Невеста Повелителя Времени
Шрифт:
Дерзость, наглость — всё это оказалось маской, что давно срослась с Оксаной и заменила кожу. Ее нельзя снять. Потому что она закрывает боль, как пластырь. Если его зацепить за край и рвануть, то можно вырвать душу, вывернуть ее наизнанку.
Этерн лишь слегка потянул за краешек этой раскрашенной в яркие и радостные цвета маски, что создавала образ успешной деловой женщины. И оттуда выглянула настоящая Оксана. Робкая и нежная девочка, что когда-то закрылась от всего мира, потому что этот мир сделал ей так больно, что стало просто невозможно дышать. Как же он ее понимает! Она даже не представляет себе, насколько! Никогда и никому Этерн не признался бы в том, что внутри него больше нет радости и света. И даже золотые песчинки времени получаются темнее, чем когда-то. Потому что продолжая создавать время
И им было бы очень хорошо вдвоем в этой раковине, если бы не мытарь. Этерн закрывал Оксану собой, чтобы она не поняла, что Мафхид стоит рядом. Жадно смотрит на них, облизывая уродливые губы, которые никому и никогда не показывает. И ощущает на них вкус времени Оксаны. Но сам Этерн чувствовал мытаря каждый миг любви с Оксаной. Знал, что мытарь физически испытывает всё то же, что и он. Что каждый поцелуй в мягкие и податливые губы девушки остаются сладким привкусом на губах мытаря. Знал, что когда его пальцы гладят шелковую кожу Оксаны, мытарь замирает от восторга, чувствуя жар ее тела на своих руках. Этерну хотелось выть от бешенства. Будь прокляты боги, что придумали соединить страх и время. Так было тысячи лет, но пора это закончить. Эта девушка будет принадлежать только ему. Он, Этерн, изгонит мытаря из своей жизни. И если нужно будет разорвать всю вселенную, то Этерн сделает это голыми руками, не задумавшись ни на миг.
5.3
Именно сейчас Этерн видел ее настоящую. Вот она, истинная Оксана, которая тебе нужна. Заплаканная, испуганная, без маски высокомерия. С распухшими от твоих же поцелуев губами. В эту самую минуту она так крепко обнимает тебя своими слабыми руками, словно хочет стать одним целым с тобой. Но ты видел ее и сильной, и непокорной, когда она до последнего мгновения сражалась за свою честь. Любишь ли ты ее такой, Этерн? Ответ очевиден. Да. Всего две буквы: "д" и "а". Но в них вложены часы, годы и столетия. Вернее, будут вложены, если ты отобьешь ее у мытаря.
Оксана забилась в его руках. Этерн крепко обнял ее, срастаясь с ней в горячих судорогах. Он был так занят, даря ей наслаждение, что даже не сразу заметил, что в комнате стало намного светлее. И вдруг яркий золотой свет ударил в лицо. Тело Оксаны окружил плотный золотой кокон.
— Что это, Этерн? — в ужасе закричала она. — Что происходит? Мне больно! Сделай же что-нибудь! — она схватилась обеими руками за живот.
Этерн рванул покрывало с разрушенной кровати, постелил на пол, подхватил Оксану на руки и с превеликой осторожностью положил на покрывало. Он прижался к ней всем телом, целуя тонкие пальцы, судорожно сжимающие невесомую ткань.
— Ты рожаешь время, — благовейно прошептал он.
Золотые слезы радости выступили на его глазах. Наконец-то он, Повелитель Времени смог зачать и родить время. С ней, с единственной, с той, что раздражала и которую так хотелось убить. И с ней как раз и получилось. Почему? Он и сам не знал. Во времени слишком много парадоксов. Так повелось еще с самого начала, когда одновременно родились два бога: Бог Времени Хронос и Бог Разрушения Хаос, и вступили в смертельную битву между собой.
Все живое и неживое тоже — это порождение Высшего Бога Времени Хроноса. И всё подчиняется его законам, потому что весь этот мир упорядочен во времени. Время — это лабиринт, где каждый из нас заперт в отдельном коридоре этого лабиринта. Жизнь любого существа ограничена своим сроком, даже жизнь камня. Хаосу — главному врагу времени отдана лишь малая часть: сны, галлюцинации, бред. Хаос — это первичный страх, дыры во времени, пустоты в плотной ткани, которую он медленно разъедает, просачиваясь везде, где Хронос дает слабину. И, прежде всего, в душе и сердце каждого живого существа. И из этого сплава страха и времени и получаются парадоксы.
