Невеста фараона

– Звучит очень неплохо, матушка царя, да будете вы с сыном живы, здравы и невредимы.

– Неплохо, – Мутемуйя фыркнула и неожиданно мне подмигнула. А потом хлопнула в ладоши.

Двери зала отворились. И мы все пронаблюдали, как к нам вышел… о да, кто бы сомневался, прекраснейший из прекрасных живущих на этом свете мужиков. Великолепный Ахмес собственной персоной. Я с трудом сдержала смех, который терзал меня изнутри и готов был вырваться настоящим истерическим хохотом. До того он выглядел нелепо в пышных придворных одеждах, в огромном парике, с густо подведенными глазами и сильно-розовыми барби-румянами. Не щеки, а попка младенца. Ахмес протопал на середину зала и церемонно поклонился матери царской. Меня он не удостоил вниманием. Ну еще бы! Я же тут, по его мнению, вообще статистка.

– Ахмес, сын Птахшепсеса, урожденный в городе Инбу-Хенж, – отрекламировала моего бывшего Мутемуйя.

Только теперь он посмотрел на меня. Пристально, со значением. Вот же идиот! Он не знает, что вчера я слышала его разговор с Тамит. И мне известно больше, чем он думает.

Я растянула губы в улыбке и слегка склонила голову в намеке на благосклонность. И продолжала смотреть на него, не отрываясь. Он тоже улыбнулся. А в глазах его отразились лучи солнца. Да он обрадовался, гад.

– Как я понимаю, вы давно знакомы, – обрадовался в этом зале не только Ахмес. У Мутемуйи словно гора с плеч свалилась. И голос полегчал, и даже щеки порозовели. Только взгляд все еще выдавал напряженность. Дело-то не закончено.

Она посмотрела на меня, и мне пришлось оторваться от своего бывшего или теперь еще и будущего парня. Пора было держать ответ. Ох, как же мне стало страшно! Хуже, чем на вступительных экзаменах по актерскому мастерству. Тогда мне нужно было только басню прочесть. Крылов-то Иван Андреевич, поди и не догадывается, что написал не просто забавные и поучительные стишки, а настрочил приговоры многим несбывшимся надеждам будущих абитуриентов театральных ВУЗов.

– Стрекоза и муравей! – я запнулась и смущенно оглядела аудиторию.

Потрясенные слушатели одновременно хлопнули подведенными глазами. А мелкий Аменомусхет икнул, дернувшись всем тельцем. Вот тебе еще один урок шутовства. Не благодари. Ну, что поделать, вырвалось. Это все от стресса. Два с лишним года прошло со вступительных экзаменов, а у меня, как только что-то нервное на публике, в голове одна «Стрекоза и Муравей». Я сжала кулаки. Надо продолжить, не уронив себя. Поэтому я аккуратно вдохнула, в полной тишине выдохнула и произнесла, как и намеревалась. С достоинством. Ну, во всяком случае я старалась:

– Великая мать царская, я благодарна вам за совет…

Я сделала паузу, как учил Станиславский. Долгую. Я внимательно посмотрела в глаза Мутемуйе, чем напрягла ее до крайности, потом перевела взгляд на визиря Птахмеса, слегка склонила голову, потом внимательно оглядела Ахемеса, представляя себя заводчиком, выбирающим племенного жеребца на выставке. Что сказать, экстерьер хороший, но вот по сути явная выбраковка. Он выпятил грудь, немного побренчав ожерельем. Первым не выдержал Амонемусхет и топнул ножкой.

– Так ты согласна взять в мужья достойного Ахмеса? – вопросила Мутемуйя.

Не такой уж он и достойный. Я вздохнула и покорно опустила глазки:

– Нет, великая мать царская.

Позади Мутемуйи недовольно зашептались старцы. Я не стала их распалять до откровенных заявлений, а потому вздернула подбородок и твердо заявила:

– Я выбрала более достойного для себя супруга. Я хотела бы стать женой прекрасного Джахутимесу, сына Визиря Птахмеса. Думаю, септ Инбу-Хенж под его мудрым и умелым управлением еще более расцветет и преуспеет.

