Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?!

— Но Петрович, — пробовала уговорить его Анника. — Мы итак одну траву едим.

— Ничего не знаю, — стонал Петрович. — Живодеры! Вам плевать на мои муки! Вы сквозь пальцы смотрите на насилие, которое творится тут! Надо мной! Над беззащитной, слабой птицей!

— Петрович, ты гребень петуху порвал! Имей совесть! Какая еще беззащитная птичка?!

— Он! Меня! Домогался!

— Петрович, ну ты же курица. А он петух…

— Никогда! Я требую защиты! Программы защиты свидетелей… и кур!

— Хорошо, я сошью тебе защитные трусы, — согласилась я. Хотя с трудом представляла, как Петрович будет разгуливать в них. —И гулять вас будем выпускать в разное время.

— И каску, — канючил Петрович. — Мне нужен пробковый шлем! Он хватал меня клювом за голову! За голову, представляешь?! — на его глаза навернулись слезы.

Я лишь руками развела.

— Ну, это природа. Что тут сделаешь?

— Я страдаю, — ныл Петрович, — о, жестокосердные! Думаете, легко мне было? Да у меня сердце в пятки ушло! Я не ведам, что творил! Я…

Тут он отчетливо и громко икнул.

— Водички, Петрович? — спросила Анника жалостливо.

— Пожалуй, — важно разрешил Петрович и снова отчетливо икнул.

Анника метнулась за водой. А Петрович, добившись нашего максимального внимания, довольный, встряхнулся и уселся на зад.

— Значит, так, — жестко, как самый настоящий диктатор, произнес он. — Я требую, чтобы это животное сидело в курятнике и никуда… ик! Никуда не выходило.

— Требуешь? — переспросила я. — Вон оно что. А иначе что будет?

— Иначе я за себя не ручаюсь! Ик! — подпрыгнул Петрович.

Вернулась Анника с кружкой воды, и Петрович нырнул в нее головой.

— Я, — звучно глотая воду, бубнил он, — требую к себе уважительного! Ик! Отношения! Это вам не шуточки! Ик! Это не смешно!

Он кричал и кричал что-то, сердясь, квохча и топорща отрастающие перышки. А я смотрела на него с изумлением. Потому что видела — нечто раздувает его и приподнимает над полом.

— И если вы не последуете моим требованиям, — жестко продолжал неумолимый Петрович, — я найду на вас управу! Я утоплю это животное в пруду, я!..

Тут он с громким «чпок!» подлетел на месте и заметался по комнате, кудахча.

А на полу, великолепное, огромное и тяжелое, осталось блестеть золотое яйцо.

Такое великолепное, что и трогать-то я его не решалась.

— Та-ак, — протянула я. — Даже если у него золотая одна скорлупа, оно должно быть чертовски дорогим.

— Вот нам и денежки на помощников! — обрадованно вскричала Анника.

— Но ювелиры меня знают. И будут подстерегать, — напомнила я. — И сдадут полицейским. Или моим преследователям. К ним соваться нельзя.

— А к герцогу-то можно! — воскликнула Анника. — Он-то не сдаст!

Я отчаянно покраснела.

Очень уж не хотелось быть навязчивой.

И еще больше не хотелось, чтоб он думал, будто я кокетничаю. Или преследую его. Или навязываюсь! Сначала прогнала, а потом раз — и сама, как ни в чем не бывало, ищу встречи с ним!

Но делать было нечего.

Мне и в самом деле не к кому было обратиться за помощью.

Тем более, кто, кроме герцога, мог бы купить тяжеленный золотой слиток?

— Ладно, — произнесла я. — Так и быть. Но это в последний раз. Для пользы общего дела!

Глава 25

Вечером, когда стемнело, мы с Анникой загнали всех наших пернатых в подобие птичника, который сколотил нам плотник.

Утомленного приключениями Петровича только запустили в дом, во избежание.

Усадили в корзинку и накрыли старой юбкой, чтоб не подглядывал и не болтал лишнего.

Весь погруженный во впечатления от встречи с петухом, Петрович даже не заострил внимания на том, что снова снес яйцо. И на сей раз — золотое.

Ради похода в город и встречи с герцогом я устроила баню.

Не какое-то умывание, а помылась целиком, приспособив для этого бочку для дождевой воды.

Она стояла во дворе, под окнами, наполненная примерно на четверть.

Я нагрела пару ведер, вылила ее в бочку. Туда же влила студеной воды из родничка Анники. Водичка получилась вполне себе подходящей температуры.

Скинув грязные одежки, пропахшие навозом и потом, я с удовольствием залезла в бочку и чуть не замурлыкала от удовольствия.

О, я вечно сидела бы в теплой воде!

Сразу расслабились напряженные плечи, и натруженные ноги тоже.

Долго отмывалась, вместо мочалки приспособив кусок полотна.

Отстирывала свои длинные волосы, стирала с кожи пот и пыль.

Смывала и укусы мошек, и остатки болезни и синяка с виска.

— Вот теперь я вполне похожа на человека, а не на обкусанную со всех сторон замарашку! — решила я, ополаскиваясь напоследок холодной водой из родника.

Аж дух захватило!

У Анники вместо расчески позаимствовала обломок гребешка и тщательно расчесала волосы, сплела их, влажные, в косы.

Потом помыла и Аннику. Ей ведь тоже сегодня надевать чистую одежду!

С Анникой пришлось повозиться намного дольше.

Бедняжка, она была не только худенькой, высушенной солнцем, но и ужасно запущенной.

Волосы ее скатались чуть не в войлок. Видно, она расчесывала их не каждый день.

Бедные пяточки потрескались от того, что топтали огород, горячую землю. Руки огрубели, были жесткие, в мозолях.

— Ну, ничего, — подбадривала я ее, приунывшую. Она видела все царапины на своем хрупком маленьком теле, все раны, все трещинки на коже и чуть не плакала. Потому что самой себе казалась некрасивой, неумытой неряхой. — Я зайду в модную лавку, куплю там крем. Намажем твои ручки, и они сразу станут мягкими! А для волос купим душистого мыла, чтоб волосы приятно пахли! И ленты — будем заплетать всегда косы. Чтоб волосы меньше пачкались и не путались!

Анника слушала меня и только шмыгала носом.

— Ты что, не веришь мне?!

— Верю, —пробормотала Анника. — Только… мне кажется, я такая уродина, что никакими кремами и лентами этого не исправить…

— Ты говоришь глупости! —твердо ответила я, аккуратно расчёсывая ее волосы. — Вот увидишь, какая ты будешь хорошенькая, когда немного отъешься и привыкнешь прибирать волосы. А если мы с тобой будем каждый день принимать ванну, то и вовсе будем писанными красавицами.

Закончив с мытьем, я побросала в воду нашу старую одежду — замочила, чтоб завтра постирать. Надела новую чистую рубашку и улеглась в постель, на новый матрас, набитый соломой, на свежее чистое белье.