Невеста с миллионами

— А какое наказание могло бы выпасть на долю столь вероломного убийцы? — спросил Дантес после непродолжительной паузы.

— Этого я не знаю… Я бы положился на правосудие — пусть с ним поступят, как он того заслуживает. Но где взять доказательства? — ответил Бюхтинг.

— Я против смертной казни, — сказал Дантес, — но не потому, что считаю ее жестокой. На мой взгляд, она мешает тому, кто действительно раскаивается, в полной мере испытать это раскаяние; мешает, я бы сказал, естественному проявлению этого раскаяния. Для столь бессердечного преступника, каким он предстает перед нами в образе этого Ральфа — в случае если преступник действительно он, — быстрая смерть представляется мне слишком мягким наказанием. О раскаянии тут говорить не приходится — лишь страх способен напугать его или, если на это есть хоть какая-то надежда, повлиять на его душу. Мы должны убедить его, что Ричард еще жив!

— Но возможно ли это?! — вскричал Бюхтинг. — Ему лучше других известно, что бедного доброго юноши больше нет на свете!

— После всего, что ты мне рассказал, получается, что Ричард, вероятно, уцелел после первого покушения, действительно был оклеветан Ральфом в Провиденсе и передан в руки военного трибунала, — сказал Дантес. — Если бы удалось посеять в душе Ральфа сомнение, что арестованный мертв, своим беспокойством он бы выдал себя или вынужден был бы постоянно носить на себе эту ужасную, но совершенно заслуженную им кару.

— Тут нет сомнений, — печально заметил Бюхтинг. — Однако он будет уверен в себе.

— Пройдем в дом, — предложил миссионер, помолчав. — Я собираюсь показать тебе разные письма и рассказать кое-что о Лотарио.

Они молча направились к дому и вошли в просторную чистую комнатку, где остановился Дантес.

— Мне нужно что-то сказать тебе, сын мой, — начал миссионер серьезным тоном, взяв Бюхтинга за руку. — Ты в силах вынести очень радостную весть без предварительной подготовки? Ты способен представить, что надежды Эверетта, предчувствия твоей Элизы могли оправдаться, что…

— …что Ричард жив? — вскричал Бюхтинг, бледный от волнения. — Боже мой… Дочь рассказывала, что видела его… Или по крайней мере кого-то похожего на него на Западном вокзале, когда прибыл скорый из Чикаго!

— Она не ошиблась: у любви самые проницательные глаза на свете, — подтвердил Дантес.

— А где он? Ради Бога… он действительно с вами? — вскричал мистер Бюхтинг.

Столь рассудительный, серьезный и сильный человек был вне себя от возбуждения и оглядывался кругом, словно Ричард мог появиться в любую минуту.

— Да, он со мной! — ответил Дантес. — Только дай мне слово, что никому не скажешь об этом! У меня определенные планы, и я бы хотел, чтобы ты еще некоторое время хранил молчание на сей счет!

— Я все сделаю! — пообещал мистер Бюхтинг. — Но как это возможно? Расскажите мне! Если это говорите вы, ошибки быть не может. В таком случае Ральф тоже видел его из окна вагона. Он в ужасе отшатнулся…

— А, так это был он. Я не узнал его! — сказал Дантес. — Ричард как раз спал, и я увидел человека, который выглядывал из стоявшего поезда… Вдруг он отпрянул от окна. Получается, что кара, которую я для него придумал, уже постигла негодяя. Знай же, Вольфрам, убийца — Ральф, причем убийца вдвойне: ведь в Провиденсе он узнал Ричарда, однако оклеветал его и передал в руки военного трибунала.

— А Эверетт? Ему уже известно? — воскликнул Бюхтинг голосом, все еще дрожавшим от скрытого волнения.

— Нет, еще нет. Об этом я и собирался с тобой посоветоваться… но только позже! Хочешь видеть Ричарда?

— О Боже мой… хочу ли я его видеть! — вскричал Бюхтинг, возводя глаза к небу. Потом он сложил руки, и его губы прошептали молитву. Старый миссионер обнял его за плечи. Лицо его было серьезным, торжественным. Он подвел Бюхтинга к соседней двери. Едва он открыл ее, глазам Вольфрама предстал Ричард, стоявший посреди комнаты. Юноша был предупрежден о предстоящей встрече и ожидал ее с нетерпением. При виде отца Элизы он не мог сдержать крик радости и поспешил ему навстречу. Они заключили друг друга в объятия.

— А что с моим отцом? — тихо спросил потом Ричард.

— Ну, теперь он воспрянет духом! — вскричал мистер Бюхтинг, с восхищением разглядывая молодого человека.

— А как Элиза? — еще больше понизив голос, спросил Ричард.

— Не будем пока говорить о ней, а от всего сердца возблагодарим Господа! — ответил Бюхтинг.