Оксана снова закричала. Кокон, что окружал ее тело, вдруг лопнул и
взорвался черно-золотым фонтаном. Песок двухцветным вихрем закружился в воздухе, распался на два цвета: черный и золотой, и осыпался на пол двумя аккуратными кучками. Этерн осыпал поцелуями лицо Оксаны, радостно шепча:— Тебе удалось родить время. Добротное время, настоящее!
Мытарь спустился с подиума и подошёл к кровати. Черная балаклава подчеркнула смертельную бледность, разлившуюся по открытой части лица Мафхида.
— Да будет так! Да продлит Повелитель Времени жизнь той, что рождает время! Да превратятся ее секунды в минуты, а минуты в часы, — благовейно прошептал он, опустился на одно колено и склонил голову.
Мафхид прикоснулся к черной кучке песка, потрогал ее, растер песчинки в пальцах и даже попробовал на вкус.
— Не понимаю, — прошептал он. — Как такое может быть? Почему именно она?
— Не знаю, — ответил Этерн. — Но со временем мы разгадаем и эту тайну. Главное: у нас снова есть настоящий и добротный песок времени. Плохо только, что пока еще нет моих песочных часов.
Этерн и сам терялся в догадках, не понимая, что в этой девочке такого особенного. В его гареме жили самые лучшие женщины из всех миров. Принцессы и аристократки. Дочери магов и царей. И ни одна не сумела родить доброе и золотое время, да еще в таком количестве. Всё, что удавалось им исторгнуть из себя после ночи с Этерном — это жалкие крохи бледного цвета, которые почти не светились, а лишь матово поблёскивали в свете ламп.
Отчаяние и разочарование, что испытывал Этерн после ночи с наложницами из гарема, были настолько велики, что на рассвете он вызывал палача. И равнодушно потягивал крепкое вино, слушая стоны и плач наложницы, которую палач готовил к казни.
Оксана всколыхнула душу и плоть Этерна. Оксана подарила ему самое желанное дитя: время. И теперь она преподнесет ему еще один дар: ребенка. Но об этом позже. Сейчас необходимо доставить время во все миры. Шаоны и так недостаточно расторопны, как ему бы хотелось. Хотя обвинять их ни в чем нельзя.
Его песочные часы за несколько секунд разносили время по всем мирам. Конечно, шаоны так быстро не могут. Поэтому нужно торопиться. В Змане время течет не так, как везде. Пять минут времени в мире Зман — это долгие часы в других мирах. Когда Оксана вошла в спальню Этерна, часы показывали без пяти минут двенадцать. Их любовь, что продолжалась несколько часов по общемировому времени, заняла всего минуту здесь, в Змане. И сейчас до полуночи во всех мирах осталось всего четыре минуты. Шаоны летают по секундным коридорам, и для них время тоже течет по-другому. Но все же медлить нельзя. Миры ждут время. Сейчас многие замерли, глядя, как бегут секунды на часах. Задерживают дыхание, когда стрелки на обычных циферблатах соединяются в страстном объятии на цифре двенадцать. Цепенеют от торжественности момента, когда на электронных часах выстраиваются в ряд четыре ноля: 00:00. Конец и начало. Жизнь и смерть. Минута, когда мира нет. И времени нет. Есть только он, Этерн, единственный во вселенной, кто может подарить одному из нолей крошечную надежду на жизнь — единицу. Она подобно вечному двигателю даст жизнь самой жизни: 00:01. Этерн усмехнулся. Как красиво звучит: дать жизнь самой жизни!
— Шаоны, ко мне! — крикнул он и хлопнул в ладоши. — Летите по мирам и разнесите время.
Шаоны, как горошинки, посыпались прямо из воздуха. Этерн поднял ладони вверх и резко опустил. В воздухе замелькали крошечные мешочки золотого цвета. Каждый был размером с фасолинку. Песок взвился вверх, наполняя мешки. Шаоны подхватывали их и исчезали.
Мытарь щелкнул пальцами. Черный песок взмыл в воздух, превратился в змею и заполз под балаклаву Мафхида.
— Остальное я забираю в казино времени, — он шагнул к подиуму и скрылся за чёрной шторой.
Этерн подошел к Оксане и поцеловал ее.
— Одевайся, — шепнул он, гладя ее обнажённые бедра.
Этерн подошел к обломкам кровати. Вытащил из-под завалов столбов и балдахина золотистое одеяло, набросил на Оксану и негромко позвал:
— Стрелочник!
— Я здесь, Повелитель! Да превратятся ваши секунды в минуты, а минуты в часы, — проскрипел стрелочник, шагнув из темного угла спальни.
Он бросил быстрый взгляд на Оксану, которая неспешно одевалась, и благовейно прошептал: