Невеста для демона страсти

Я же, напротив, особого желания есть почему-то не ощущала. Мне нравились запахи, источаемые блюдами, да и выглядело все достаточно аппетитно. А вот вкус оставлял равнодушной. Нет, еда не была безвкусной, вкус был, и он был правильным, ожидаемым, но… Особого удовольствия не приносил. Я даже голода особого не испытывала. Просто ела, потому что время еды, и я пришла сюда за этим. А ведь еще в номере я чувствовала себя голодной… Одними запахами насытилась? Или это все нервы?

— Неужели совсем не вкусно, Роуз? — надо же, он все же не только едой занят? А по виду не скажешь.

— Ну почему, не совсем.

— Так наслаждайся!

— Ты долго сидел в тюрьме?

Он поперхнулся квасом. Поставил кружку, откашлялся.

— Ну, нельзя же так, Роуз, я ж подавлюсь, — укорил, привычно посмеиваясь. — И что же, по-твоему, я мог забыть в этом мрачном месте?

— Да я не знаю, что личности вроде тебя там время от времени забывают. Некоторым еще костер очень нравится. Мерзнут, наверное.

— Должно быть, — он вновь с удовольствием принялся за еду. — А личности вроде меня — это какие, Роззи? Расскажешь?

— Легко. Те, кто имеют проблемы с законом, выдавая себя за тех, кем они совсем не являются. Жульничают в карты, играя по-крупному, на поместья и состояния. Занимаются черным колдовством, принимая чужие личины и обманывая самого Деуса. Не знаешь таких?

— Знаю, Роззи, как же не знать, — легко соглашается он. — Не очень в курсе, что такое «черное колдовство».

— Это то, что ты делал в храме.

— В храме, Роуз, я лишь предъявил Деусу договор, который он не мог не исполнить. Ведь с моей стороны все условия были соблюдены.

— А то, что ты выдал себя за герцога Раенского?

— Так ведь не в храме, Роззи, милая, — он неторопливо отпил из кружки, и продолжил. — Я обманул священника, явив ему чужую внешность и назвав чужое имя — да, не спорю. Но это было в частной беседе и за пределами храма. А когда я стоял у алтаря — я был только собой.

— Но ты сказал, что скопировал его суть, и именно потому…

— И именно потому, Роззи, я получил брачную звездочку, которая идеально вошла в ладошку герцога. Я скопировал суть того, для кого я прошу брачные узы. Но не утверждал, что он — это я. Перед лицом Деуса — не утверждал.

— Ты хочешь сказать, Деус знал, что творится ложь? И допустил это? Потворствовал? Участвовал?

— Он связан договором. Он ведь бог, чтящий букву. Законы, договоры, регламенты, правила — он не только следит, что бы люди выполняли все, что заверено на его алтаре, но и сам не в силах нарушить взятые на себя обязательства. И потому мне просто нет нужды его обманывать. Другое дело, что людям не стоит знать о наших договоренностях. И для людей приходится разыгрывать целую историю. Но мне нравится играть, Роззи. Это весело.

— А ты не находишь, что людям вокруг — не очень?

— Это ж каким, моя маленькая Роуз?

— Например, мне. Меня выдавали замуж, я венчалась в храме, я уехала с тем, с кем венчалась — а в итоге оказалась бесчестной женщиной.

— Ну-у… Это смешно, Роуз, правда, смешно. Бесчестен был я, а бесчестной женщиной оказалась ты. Редкостный бред, ты не находишь?

— Не нахожу. Ведь это меня осудят.

— Кто, Роззи? — он лишь пренебрежительно фыркнул. — Что тебе до людей? Ты со мной. А я дарю тебе самое захватывающее приключение, которое только может выпасть на долю женщины твоего круга. Что тебя ждало, Роззи? Скучный брак с каким-нибудь старым занудой. А теперь…

— А теперь? Зачем вообще было вмешивать в это герцога? Почему нельзя было просто на мне жениться?

— Герцога? Ну, герцогу я тоже подарил захватывающее приключение. Возможность узнать нечто новое, стать кем-то иным. Ему понравится. Не знаю, как результат, но процесс точно весьма увлечет, — он со смаком обгрыз баранью ножку, отложил ее, промокнул губы салфеткой. — Что до женитьбы — увы, моя Роззи, но это тот самый пункт договора, в котором Деус обманул сам себя. Факт заключения брака подтверждает принятие на ладонь брачной звездочки. Этакое материальное воплощение духовного таинства. А я не могу ее принять. Мои ладони, увы, не столь материальны. А потому брак со мной просто не может быть заключен.

— То есть? — что-то я вообще перестала его понимать.

— То есть, меня в этом мире костной материи вообще нет. Я не существую. Я дух. Нельзя выйти замуж за того, кого нет.

— Для духа ты как-то слишком хорошо питаешься. А для того, кто не обладает «костной материей», ты оставил слишком уж материальные следы на моем теле. Которые как-то уж слишком недуховно болят.

— Все еще болят?

— Ноют, ощущаются, не позволяют поверить, что все, что было между нами за прошедшие два раза, относилось лишь к области иллюзий и фантазий, — гляжу на это «чудо нематериальное» с большим-пребольшим скепсисом.

— Роззи, — тянет он с улыбкой. — Недоверчивая моя девочка… Конечно, я могу воплотиться. Но, к примеру, что бы на несколько часов стать герцогом, достаточно материальным, чтоб не только удержать его звездочку в ладони, но и суметь окрасить ее твоей кровью, мне пришлось неделю выгуливать твоего отца.

— Выгуливать?

— Создавать этому картежнику условия, при которых его страсть к игре выплескивалась бы из него фонтаном — день за днем, час за часом: выигрыш — проигрыш, надежда — отчаянье. Я держал его в таком напряжении, что он уже едва ли вспомнит, сколько раз он проигрывал мне все свое состоянии и выигрывал все мое. Это такой эмоциональный накал, почти безумие…

— Так я угадала, в карты ты жульничал?

— Я не жульничал, я управлял процессом. Вот нет в тебе полета фантазии, Роззи.

— Что делать, я существо материальное… А ты, значит… Ты поглощаешь чужие эмоции и… что? Ты за счет этого существуешь? Продлеваешь себе жизнь? — это с кем же меня судьба столкнула? Он призрак? Неупокоенный дух давно умершего человека? Чтоб я еще разбиралась в нечисти…

— Нет, Роззи. Существую я прекрасно и сам по себе. Но это существование — оно бесконечно и скучно, моя розочка. А вот чтобы воплотиться и жить — мне нужны человеческие эмоции, больше того — страсти. Поглощая их, я обретаю форму, и чем сильнее страсть — тем эта форма совершенней.

— То есть, я тебе нужна…

— Чтобы быть человеком, Роуз. Чтобы быть совсем-совсем человеком. Ощущать вкус еды, и запах твоих духов, и шероховатость ткани…

— Но зачем этот фарс с женитьбой? Ты бы мог просто похитить… или уговорить… кого-то.

— Не мог, моя Роззи. Договор. Он дает нам право, но ограничивает возможности.

— Нам?

— Ты правда думала, что я такой один? Это было бы невыносимо, моя прекрасная, — он отодвинул от себя пустую тарелку и взглянул на меня. — Ты закончила? Тогда идем наслаждаться жизнью. Сейчас самые сладкие дни — дни, когда мы оба можем получать удовольствие от всего, что в состоянии дать нам человеческий мир.