Невеста сумеречной Тени

— Укрывать владеющего ею — преступление, — говорю я, а у самой краснеют щёки от наглости. Не мне поучать девушку, но не сказать это — навлечь ненужные подозрения.

— Знаю, — горестно шепчет Луиза. — Но я могла бы удержать её, не дать ей сойти с ума. Я вспоминаю каждую нашу встречу снова и снова, и теперь мне кажется, что я давно заметила ростки безумия, посеянные запретной магией, просто не хотела признаваться себе в этом. Не хотела рушить нашу устоявшуюся жизнь.

— Не корите себя, Луиза. — Беру её за руку, стараясь хоть так оказать поддержку. — Надеюсь, дознаватели не доставляют вам проблем?

— Они взяли кровь для проверки. — Девушка показывает мне длинный порез на ладони. — Конечно, ничего не нашли, но всё это так страшно и унизительно одновременно, вы не представляете.

— Может остаться шрам. Хотите, я вылечу его?

С моих пальцев уже готово политься Исцеление, но Луиза сжимает руку в кулак.

— Не надо. Он будет моим вечным напоминанием об Илоне.

Мы держимся за руки и молчим. Поднимается ветер. Тяжёлые тучи собираются над городом, с неба падают первые одинокие капли дождя. Наконец, Луиза поднимает на меня взгляд.

— Но я позвала вас не для этого, миледи. — Она кусает губы, явно чем-то встревоженная. Её нервозность передаётся и мне: хочу завернуться в плащ как в кокон, боясь услышать продолжение, но не решаюсь отнять руки. — Мне нужно покаяться перед вами, леди Лияра. Вы всегда были добры ко мне, а я отплатила вам ужасной неблагодарностью.

— Что за глупости вы говорите, Луиза? — Холодная волна страха захлёстывает душу. Хочу, чтобы она замолчала, не договаривала до конца, словно знаю: после её слов мой мир будет разрушен.

— Я не хотела, Лияра, видят боги, я не хотела! — Девушка в отчаянии сжимает мои пальцы. — Это всё его высочество…

— Эмиль? — хрипло уточняю я. — Не понимаю, о чём вы.

— Простите меня, миледи, я не хотела, но совершенно не могла ему отказать. — По щекам Луизы снова текут слёзы, а в моей душе поднимается злость. Встряхнуть бы её, чтоб объяснила без этих дурацких оправданий!

— В чём вы не могли ему отказать? Он что-то от вас потребовал? — Мой голос звучит строго, почти яростно, но я не останавливаюсь. — Да говорите же!

— Он потребовал… меня.

Сердце пропускает удар. Какая-то часть внутри требует объяснений, но тихий голосок разума всё понимает. И когда Луиза сбивчиво принимается рассказывать, я просто молчу, чувствуя, как яд её слов проникает под кожу.

— Несколько дней назад его высочество прислал за мной ранним утром. Я думала, это как-то касается его размолвки с императором, но оказалось, что ему нужна была я. Он пригласил меня в спальню. Клянусь, я и подумать не могла… И даже не смогла ему отказать. Всё случилось так быстро. И вот уже какой день он требует меня к себе. Я врала её величеству, но я больше не могу врать вам. Он пользуется мной, как дворовой девкой, удовлетворяет свою похоть и выгоняет прочь. И сегодня, когда мы столкнулись после очередной встречи, я поняла: лучше вы будете ненавидеть меня всю жизнь, зная правду, чем считать, что я достойна вашей доброты.

Каждое слово Луизы колом врезается в сердце. Я леденею без всякой магии, в то время как услужливое воображение подсовывает картинки их ласк и поцелуев. Представляю, как изящные пальцы Эмиля гладят её нежную кожу, как он покусывает её губы, как снимает платье. Зажмуриваюсь на краткий миг, чтобы отогнать видения, раздирающие душу.

— Когда это началось? — хрипло спрашиваю я, уставившись на бриллиант обручального кольца на своём пальце. — Когда он в первый раз позвал вас?

— Три дня назад, — отвечает Луиза.

Перед глазами темнеет. Три дня назад на рассвете я уходила из постели Эмиля. Три дня назад я видела Луизу утром во дворце. Не хватает воздуха: судорожно пытаюсь сделать вдох, но на лицо будто наложили невидимую подушку. Нет, он не мог так со мной поступить! Это просто…

— Невозможно. — Я резко отнимаю руки. Разум отказывается принимать новую реальность, в которой Эмиль снова предаёт моё доверие ещё более жестоким способом. — Я не верю.

Луиза прикусывает губы, по-детски шмыгает носом. Она пытается прикоснуться ко мне, чтобы утешить, но я отодвигаюсь.

— Простите, миледи, мне так жаль…

Тонкий батистовый платок ложится на колени. В углу вышиты инициалы Эмиля, заключённые в герб Хойеров. Сердце разрывается на части, когда я смотрю на кусочек ткани, убивающий меня не хуже императорского палача. Слёзы перемыкают горло, но я не хочу, чтобы Луиза видела меня такой жалкой. Забиться в угол, спрятаться, уснуть и не проснуться — вот и все оставшиеся желания. Сжимая платок в руке, я поднимаюсь на ноги.

— Благодарю за честность, — тихо говорю я и, не глядя на съёжившуюся на скамье девушку, убегаю прочь.

Глава двадцать первая, в которой я бегу прочь

Следующие два часа я брожу по улицам Вейсбурга. Мила, сначала ходившая следом, пересаживается в коляску с поднятым верхом: мелкий дождь усиливается, превращаясь в ливень. Я иду, куда глаза глядят, не поднимая капюшон. В туфлях хлюпает холодная вода, капли ручейками скатываются по волосам и проникают за воротник, руки превращаются в ледышки, но я не обращаю на это внимания.

Скомканный платок в моей ладони пахнет таким знакомым чистым ароматом, что чудится: Эмиль где-то рядом. Кажется, стоит обернуться, и я уткнусь носом ему в грудь. На миг я желаю вернуться во дворец, найти его, чтобы обо всём расспросить, но тут же останавливаю себя. Я своими глазами видела Луизу, выходящую из его покоев, и каждый раз чувствовала тревогу. Об этом даже слуги шепчутся.

Но самое главное: я не вынесу, если он начнёт мне рассказывать подробности. Заскулю, как вышвырнутая хозяином собака, и буду умолять его остановиться. Сейчас я ещё держусь, не позволяя слезам пролиться, но стоит князю сказать хоть слово, и плотину прорвёт.

Мила была права, распекая меня в то злосчастное утро. Эмиль ведь ничего мне не обещал, не признавался в любви, не клялся в верности. Он забавлялся моей неопытностью, принесённой ему собственноручно на блюдечке, и наслаждался тем, чего ему так не хватало. Как же наивна я была! Думала, что ложь о моём спасении — предательство, но она не идёт ни в какое сравнение с подобным лицемерием. Сам приказывал мне соблюдать внешние приличия, и сам с удовольствием наплевал на них.

Утираю дождевые капли с носа. Замёрзшие пальцы плохо гнутся. Гвардейцы, всё это время следующие за мной, ведут в поводу поникших лошадей, да и сами украдкой хлюпают носами. Мила в очередной раз предлагает поехать домой, но от этих слов сердце болит ещё сильнее. Теперь мой дом — это дворец, и я буду всю жизнь вспоминать, как в этих самых стенах Эмиль раз за разом обманывал меня.

Не вернусь туда. Ни за что на свете. Лучше смерть.

Заношу руку над канавой, чтобы выкинуть в неё злосчастный платок, и замираю. А ведь Эмиль — не единственная особа императорской крови, которую я знаю. Стискиваю тонкую ткань в пальцах. Безумная мысль мелькает в воспалённом, как в лихорадке, разуме, хочу отмахнуться от неё, но вдруг понимаю: это мой шанс.