Как и следовало ожидать, целый час прошел во взаимных расспросах. Дантес оставил их в покое: он молча уселся спиной к окну и по-отечески радовался, глядя на них. Когда Ричард дошел в своем повествовании до событий, разыгравшихся в Провиденсе, и словами, исполненными пылкой признательности, описал, что сделал для него Дантес, старик прервал его излияния, подняв руку. Потом сказал:

— Моя задача оказалась легче, чем я рассчитывал. Меня считали мертвым, поэтому Стонтон, боявшийся меня больше всех остальных, обрел уверенность. К сожалению, мои первые расследования увели меня далеко от тех мест, где орудовали преступники. Мы не имели представления о том, что они скрываются совсем близко от Толедо, и углубились вплоть до Техаса, не обнаружив никаких следов, так что в конце концов я счел за благо вернуться назад и ждать новых известий. Так я узнал, что пропал Ричард. Не доверяя этому Антонио Йерресу, я не показывался на людях, а решил последовать за ним на свой страх и риск. При этом, правда, я потерял его из виду и обнаружил только тогда, когда было уже поздно. Я добрался до бэйю и подслушал разговор бандитов. Я сразу же — как и сами бандиты — заподозрил, что Йеррес направится в Провиденс, чтобы завладеть деньгами, если они туда поступили. Вначале мне казалось, что спасти Ричарда не удастся. Но когда я отыскал католического священника, который раньше сопровождал меня во многих опасных странствиях, я вновь поверил в благополучный исход. Священник был знаком с офицером, которому предстояло командовать экзекуцией. Похоже, ему было известно кое-что из прошлого этого офицера, неведомое большинству людей, — короче говоря, офицер согласился — получив вдобавок почти все деньги, что оказались при мне, — спасти Ричарда, заменив в ружьях солдат, которым надлежало расстреливать его, боевые патроны холостыми. Так я спас жизнь юноши, не напрасно, надеюсь, пришедшего в этот мир. К сожалению, лишь только мы добрались до форпостов войск Союза, тяжелая болезнь на два месяца приковала Ричарда к больничной койке. Доверить свои новости бумаге я не хотел. Кроме того, я считал невозможным сказать все в письме. И узнай Петтоу, что Ричард жив, он не стал бы терять ни минуты, чтобы уничтожить живого свидетеля своей подлости, уничтожить наверняка. Ведь не только корысть, но и, несомненно, ненависть и низость явились побудительными причинами, толкнувшими его на преступление. Он и теперь покушался бы на жизнь Ричарда. Поэтому требовалось тщательно хранить тайну. К тому же у Ричарда не было ни одного свидетеля. О негре, который видел преступление в прерии вблизи плантации «Либерти», мы ничего не знали. Стонтон был мертв, а где теперь его приятели — ищи, как говорится, ветра в поле. Они вообще могли и не знать сути дела. Тем не менее в Нью-Йорк мы вернулись бы раньше, если бы меня не задержали достойные сожаления стычки белых с индейцами в западных прериях. Я пытался примирить враждующие стороны, и во многих случаях это мне удалось. Ричард был моим верным спутником, и я думаю, из наших переговоров с западными переселенцами и краснокожими детьми прерий он вынес немало поучительного для себя на будущее.

— Слава Богу! — воскликнул мистер Бюхтинг. — А что же дальше? Как нам вести себя с Эвереттом? Разве он не будет знать о приезде Ричарда?

— Ты знаешь, как я его люблю, — ответил Дантес. — Конечно, он один из самых разумных людей, какие мне известны. Однако я не уверен, сумеет ли он со своим мягким характером скрывать от всех окружающих радость свидания с Ричардом. А в этом-то все и дело! Ведь, если Ральф узнает, что Ричард жив, мы будем вынуждены тотчас потребовать его ареста, иначе жизнь Ричарда будет в опасности. А этого я хотел бы избежать, по крайней мере теперь. Но если вы оба полагаете, что Эверетту хватит самообладания, чтобы скрывать свою радость, для меня не было бы большего счастья, как уже сегодня устроить встречу Ричарда с отцом.

— Радость-то он, возможно, и скроет, — задумчиво заметил мистер Бюхтинг. — А вот справиться с отвращением к убийце сумеет едва ли.

— Конечно, я тоже думал об этом, — сказал Дантес. — Но разве нет средства сообщить ему о спасении Ричарда, не называя убийцу?

— Ну, это, пожалуй, возможно, — тихо, просительным тоном промолвил Ричард. — Если только вы, мистер Дантес, возьмете с моего отца обещание никому не говорить ни слова, он, конечно, не скажет и Ральфу. Он свято верит всему, что вы ему говорите, и поэтому исполнит ваше желание, не спрашивая о причинах.

— А если бы ему сказали, что одно только слово о Ричарде, оброненное в разговоре с любым человеком, не считая нас, способно снова привести его сына на грань гибели, то, полагаю, он станет молчать! — с жаром поддакнул мистер Бюхтинг.

— Вы и в самом деле уговорите меня, — улыбнулся Дантес. — Но не придется ли тогда сказать и мисс Элизе, что ее молодой друг возвращен ей?

Ричард густо покраснел.

— Я берусь сказать Элизе несколько слов, которые укрепят ее надежду или даже больше того — ее веру, потому что она никогда не верила в смерть Ричарда, — ответил Бюхтинг.