Невеста Соболя

Бросает на меня быстрый взгляд, а потом, разворачивается и выходит за дверь, оставляя меня в номере одного.

Понятно, короче. Обидел ты, Соболь, свою Саню.

Глава 12. Саша

Закрываю за собой дверь и быстрым размашистым шагом прохожу вдоль длинного узкого коридора.

Хочется уйти как можно быстрее и дальше. Если бы я могла, то вообще в другой номер переехала. Но единственное, на что у меня есть возможность, это спуститься в бар и провести там какое-то время, чтобы собрать мозги в кучку и успокоиться.

Потому что так надо. Потому что так поступают взрослые люди. Остаются наедине со своими тараканами, приводят себя в порядок и живут дальше.

Пробегаю широкую лестницу, ведущую в вестибюль, и сворачиваю в сторону ресторана, усаживаясь там за стойку и заказывая чай.

Обычно я пью без сахара, но сегодня высыпаю сразу три пакетика, потому что сейчас мой организм отчаянно нуждается в эндорфинах.

Вытягиваю рукава свитера и, обхватив горячую чашку ладонями, делаю несколько небольших глотков, морщась от того, что горячая жидкость обжигает горло.

В отеле тепло, но внутри меня знобит, как будто я долгое время пробыла на морозе и мне отчаянно хочется согреться.

Из головы не лезет наш со Славой разговор, и как бы я ни старалась абстрагироваться, ничего не выходит. Его обвинения стоят в ушах, как колокольный звон, раз за разом, ударяя по черепной коробке.

«Ты мне скажи, это ты так учишься, называется?».

«Ты бы ещё голая сфоткалась и на всеобщее обозрение выставила! Короче, аватарку надо сменить!»

«Не слишком ли он для тебя староват?»

Прошло девять лет и ничего не изменилось. Он всегда будет смотреть на меня, как на ребёнка. Вот и сегодня отчитывал, как маленькую девочку. А фраза о том, что Макс для меня слишком взрослый особенно сильно обжигает сердце.

Что это значит, Саша? Что Слава и нашу с ним разницу в возрасте считает огромной бездной.

Машинально тянусь рукой к вороту водолазки и вытягиваю спрятанный под ней миниатюрный серебряный кулон на длинной цепочке, зажимая его в ладони. Я всегда так делаю, когда становится особенно погано.

Он самый простой на вид. Обыкновенный. Просто два крылышка, соединённые вместе. Десять лет назад такие кулончики продавались в России на каждом шагу. На каждом из них сзади есть гравировка с какой-то фразой на английском. На моём написано: Far longer than forever. Дольше, чем вечность.

Я уже десять лет ношу на себе эту, на вид обыкновенную безделушку, которая для меня имеет очень большое значение.

Ведь, по сути, так оно и бывает, что самую большую ценность для нас несут совершенно простые, казалось бы, вещи.

Потому что всё самое важное скрыто внутри. Это то, что не увидишь с первого взгляда.

Слава мне его подарил. Этот кулон. Когда погибли наши с Пашей родители.

Мне тогда десять лет было. Я не знаю, зависит ли степень горя от возраста. Переживают ли взрослые потерю родителей легче чем маленькие дети, или боль не имеет к дате рождения никакого отношения. Но я была абсолютно раздавлена.

Я всегда была папиной дочкой. И с мамой мы были близки. Они с нами очень много времени проводили. И со мной, и с Пашей. И много разговаривали.

Сейчас я особенно остро это чувствую. Как важно людям друг с другом говорить. Как важно им друг друга не только слушать, но и слышать.

А когда мама с папой погибли, говорить стало не с кем. И слушать тоже некого.

Паша тогда был очень занят. Вся организация похорон легла на его плечи. Погребение, поминки. Да и потом свободного времени было мало. Мне не в чем брата упрекнуть. Он пахал за двоих, чтобы меня обеспечить. В Америку отправил, дал хорошее образование. Мой брат — это моя скала. Так всегда будет.

Но на тот момент рядом со мной был Слава.

Он Паше очень помогал в тот период. И с деньгами и морально. В школу меня отводил и забирал. Уроки со мной учил.

А самое главное, делал то, чего мне тогда так сильно не хватало.

Он со мной разговаривал.

Не знаю, мне сложно сейчас анализировать. Но, наверно, тогда-то я в него и влюбилась.

Не могу с точностью сказать, в какой именно день это произошло. Но окончательно осознала я это в тот момент, когда Слава подарил мне этот кулон.

Это было на сорок дней. Все сидели за столом, а я не хотела. Для меня невыносимы были эти ритуальные застолья. Это как будто проживать их смерть заново.

Поэтому я пряталась в комнате родителей. Достала из шкафа папину рубашку. Надела на себя. Она всё ещё пахла его одеколоном. Легла в родительскую кровать, закрыла глаза и просто вдыхала папин запах.

— Ты чего здесь делаешь, Санёк? — открыла глаза, когда почувствовала на своём плече Славину руку. — Может вниз спустишься?

— Я не хочу, Слав. Там тяжело. Мне здесь легче.

— Тогда и я с тобой посижу.

— Слав, скажи. Есть жизнь после смерти?

— Есть Саша, — ответил так серьёзно, как будто знал это наверняка. Не мешкал ни секунды. — Мы живём, пока нас помнят и любят.

Взял меня за руку и, потянув на себя, вложил мне в ладонь этот кулон.

— Дольше, чем вечность, — прошептал, сжимая мою руку в своей. — Вот так нужно любить, Санёк.

Так я и люблю. Всё это время.

Возможно, если отдать мою историю на анализ психотерапевта, он поставит мне какой-нибудь замысловатый диагноз. Маленькая девочка потянулась к тому, кто её пожалел.

Возможно, так оно и есть. Но сути это не меняет.

Думала в Америке что-то изменится. Что, за тысячи километров от него все чувства как-то постепенно сойдут на нет. И этот дурман, который неизменно царил в моей голове, когда Слава был рядом, постепенно рассеется. Все лишние эмоции отслоятся, как шелуха от лука. Но чуда так и не произошло.

Хоть я и убеждала себя упорно, что стало легче. Жила своей жизнью. Училась, общалась с друзьями. Потому что так надо, так правильно. Потому что, конечно, став старше поняла, что никаких отношений у нас со Славой быть не может. Для него я — младшая сестра его лучшего друга. Маленькая девочка, которую он пожалел, когда ей было плохо.