Невеста Мороза

– Вдруг что по дому отыскать придётся, подскажи, а?

– И всего-то? – усмехнулся он, – охотно.

– Как звать тебя?

– Прозывают Ратко, – посмотрел старичок искоса, – ты осторожнее будь со Стужайло. Недоброе он замышляет.

– Подробнее расскажешь?

– Не могу, – развёл руками Ратко, – на то мы домовые и приставлены, за порядком бдеть, да секреты хранить.

– Ладно, мне бы волхвов дождаться, а там соображу, что и как.

Послышалась тяжёлая поступь хозяина, и Ратко исчез как не бывало. В комнату вошёл Стужайло:

– Проснулась? Теперь сказывай, как из леса вышла?

Названный отец и не собирался делать вид, что он здесь ни при чём.

– Ногами, – топнула я пяткой об пол.

– Лады, добром не хочешь, будет по-другому, – он двинулся в мою сторону.

– Добром ты меня в лесу кинул на смерть?

– Сказывал уже, к Люту Настя пойдёт. Выдам её за тебя.

– Не выйдет. Весенняя она, все знают. К Цветане ей надо.

– Все да не все, – усмехнулся Стужайло, схватил меня за руку и опрокинул на лавку, задирая юбку. От неожиданности растерялась, не сумев оказать сопротивления.

В детстве папа отдал меня на бокс, решив, что девушка должна уметь постоять за себя. Но когда на тебе лежит туша весом под сто килограммов, сильно не потрепыхаешься. Я извивалась змеёй, но выбраться из-под тяжёлого мужика не сумела. Страх сдавил грудь, тело цепенело, стиснув зубы, как могла, сопротивлялась.

– Ополоумел?! Отцом ведь зовёшься моим!

– Неродной я тебе. А девок порченных волхвы не берут, – он оскалился, схватив мои тонкие запястья своей лапищей, другая рука задирала подол. Сил не хватало. Я буквально задыхалась под огромной тушей, паника туманила мозг. Суставы рук пронзила боль. Насколько позволяло, скользнула вниз, под его тело, ногам стало свободнее. Со всего маху заехала ему коленом в пах. Стужайло взвыл, но хватки не ослабил.

– Не дёргайся, только хуже будет! – он дёрнул меня за ворот, подтянул к себе, раздвигая коленом ноги, – потерпишь малость, и всё. Чай, не ты первая.

И вдруг по телу, оттуда, где был медальон, прошла холодная волна. С полки на Стужайло упал увесистый горшок с простоквашей, тюкнув его по самой макушке. Мужик зарычал, подняв голову, и тут из рук моих полыхнуло светло-неоновой вспышкой, отбросив отчима в другой конец комнаты. В стену рядом с ним впились сосульки, тотчас начав таять.

– Свинья ты мерзкая, – я поднялась, поправив сарафан, – так вздумал?

Кулачок мой не сравнится с лапищей Стужайло, но тренер мне не зря удар ставил. Подойдя вплотную к едва очнувшемуся отчиму, с оттяжкой, залепила ему костяшками в глаз.

– Ещё раз подойдёшь – убью. Пусть не сразу, так потом. Запомни. И ночью спи с полглаза, как бы ценного чего не лишиться, – гнев бурлил во мне, сама не заметила, как ногой ударила его в пах. Наверное, на бис.

Мужика скрючило не на шутку. Замычав, повалился на пол, схватившись за чресла.

– Сильна, – простонал он, – проснулась сила твоя и норовистая, точно кобыла необъезженная. Не трону больше. Прости, бес попутал.

Я собрала осколки горшка с полки, откуда он грохнулся, выглянул Ратко, подмигнув мне.

– Матушка где? – спросила, не оборачиваясь, даже смотреть на ненавистного Стужайлу не хотелось.

– Корову встречает.

Отчим, кряхтя и постанывая, поднялся на ноги. Сел на свою лавку, привалившись к стене. Я ушла в бабий кут, дождусь Марьяну там.

