Невеста миллионера

В этот момент пиликает телефон, и я беру трубку, отвечая Лёне, которому написал перед сном.

— Вы уверены, что…

— Да, я уверен. Я вроде четко выразился. Дал понять, чего хочу.

— Но каждый день…

— Именно, каждый. Если у тебя есть клиенты богаче?

— Нет, — рассмеялся он. — Богаче нет. Тогда я выезжаю. Буду у вас через час. Поставьте укол.

Укол. Надо Еву найти. Выяснить, не приснилось ли все-таки вчерашняя «прогулка» по местным мрачным красотам.

И я уже встал и отправился в душ, думая о том, как скоро мне удастся затащить в него Еву. Потом я заехал в гардеробную и обнаружил, что все мои вещи мало того, что чистые. Так еще и развешаны в строгом порядке. Даже, черт возьми, выглаженные.

Жуть, в общем.

Я взял футболку, убрал в хвостик волосы и уже собрался выезжать в свет, как вдруг услышал звон битого стекла.

Я в считанные мгновения добрался до столовой, где заметил много осколков. Рядом стояла Ева, замерев, и Ника, сложившая руки на груди.

— Выгони ее, — потребовала она. — Она разбила любимую мамину вазу.

— У мамы в этом доме не было любимых вещей. Так что, даже если… Если ее разбила Ева, то надо просто выбросить этот хлам.

— Хлам? Серьезно? А что еще ей можно?

— Все.

— Не поняла. Это когда шлюхам дали права.

— Спроси себя, — она ахает от возмущения. — А Ева моя невеста.

— Полная чушь! Ты не хочешь жениться! — уже орет она, почти топая ногой как маленькая девочка. Новость для нее не из приятных. Ведь она привыкла, что я в полном ее распоряжении. И, по сути, я поставил Еву под огонь ее ненависти на весь мир, но кто сказал, что будет легко.

— Давай я сам буду решать… — ору в ответ, но тут Ева откашливается и показывает на кухню.

— Раз уж столовая не пригодна для завтрака, предлагаю перейти на кухню.

— Отличная идея. Ника? — она краснее от негодования и поворачивается к Еве. Абсолютно безмятежной. Порой кажется, ничего ее не может взволновать. Ну или почти ничего.

— Не думай, что тебе есть место в этой семье. Я скорее сдохну, чем позволю этой свадьбе состояться.

— Не стоит идти на такие жертвы ради нашего счастья, — улыбается Ева, а меня разбирает смех. — Обычного пожелания будет достаточно.

— Ты совсем поехавшая!? Харитон, она обует тебя, а потом пойдет налево, потому что ты как минимум инвалид. Как максимум гандон! Ты в курсе, что он любитель поспорить на живые души.

— Я знаю…

— Сумасшедший дом, — бесится Ника и убегает из столовой, а я тут же качусь к Еве, беру ее за руку. Напряженная. Но это и понятно.

— Я вроде сказал, что нужно найти другого повара. Теперь ты моя невеста. Незачем горбатиться у плиты.

— Ценю твою заботу. Но найти повара за ночь не способен никто, а я хотела есть. Так что, если ты готов присоединиться, то вперед.

— Я готов, но все равно не хочу, чтобы ты тратила на это время.

Она сама везет меня на кухню, к столу, а я сразу звоню Гоше, пока Ева наливает чай к свежеиспеченным вафлям, запах которых буквально обволакивает и терзает вкусовые рецепторы. Здесь еще свежие сливки и ягоды. Кайф.

— Гоша. Привези с гаража новое кресло. Чувствую себя инвалидом.

— Доброе утро, шеф. Будет сделано, шеф.

— Интересно, — убираю телефон. — Как быстро он из жополиза превратится в наглого ублюдка.

— А чего-то среднего не может случиться? Или ты человек крайностей?

— Все или ничего? Пожалуй, да. Я не ищу друзей, — пожимаю плечами и наконец могу отломить свой завтрак и попробовать, так ли он хорош на вкус, как и на вид.

Черт.

Охрененно. Я даже прикрываю глаза, чувствуя, как все это чудо тает на языке…

Посмотрев на Еву, я замечаю, как она прячет улыбку за чашкой.

— Нравится?

— Не то слово. Пожалуй, иногда я буду просить тебя делать мне такие вафли.

— Я не против. Я люблю готовить для благодарной публики.

Меня смутила эта фраза. Сразу представилась счастливая семья, где Ева готовит для кого-то другого.

— Такой, как твой сын?

Она меняется в лице, но не встает, не сводит брови, просто становится другой.

— Для тебя это проблема?

— Не знаю. Нет, наверное. Кто его отец? Он не заявится набить мне морду за то, что я отнял его семью?

Ева вдруг звонко смеется. Буквально хохочет.

— Боишься, что не сможешь ответить?

— Еще как смогу. Видела колеса? Я его перееду.

— Точно. Переедешь. Не волнуйся. Его отец даже не знает, что имеет сына.

Я задумался. Хотел бы я знать, что у меня есть ребенок? Не знаю. В моей жизни всякое бывало, но я всегда пользовался резинками, но если бы… Все равно не знаю.

— Считаешь, ему не нужна семья? Ребенок?

— Не знаю, — честно ответила она и внимательно на меня посмотрела. — А ты бы хотел знать, если бы…

— Я всегда был осторожен.

— Всегда? — поднимает она брови, и я даже откашливаюсь.

— Ты знаешь о чем-то, о чем не знаю я?

— Нет, конечно. Но слепая уверенность в себе часто приводит к непоправимым последствиям.

— Согласен. Но… Я богат. Уверен, что залети от меня какая-нибудь кошечка, она бы тут же объявилась на пороге с требованием алиментов. Как думаешь?

— Большинство, пожалуй, так и сделали бы.

— Вот видишь.

В этот момент на телефон позвонили. С поста охраны. Приехал Лёня, и я, доев последний кусочек и поцеловав Еву в губы, отправился в тренировочный зал, преисполненный энтузиазма. Но переодеваясь, я увидел в дверях Еву. Она стояла с шприцом в руках, как самая грозная медсестра.

— Я забыл.

— Хорошо, что я помню. Разворачивайся и оголяй зад.

— О, Ева. Ты такая шалунья, — подчиняюсь, чувствуя, как от боли в мышцах раскалывается и голова, но все равно чувствую, как близко подошла Ева. Как горячо ее дыхание.

Легкий укол отвлекает от боли, и я чувствую, как по телу течет похоть. Боль на боль равно удовольствие, и я, не думая, что делаю, тяну Еву на себя и глубоко целую.

— У меня шприц, — напоминает она, и я смеюсь, дергая ее бедра и усаживая на себя верхом.

— У меня тоже. И укол будет весьма ощутимым, — тяну ее волосы, что текут сквозь пальцы, проникаю глубже в ее рот, чувствуя, как ее потряхивает, как скользит в ответ ее язык. Такая податливая, словно готова прямо сейчас, здесь…

— Харитон Геннадьевич, — слышится голос Лени, и я рычу в мягкие губы.

— В этом доме никогда не будет покоя.

— Но разве это не чудесно…

— Боль в яйцах? Нет.

Ева смеется, целуя меня в щеку и проведя рукой по плечам, ниже, чуть касаясь самой выпирающей части. Она уже стояла рядом, а я весь горел, желая, чтобы она не смела отстраняться.