Невеста в бегах, или Требуется любовное зелье

– Куда, окаянная?! – бабушка, которая сидела возле двери, крикнула мне в спину, когда я преодолела ступеньки и уже взялась за ручку двери. Только вот у меня не возникло желания остановиться. – Ой, дурная совсем. Возьми платок! Голову хоть прикрой. Принесла же с утра пораньше такую...

Какую такую бабка не договорила, ну хоть мне на плечи закинули уже выцветший платок. Накинув его на голову, завязала под ворчание пожилой женщины. Преодолев предбанник?, я немного опешила. Храм был пустой, ни единой души, не считая батюшки, который копошился возле горящих свеч. На мой приход он не обратил никакого внимания, продолжая выполнять свою ежедневную работу. А я не знала, как себя вести и что вообще принято делать в церкви. Прийти-то пришла, но теперь хотелось сбежать, словно я была здесь лишней деталью, которую проще выкинуть, чем куда-то пристроить.

– Неуютно тебе? – услышала мужской голос и, повернув голову, увидела рядом с собой батюшку.

Вздрогнула. Когда он оказался рядом? И так бесшумно еще. В пустом зале церкви каждый шорох увеличивался во сто крат, но ему каким-то чудом удалось неслышно приблизиться ко мне.

– В первое время всегда так – словно ты чужой здесь. Будто тебя отсюда выталкивает неведомая сила, но ты все равно остаешься, – не дождавшись моего ответа, батюшка ответил сам же. – Но обожди немного, и ты не захочешь отсюда уходить. Выдохни, осмотрись и ни о чем не думай.

Батюшка не стал более докучать меня и вернулся к своему прежнему занятию. На этот раз я отчетливо слышала шорканье, пока он шел к догорающим свечам. Мужчина в рясе продолжил свою кропотливую работу. Я отчего-то не смогла отвести взгляда от батюшки. Его монотонные и неспешные движения завораживали. Он убирал почти догоревшие свечи, очищал большой подсвечник (речь идет о канделах) кисточкой, смахивал их в специальный контейнер, затем передвигался к следующему. Со стороны казалось, что все это он делал с любовью и заботой. Правда, что-то все равно меня смущало, но я не могла понять, что именно. Все это время я стояла чуть ли не посередине церкви и словно завороженная каким-то чудом наблюдала за тем, как батюшка очищал подсвечники перед иконами. Теперь чувство, что я здесь не к месту, прошло. Наоборот, хотелось пройтись, осмотреться и даже найти себе хоть какое-то применение. Помочь. И я рискнула.

Пройдя по периметру церкви, вдоль икон и больших подсвечников, в одном из углов я заметила кабинку. Подошла поближе и поняла, что тут люди исповедовались. Это считалось «модным» на Западе, но видимо повальное веяние решили применить и у нас. На что только не идут люди, чтобы заманивать других людей в свои сети.

Любопытство подтолкнуло меня подойти к самой кабинке, и я зашла внутрь. Стоило мне опуститься на скамью, как разделяющая нас шторка на решетчатом окошке сдвинулась в бок. По другую сторону кто-то был. Но кто? Батюшка же остался в зале. Или?..

– Согрешила, дочь моя Катерина? – не дав мне одуматься, прозвучал вопрос.

Я сглотнула. Откуда ему знать мое имя и мои грехи? Но голова после бессонной ночи соображала неохотно, и я, ничего не подозревая, решила довериться человеку за шторкой. С незнакомцем всяко легче поговорить о своей боли, чем с родными, и услышать в ответ горькие слова: «Дурью маешься, вот и все! Поболит и пройдет.» Это как мимолетный попутчик в поезде.

– Да, – прошептала я, не сумев остановить поток слез. – Я убила своих подруг…

Только на мои слова батюшка, или кто там находился за перегородкой, даже не отреагировал, словно он такие признания слышал каждый день и не по разу. Ни шороха, ни вздоха, ни обвиняющих слов, и я продолжила дальше.

– Я убила своих подруг… – и словно на одном дыхании рассказала все.

Начала с истории нашего знакомства с девочками и до сегодняшних дней, как я оказалась здесь. Особое внимание уделила вечеру, когда не стало Инессы. Наши крики после того, когда она сказала нам бежать, были услышаны, и минивэн нового знакомого рванул по газам. Им уже стало не до нас. Вокруг нас собралась толпа неравнодушных, и мы не сразу поняли, что Инесса не просто притворяется и поэтому продолжает лежать на холодной земле, а не потеряла сознание на время. Наша подруга никак не реагировала. И приехавшие через пару минут врачи на скорой сообщили нам печальную новость, что лишила нас дара речи. Инесса мертва. Но горевали по ней мы недолго. Не прошло и месяца, как не стало Юли. Если в смерти Инессы я чувствовала только свою некую причастность, то смерть второй подруги была на моих руках. Это я заметила Никиту, из-за которого мы потеряли Инессу. Это я указала на него, когда подруга настояла на том, чтобы меня проводить. Это из-за меня Юля начала с ним разбираться, не послушав никаких аргументов. Это я не сумела ее остановить и увести оттуда. И по итогу она попала под машину, которая выскочила словно из ниоткуда, будто по мановению волшебной палочки. Получается, это я ее убила…

