Невеста

– Да вы накладывайте варенье, - пригласила меня мама.
– Не стесняйтесь. Доча, принеси салфетки, они в шкафчике. А вы будьте как дома. Вы чай с сахаром пьете?

– Я лучше с вареньем.

Мама улыбнулась.

– Не кисловато на ваш вкус? Я в этом году по особому рецепту делала.

Вернулась дочь и разложила салфетки. Крыжовенное варенье было великолепным, услышав это от меня, мама не смогла сдержать довольной улыбки, и поблагодарила за оценку. Мама ближе придвинулась к столу и спросила, словно желая, чтобы ее не услышала дочь:

– Должно быть, важная у вас работа. Выходные-то часто бывают?

Мне был подан предостерегающий знак, но я все же ответил:

– Официально-то да. А в реальности уж как получится. Я даже сегодня с трудом вырвался. Хотя ведь суббота на дворе, время законного отдыха.

Обе женщины, и мать, и дочь, улыбнулись, каждая своему. Я отставил в сторону выпитую чашку и огляделся. Скромно, не бедно, а именно скромно; чисто и очень уютно. Если бы не просевшие кое-где полы, не желтые разводы на потолке.... Должно быть, я излишне долго смотрел на них, одно из пятен располагалось как раз над моей головой. Мама сказала:

– Дому нужен мужчина. Он не старый, но ремонт все же требуется. Крышу подлатать, полы кое-где перестелить, - и смущенно замолчала, оглядываясь на дочь. Но та, немного растерявшись, не произнесла ни слова. Я опустил глаза.

– Жаль, что вы не останетесь, - безнадежно произнесла мама. Я посмотрел на нее, но, встретив мой взгляд, мама тут же переменила тему: Чайку еще не желаете?

Ее дочь налила мне еще и торопливо перевела разговор на новое расписание электричек, утвержденное со следующей недели. Она будет приезжать немного раньше по субботам, на четверть часа. Так что, мама, будешь меньше волноваться.

– А я уже меньше волнуюсь, - спокойно ответила мама. И кивнула в мою сторону. Дочь замолчала неожиданно, а потом произнесла отрывисто:

– Он меня будет, как и раньше, до вокзала провожать.

– Хорошо. У вас машина?

– Да, - ответила за меня она.
– Новая "Волга".

Мама не сводила с меня взгляда.

– Вы простите, что я вот так интересуюсь, расспрашиваю вас, но вы, должно быть, неплохо получаете, раз машина...

– Вполне, - снова она.
– Жаль, что по нашему бездорожью на "Волге" сюда тяжеловато добраться. Только на внедорожнике.

– Да. Это у нас в поселке асфальт, а до поселка... конечно....

Я поежился под пристальным взглядом. Переменил позу и невольно расплескал чай. Она быстро поднялась, вышла в кухню за тряпкой. Вернулась, ловкими движениями рук стала собирать пятно со скатерти.

– Ты маме понравился, я вижу, - шепнула она.
– Не обижайся, что она так выспрашивает, это у нее любимое занятие. Она переживает за меня, ей хочется знать, с кем я...

– А от вокзала вы далеко живете?

– Полчаса на машине, - ответить мне снова не пришлось.
– Если на дороге нет пробок.

– Так поздно они вряд ли бывают.

– Уже не бывает, - она откашлялась, голос сел.
– Конечно. Мы быстро доезжаем.

– А тихо у вас?

– Под окном небольшая улочка. Но сами окна с тройным стеклопакетом, звуконепроницаемые. Мама, я же говорила тебе про евроремонт, ты помнишь.

– Я о другом. Я в смысле хулиганья какого.

– Нет, - она повысила голос, почти кричала.
– Никого нет. Все спокойно.

И разом наступила тишина. Где-то зазвонили часы, отбивая половину двенадцатого.

– Уже поздно, - я поднялся.
– Мне, наверное, пора.

– Вы все же не останетесь...

– Нет, к моему великому сожалению, не смогу. Мне надо ехать....

– Домой?

– Обратно в город, - снова ответила она.

– Почти как дежурство, - объяснил я.

– А разве этого... мобильного телефона у вас нет?

Пауза. Она почему-то молчала.

– Есть...
– медленно произнес я, - конечно, есть. Но отсюда быстро не доберешься до работы. А порой в этом есть крайняя необходимость.

Мама кивнула устало.

– Да. Я понимаю. Работа это всегда необходимость что-то отдавать, ничего не получая взамен. И деньги редко когда становятся эквивалентом потраченных усилий. Очень редко, - мама смотрела на дочь, поднявшуюся вместе со мной.
– Ты проводишь нашего гостя, доча?

– Да, мама. До калитки.

– Возьми фонарик, темно. А вы, - она повернулась ко мне. Скрипнули колесики.
– Вы будьте, пожалуйста, осторожнее. А то мало ли что.

– Мама.

– Нет, я так говорю, - мама подвинула ко мне свою коляску. Быстрым движением взяла мою руку в свою, сжала ее и заговорила шепотом: - Берегите себя. Обязательно. Ради нее. И постарайтесь... попробуйте заглядывать к нам почаще.

Рука моя оказалась свободной.

– Я постараюсь. Обязательно постараюсь.

– Ради нее.

– Да. Ради нее, - и, не выдержав, я отвел взгляд.

Попрощавшись, мы вышли на крыльцо. Она снова взяла меня под руку. Через дверное окно мама смотрела, как мы спускаемся по ступенькам.

– Все было хорошо, - сказала она, когда сад кончился, и калитка, заскрипев, отворилась.
– Спасибо тебе огромное. Теперь мама не будет так волноваться, когда я снова поеду к нему.

– Мне кажется, она узнала мой голос.

– Спустя шесть лет? Нет, - она старательно покачала головой.
– Нет, исключено. Да она раньше и не видела тебя.

– Я не слишком удачно сыграл свою роль.

– Ты был на месте. Не переживай. Все прошло, как и должно было быть, эта последняя фраза смутила меня.

– И все же, мне кажется, она узнала...

– Забудь, - коротко приказала она.
– Я уверена.

И добавила, помолчав:

– Тем более что он все равно никогда не приедет сюда.... Не выберется.

– А у него действительно "Волга"?

– Да. Почему ты спрашиваешь?

Я пожал плечами.

Эта пауза оказалась последней. После нее мы простились. Уходя, я отчего-то замешкался у калитки, а она быстро пересекла сад и взбежала на крыльцо.

– Я проводила его, мама, - донесся до меня ее голос.
– Подожди, дай я сама.

– Не надо доча. Все в порядке, я уже дотянулась.

Еще несколько минут я стоял у калитки, но более не услышал их голосов. Лишь звуки шагов, звон убираемой посуды и шорох с поскрипыванием колесиков кресла-каталки. Они молчали, мать и дочь, ничего не говорили друг другу. Точно боялись спугнуть неосторожным словом - ту иллюзию, что в этот промозглый октябрьский вечер каждая из них построила ради другой.