно Мориарти над водопадом.

— М-м-м… — попытался завопить кот, изо всех сил цепляясь когтями за полотенце, но Марьванна страшно цыкнула на него, и он обреченно затих, покоряясь ее злой воле.

— Раз… Два…

До трех Марьванна досчитать не успела: раскачивая кота на полотенце, стараясь забросить его на свой же балкон из окна кухни, она набрала нехилую амплитуду, и кот, зажмурившийся и ссущийся по своему обыкновению, мешок в зубах не удержал. С треском резанулись об острые котовые зубы ручки пластикового мешка, и жижа с чавканьем приземлилась прямо на балкон Колесничихе. Кот же, черным снарядом перелетев через ограждение, теперь с виноватым видом выглядывал, как перископ пристыженной светской атомной подводной лодки, с балкона Марьванны. Впрочем, несмотря на то, что кот изображал отчаяние и раскаяние, он все же был рад, что мозговой слизень, сваренный Марьванной, оказался на отдельной от него, от кота, территории, и Марьванна яростно погрозила ему кулаком.

— Что делать теперь?! — прокричала она страшным шепотом коту. — Как это добыть обратно?!

— Потом придумаем! — так же шепотом прокричал кот, и перископ ушел на глубину.

Кощей, зевая и почесываясь, бродил по квартире Марьванны, пытаясь совершить утренний туалет. Кот надежно спрятался на балконе в зарослях экзотических цветов; Марьванну терзало запоздалое раскаяние и недобрые предчувствия. Максимально высунувшись из окна, она заглянула пристальнее на балкон Колесничихи, и в свете серенького рассвета с ужасом увидела, что мешок с жижей разбился аккурат об приоткрытое по случаю летней духоты окно. Бренные останки пакета трепетали на ветру, зацепившись об угол рамы, а сама жижа-рецидивист, крепко зажав обломок ложки, распласталась на подоконнике Колесничихи, слегка контуженная падением. Выглядело это так, будто Колесничихе на подоконник пьяную Кикимору вырвало. Но это было не самое страшное. Намного страшнее было то, что жижа потихоньку очухивалась и медленно сползалась в плотный ком, оглядываясь по сторонам и намереваясь творить зло…

Глава 7. "Кто это сде-елал?! Ай-я-яй!"

Зеленая жижа, она же Тоска, она же Лихо, была зла, как маленькая слюнявая болонка, захлебывающаяся истеричным лаем и пытающаяся укусить себя самое за хвост. Ей было совершенно все равно, кому портить жизнь, и беззащитная спящая тощая Колесничиха подходила на эту роль как нельзя лучше. Придя в себя и как-то сориентировавшись в пространстве, жижа ткнула своей ложкой раму, небрежно стряхивая печально колышащийся на ветру пакет, уничтожая следы своего проникновения в дом, и тихо-тихо, по-рецидивистски умело сползла по батарее на пол.