Невеста насилия

Тейлор исчез за дверью и через несколько минут появился в плавках. Тело у него было крепкое, мускулистое, атлетически развитое. Он прыгнул в воду и поплыл кролем, мощно и быстро; потом вынырнул и присел на бортик — вода струйками лилась с его тела. Нэнси стояла неподвижно, с купальником в руке. Она не знала, как ей поступать: что-то в этом юноше было особенное, непредсказуемое и удивительное.

Неожиданно Тейлор снова вернулся к их разговору:

— А впрочем, многое и так понятно.

— Стреляешь в темноте наугад? — спросила притворно равнодушно Нэнси.

— Нет, читаю твои мысли.

— Но, думаю, ты бы дорого заплатил, чтобы знать наверняка.

— Да, даже сейчас, — согласился Тейлор, — ты — самая прекрасная тайна в моей жизни. Я во многом сомневаюсь, но в одном уверен точно.

— И в чем же?

— Когда-нибудь ты станешь моей женой. И тогда я узнаю о тебе все. — Нэнси собралась ответить, но юноша продолжал: — Давай отложим допрос и поплаваем, чтобы укрепить силы. Переоденься и ныряй сюда. — Они плавали бок о бок до тех пор, пока совсем не выбились из сил, и оба одновременно вцепились в бортик. Неизвестно откуда появилась служанка-негритянка с белыми махровыми халатами.

— Сэр, обед подавать через полчаса? — спросила она. Нэнси отметила, что негритянка молода и хороша собой, а говорит с приятным нью-йоркским акцентом. Стол был накрыт на террасе, защищавшей от ветра. От живой изгороди из белого шиповника падала тень. Служанка бесшумно и ловко подала курицу в грибном соусе с гарниром из зелени и великолепное кьянти «ди Бадиа а Кольтибуоно».

— Что это еще за выдумка с женитьбой? Или ты шутил? — спросила Нэнси.

— Я по поводу серьезных вещей не шучу никогда, — ответил Тейлор.

— Тогда, признаюсь: я люблю другого. — Тейлор с наслаждением глотнул вина и полюбовался цветом кьянти, подняв хрустальный бокал к свету.

— Ценю твою искренность, — произнес он. — Но то, что ты любишь другого, совершенно не имеет значения. Я вас видел вместе — красивая пара. Но это скоро кончится. А я тебе говорю о нашей совместной жизни.

— Тейлор, мы с ним — любовники.

— Знаю.

— Знаешь? — растерялась Нэнси.

— И мне неприятно. Когда-нибудь ты неизбежно сделаешь сравнение и поймешь, как много потеряла.

— Я его люблю и собираюсь за него замуж, — твердо произнесла Нэнси, рассчитывая лишить Тейлора всех иллюзий.

— А я подожду, пока ты разведешься. Потому что ты обязательно разведешься, если вы поженитесь.

Поведение юноши очень раздражало девушку.

— Почему ты так уверен? — спросила она.

— Я знаю силу твоего характера и знаю силу моей любви к тебе.

— Давай поговорим о другом, — сердито предложила Нэнси.

— Хорошо. Где ты была несколько месяцев?

— На Сицилии.

— Одна?

— С семьей Лателла. — В сущности, это не было ни для кого секретом, и Нэнси могла не скрывать свою принадлежность к семейству Лателла.

— Ваш отъезд сильно напоминал бегство. Вы, мафиози, ведете себя иногда довольно странно.

Тейлор говорил жестко и определенно. Нэнси заглянула ему в глаза, пытаясь понять, что у него на душе. Может, он просто шутит, но, всмотревшись, поняла: никогда еще он не говорил так серьезно.

— Не ожидала от тебя, — проговорила она, — ты вроде человек умный, а повторяешь такие старые банальности. Мафия — не столько определение, сколько клеветнический ярлык. Его навешивают в этой стране на некоторых людей, что смогли пробиться наверх. Ярлык, и ничего больше…

— Мафия — реальность. И хорошо бы тебе научиться распознавать ее и именовать настоящим именем, — сказал Тейлор, видимо, надеясь убедить Нэнси.

— У меня на этот счет — собственное мнение, — твердо ответила девушка.

— Одно дело — мнение, а совсем другое — реальность. Можешь думать, что угодно, но ты должна отдавать себе отчет в том, что живешь в доме одного из главарей мафии. Сотни раз в газетах писали о том, что Фрэнк Лателла замешан в преступной деятельности. Его имя всплывает на всех процессах «Коза ностры». Про Лателлу можно роман написать.

— Но никто ни разу не выносил ему обвинительный приговор.

— Это значит лишь то, что он очень хитер.

— И ты тоже хитер, Тейлор Карр, а может, только кажешься хитрым. Без Фрэнка Лателлы я никогда бы не оказалась с тобой здесь, в этом прекрасном доме. Я бы не поступила в Йельский университет, у меня не было бы счета в банке и дома в Гринвиче. Не будь Фрэнка Лателлы, ты бы меня и взглядом не удостоил.

Нэнси вскочила и в сердцах швырнула на стол салфетку. Тейлор негромко зааплодировал, улыбаясь своей обычной, неотразимой улыбкой.

— Ты умна, искренна, привлекательна. С таким характером ты обязательно многого добьешься. Теперь понимаешь, почему я тебя люблю и хочу жениться.

В глазах Нэнси сверкала ярость.

— Ты мне больше не интересен, Тейлор Карр, — воскликнула она. — Отвези меня, пожалуйста, обратно, в университет.

— Может, кончим, обед?

— Я не позволю устраивать мне полицейское дознание. В моей жизни есть много такого, о чем ты не знаешь. И хорошо, что не знаешь, поверь мне. Мы принадлежим к разным мирам. Ты — богатый аристократ, за тобой — целая вереница английских предков. А я — из рода вечно голодных, неграмотных крестьян. Моя бабушка не умеет читать. Но кое-что ты приметил верно: я многого добьюсь. Потому что так хочу. Потому что я в долгу перед моей семьей, особенно перед отцом. Но кое в чем ты ошибся: я никогда не выйду за тебя замуж. Я люблю другого и жду от него ребенка.

30

Нэнси чувствовала себя как никогда счастливой и спокойной. Словно солнце взошло у нее в душе. Ей казалось, что наконец-то нашла она надежный приют, где тепло и светло, нашла мечту, которую может лелеять, нашла любовь, которую будет беречь. Этой ночью разразилась сильная гроза, с громом, молниями и ливнем. На рассвете ветер разогнал плотные тучи, и небо стало голубым и ясным. Начался теплый, приветливый воскресный день августа.

Фрэнк Лателла с женой заказали два билета на вечерний спектакль на Бродвее. Они приехали в Манхэттен в полдень, как раз к мессе в соборе святого Патрика. С ними были Нэнси, Сэл и Джуниор.

После службы все пешком отправились по Пятой авеню к отелю «Плаза», куда должны были явиться Шон и Хосе Висенте, вернувшиеся из Сан-Франциско. Намечался семейный обед — приятная встреча и неизбежные беседы о делах.

На Нэнси был белый льняной костюм, подчеркивавший тонкую талию и чуть раздавшиеся от беременности бедра.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовалась Сандра.

Она говорила, обращаясь только к Нэнси, тем тоном, каким говорят о своих делах женщины, когда не желают, чтобы вмешивались мужчины.