«Не бросай меня, – до сих в ушах звенели последние слова Юли, когда я присела рядом с ней. До сих пор перед моими глазами картина, как она хватала меня за руку, не желая прощаться с жизнью навсегда. – Мне холодно, Катюш. Не оставляй меня здесь одну…»

Только это она оставила меня одну. Из последних сил сжала мою руку, стараясь не показать мне свой страх, и навсегда закрыла глаза. А тех парней и след простыл. Никакого дела или разбирательства не было. Обвинили мужчину, что был за рулем машины, и на этом дело закрыли. Даже мои показания не облегчили его участь. Я же погрязла в своих чувствах, во всем обвинив себя. И никак иначе. Даже родители не могли образумить меня. Я каждый день упивалась своей виной, ненавидя себя со временем все больше и больше. Сперва перестала выходить из дома, но после долгих уговоров и слез родителей начала пропадать на улице, чтобы не видеть отчаяние матери. Затем начала губить себя, слоняясь где попало и неизвестно с кем, принимая все подряд. Но меня ничего не брало, словно я прокаженная и меня все старательно избегали. Так я и оказалась на окраине города в частном секторе. До этого я вообще не знала, что в нашем городе есть такие места. И мне еще повезло, что не остановила полиция и не забрала в вытрезвитель, и я не наткнулась ни на кого с плохими помыслами.

Завидев крест на сверкающей крыше, мне остро захотелось хоть с кем-то поделиться своим горем. А что, найти себя в Боге – самое лучшее решение, чтобы доживать свои дни. И я верила в жизнь по ту сторону и надеялась, что обе мои подруги попали в лучший мир. Свои проблемы я уж как-нибудь да решу. Только никто не предупредил, что, раскрыв однажды рот, поставлю крест на своей жизни на Земле. Вспомнились слова бабушек возле подъезда. Они верили в то, что если кто-то умрет до того, как пройдут сорок дней поминок, то быть еще одной смерти. Инессы не стало, Юля ушла через месяц за ней. Кто же следующий на очереди?

– Не корите себя, одному Создателю судить, виноваты вы или нет, – ответили мне на мой длинный рассказ. – Молитесь.

Больше ни одного слова от своего собеседника я не дождалась. А как же совет читать каждое утро, день и вечер молитвы и посещать церковь, припадая при этом на колени и биться лбом об пол? Посидев еще некоторое время в кабинке, я вышла, так и не дождавшись больше ни слова. Правда, сперва попыталась подсмотреть сквозь щели, кому я выговорилась. За деревянной перегородкой никого не наблюдалось. Кому же я тогда покаялась?

В церкви все также никого не наблюдалось. Батюшка все еще возился с подсвечниками, не обращая на меня никакого внимания. Решительно шагнула к нему, чтобы спросить о том, кто еще работает здесь.

– Понравилось у нас? – даже не повернув в мою сторону голову, задал он вопрос, продолжая орудовать кисточкой. Пламя на свечах шипело на него, кусая за пальцы, но мужчина не обращал на это внимание, как и на меня, словно огонь не причинял ему никакого вреда и даже дискомфорта. – Многие приходят сюда и находят свое утешение. Потом уходят, но возвращаются вновь и вновь. Правда ты уже вернуться сюда не сможешь. Тебе сюда путь будет заказан.

Хотела было возразить старику, но не стала. Вдруг он прав? Вряд ли я запомнила сюда дорогу. Не исключала возможность, что, протрезвев, вряд ли дойду сюда. Сейчас я оказалась здесь под действием алкоголя, завтра уже не смогла бы повторить свой путь. Но не признаваться же батюшке, что в церкви я находилась не в лучшей форме. Вдруг прогонит поганой метлой. Хотя, свою порцию по облегчению души я уже получила. Больше мне здесь делать было нечего.

– Твоя боль скоро пройдет. Смирись и отпусти, – батюшка наконец-то оставил свечи в покое и взглянул на меня, прямо в глаза. – Твоих подруг уже не вернуть, но рано ты отчаялась. Тебе надо бороться за свою жизнь. Нельзя гневить Создателя и впустую тратить время, что он даровал, – голос батюшки, как и его взгляд, вмиг изменился, что меня насторожило. Но прежде чем я смогла что-то предпринять, мужчина в рясе шагнул ко мне и обхватил мою голову ладонями, заглядывая прямо в глаза. – Я научу тебя ценить жизнь, – на этих словах его лицо поплыло, я же провалилась в темноту от разрывающей голову боли.