«Чва».

С этим звуком абсолютно все присутствующие уронили свои челюсти. Включая Ахмеса и означенного прекрасного Джахутимесу. И я могла их понять. Наверняка большая часть старцев прекрасно знали о том, что назревает заговор. Возможно, кое-кто догадывался, что именно Джи-Джи его и затевал. А я только что предложила не только устранить повод для заговора, убравшись в провинцию, но и утащить с собой лидера заговорщиков. И на долгие годы обеспечить царю и его придворным спокойствие и процветание. Никто из тех напыщенных мажоров, с которыми я успела пообщаться, на настоящие действия не способен. Я удивлена, что и разнеженный Джи-Джи замутил такое безобразие. Не иначе как мозги вскипели под огромным париком. Я чувствовала, что вот-вот и у меня вскипят. Прямо сейчас. Жара стояла невозможная. По спине теплой струйкой сочилось масло, собираясь в районе копчика и впитываясь в платье. Вот же гадость пахучая. Пахла я розой и немного мятой. Нежно, освежающе, но до чего же липко.

Мутемуя тем временем, судя по напряженному выражению лица, пыталась осмыслить замену. Ее собственного ума не хватало, чтобы понять, насколько ценное предложение я выдвинула. А визирь Птахмес принялся ей что-то нашептывать, видимо отговаривая. Потому что она уже спустя минуту сдвинула брови и зыркнула на меня с подозрением. Джи-Джи стоял с закрытыми глазами. Прощался со свободой. Я не удержалась и зыркнула на Ахмеса. У того лицо превратилось в маску. Он смотрел перед собой, словно его разум вышел из комнаты и гуляет по саду, оставив нам бренное тело. Даже глаза как-то остекленели. Ох, ну да, изображает, что я разбила ему сердце.

Тут двери раскрылись и в низком поклоне вошел какой-то служащий в огромном парике, белом льне и золоте. Наверное, секретарь.

Мутемуйя теперь скосила на него подозрительный взгляд. Даже интересно, чего ей такое нашептывает мой дядюшка, если она совсем мозгами двинулась. Уже и секретаря подозревает.

– Великий царь Небмаатра желает видеть матушку, госпожу Танеферт, визиря и советников прямо сейчас.

Потом он полетел вперед головой, потому что великий царь, вбегая в зал и топоча золотыми сандалиями, толкнул его в пятую точку. Я с трудом сдержала смешок, проследив, как несчастный врезался париком в спину Ахмеса и вся эта композиция на секунду замерла, создав живую скульптуру кентавра. А царь подбежал вовсе не к матушке, а ко мне. И тут же схватил за руку. Я испугалась. А что, если он передумал?

– Матушка, я одобряю выбор госпожи Танеферт. И желаю, чтобы почтенный Джи-Джи согласился на ее предложение.

«Чва».

Только что восстановленные на свои позиции челюсти снова одновременно упали. А на Ахмеса смотреть было жалко. Даже розовые румяны не скрыли, как он побледнел. И губу закусил. Видимо, еще рассчитывал что-то изменить. А теперь, слово царя – закон. Мутемуйя же, наконец, поняла, что ей не придется уговаривать своего капризного сына отказаться от любимой игрушки. И просияла. На ее лице теперь было написано «Господи, да как скажешь!». Визирь Птахмес тоже это понял. А потому прекратил нашептывать и разогнулся с весьма недовольным видом. Неужели он одобрял заговор своего сыночка? Я-то думала он просто за него боялся.

– И еще кое-что… – Хеви посмотрел на меня смеющимися глазами и дернул за руку, – Сама им скажи.

А потом он сдвинул брови и добавил:

– Я это все уже одобрил.

Общество потрясенно замерло. Ну а что? Да, я тоже плела дворцовый заговор. Только не против царя, а вместе с царем. Это ведь не одно и то же.

– Я и правда выросла вместе с достойным Ахмесом. И знаю, как он мечтает отправиться в путешествие на юг. Путешествие за пороги Реки его всегда манили и он желал прославиться, добыв в лесах Куша не только новые знания, но и богатые дары для царя, да будет он жив, здрав и невредим.