В сенях раздались торопливые шаги и в горницу забежала девушка. Как понимаю, моя младшая сестра, Настя. Выглянула из-за шторки, пытаясь разглядеть пришедшую. На ней был зелёный сарафан с красной вышивкой, светло-русые волосы собраны в свободную косу. Синие глаза, как у Стужайло смотрели холодно. Красивая, совсем не такая, как я. Кожа до того светлая, что казалась полупрозрачной, розовые губки, точно созданные для поцелуев. Круглое лицо с милыми ямочками на щеках. Такую увидишь, не забудешь.

– Отец, да в порядке ли ты? – подошла к отчиму сестра.

– Да, – ответил тот, криво ухмыльнувшись, – малость ногу зашиб. Пройдёт.

Настя улыбнулась, прошла в бабий кут, заметила меня.

– А ты чего без дела сидишь? – лицо её исказила высокомерная ухмылка, – чай не ночь, на печи валяться.

– Чай и ты мне не хозяйка, – парировала я, – матушка придёт, решит кому и чем заниматься.

Сестра растерялась, вышла, бросив вопросительный взгляд на отца, но тот сделал вид, что не услышал. Не дождавшись помощи, девица фыркнула, вытащила из-под лавки сундучок и принялась перебирать свои платья, ленты, рубахи.

– Волхвов в Перемилово видели, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, – завтра к нам ждать надобно.

– Ты сундук тащить собралась? – злобно спросил Стужайло.

– Что же ещё? – удивившись, прервалась Настя.

– Сама ведь понесёшь! – рявкнул он, – дура-девка, долго ли пройдёшь с таким?

Сестра часто заморгала, на ресницах блеснули слёзы:

– Тятенька, да что с тобой?

– О тебе думаю, – пробурчал тот, – куда эдакую тяжесть девке? Собери узел, да не клади всего подряд. Чай не к оборванке идёшь, к колдунье великой. Босой и голодной тебя не оставит.

Тут и я прислушалась. Выходит, на полном довольстве будем. Хорошо. Не хотелось бы ещё о хлебе насущном переживать.

Сестра вздохнула так, что затрепыхались занавески на окнах, и принялась перебирать вещи заново.

Скоро и матушка подошла, таща в руках два ведра с надоем. Я поспешила ей на помощь. Парное, пахнущее сеном, молоко процедили через тряпицу, разлили по крынкам, часть спустили в подклет. Остальное Марьяна поставила на печь, не топившуюся летом.

Подхватив объёмный горшок, женщина собралась во двор. Оставаться в избе не хотелось.

– Погоди, матушка. Я помогу тебе, – вышла вслед за ней.

Во дворе, за домом, была небольшая печурка, где готовили летом. Не топить же печь в жару. Там уже подходил пышный каравай. Марьяна споро поставила горшок на огонь, подвинула мне корзину с репой. Усевшись на лавку, принялась чистить овощи, попутно размышляя о том, что мне с собой взять. Очень не хватало нижнего белья. Я чувствовала себя голой без него, особенно сегодня, когда Стужайло только и стоило, что юбку задрать.

– Матушка, есть ли у нас какой отрез тонкой ткани?

– На что тебе? – Марьяна двигалась механически, как робот, в глазах ни одной мысли. Не по себе становилось от этого взгляда.

– Пошить кое-что в дорогу, Настя говорит, в Перемилово вохвов видели.

Женщина села ко мне на лавку.

– Вот и отпущу тебя, доченька, – взгляд её немного прояснился, – учись прилежно. Не возвращайся домой. Не даст тебе здесь жизни, – она ласково погладила меня по голове, – найду, что просишь. Побудешь последнюю ночку со мной и упорхнёшь, точно птенец. Останусь я совсем одна, – на этих словах она сникла, поправила прядку волос, выбившуюся из-под платка, и снова вернулась к печке.