Невеста
Шрифт:
Он весь изодран, под кровью чешуи не видно, словно и нет ее, но есть одна сплошная рана. Тора, поскуливая, опускается рядом. Она зализывает раны, понимая, что не справится, что их слишком много и кровь не остановить…
На вкус она сладкая.
И с запахом земли.
Тора не знала, что и эта ее ипостась способна плакать.
– Леди, позвольте мне. – Рядом появляется королевский доктор. Откуда? Она не знает. – Леди, пожалуйста, вам надо сменить облик. Вам вредно слишком долго пребывать в этом.
Вредно? Тора жива. На ней ни царапины.
– Леди, пожалуйста…
Тора не помнит, как идти назад, но если это поможет, то она попробует. Тело слушается, становится неловким, медленным. А на плечи падает плащ.
Ее заставляют подняться, отводят в сторону, усаживают в экипаж.
Вокруг гвардейцы, темно от мундиров. И где они раньше были?
– Выпейте. – Торе суют что-то в руки. – И постарайтесь успокоиться.
Кто это говорит?
Король. Она видела портреты и узнала сразу.
– Пейте-пейте… в вашем положении вредно нервничать.
Отвар был горьким, с ромашкой и мятой.
Положение? Тора не понимает.
– Срок небольшой, но мой врач не ошибается.
Положение – это значит… у Торы будет ребенок?
– У вас кровь на губах. – Стальной Король протянул платок.
Крови много. И она сладкая. Тора помнит. Платок держит в руке, а губы облизывает.
– Вы… вы его поймали?
– Боюсь, что нет. Ушел. Но это ненадолго. Теперь я могу объявить большую охоту. – Король сцепил руки в замок, и пальцы хрустнули. – Мальчишка оказался не так глуп. Его стая задержала гвардейцев, и… мне искренне жаль, что все так вышло.
Он молчал, и Тора больше не смела задавать вопросы. Сидела, кутаясь в чужой плащ, ждала. Королевский доктор вернулся.
– Он молод. И кровь сильная. Шанс есть. Один из десяти. Если переживет сегодняшнюю ночь, то все обойдется. Через неделю на ноги встанет. – Руки были в крови, но доктора это не слишком волновало. Он захватил запястье Торы и знаком велел молчать.
Сосчитал пульс. Затем прижал мизинцы к шее, в глаза заглянул и, кое-как отерев ладони тряпкой, провел над животом Торы, прислушиваясь к чему-то.
– Угрозы нет, но несколько дней в постели не повредят.
– Хорошо. – Король обратился к Торе: – Позвольте вашу руку.
Он не был похож на королеву Мэб и все же…
– Идемте.
Райгрэ дышит. Раны стянуты полосами бинтов. Его укрыли, но Тора слышит боль и не знает, что сделать, чтобы унять ее.
– Возьмите его за руку.
Теплая и непривычно бессильная.
Он выживет. Ведь доктор обещал… один шанс из десяти…
Рука короля накрыла сцепленные ладони. Под его прикосновением на коже проступили серебряные пятна, которые расплывались, свиваясь узорами обручальных браслетов.
– Я не могу позволить этому роду угаснуть.
Тора подумала, что если Виттар выживет, то разозлится…
У него ведь другие планы были.
Лишь бы выжил.
– Глупая, – сказала Хильда, выглянув из зеркала, старого зеркала в библиотеке. – Если он умрет, то ты получишь все.
Ей не надо все.
– Шансов мало… никто не удивится… достаточно взять подушку и прижать к лицу… это несложно… доктор не
будет сидеть неотлучно. Жди. Когда-нибудь он выйдет, ненадолго, но тебе и малости хватит.– Нет.
– Зря. Подумай. Ты будешь свободна и очень богата.
– Нет. – Тора сумела посмотреть в глаза своему отражению. – Уйди!
– Ты без меня не выживешь.
– Уйди!
– Ты ему не нужна. И когда он поймет, что сделал король, то придет в ярость. Ты же помнишь, на что способен разъяренный мужчина? Он убьет тебя… позволит родить ребенка, а потом убьет.
– Уйди! – Тора зажала уши руками, чтобы не слышать. – Ты… тебя не существует! Тебя никогда не было. И не будет. Я сама справлюсь!
Отражение в зеркале стало просто отражением.
А Тора, сняв с полки книгу, на цыпочках вернулась в комнату райгрэ. Она забралась на кровать, достаточно большую, чтобы не мешать ему, и раскрыла книгу. Райгрэ нравилось, как Тора читает…
Слово за слово…
Нужно очень много слов, чтобы хватило до рассвета.
Эту ночь райгрэ пережил.
А живое железо на его запястье окончательно застыло причудливым узором, точь-в-точь повторяющим рисунок Торы.
Глава 29
Решения и ошибки
В первый день я убеждала себя, что произошла ошибка. Так ведь бывает. Нелепая, глупая ошибка, которую обязательно исправят. Знала, что все не так, но… мне хотелось верить.
И я верила.
Оден ведь предупреждал…
Надо просто набраться терпения.
Терпение таяло с каждым днем. Ведь если бы и вправду ошибка, Оден уже вернулся бы. Сколько его могут продержать? Сутки? Двое? Трое?
И что потом?
Отпустят. Его – несомненно, а вот я – другое дело.
Намекнут, что лучше бы не встревать, да и надо ли брать на себя чужие проблемы?
Я ведь знаю ответ.
Не было боли, скорее уж мной овладело странное оцепенение, когда вдруг стало все равно, что будет дальше. Я просыпалась. Умывалась – благо воду приносили, и даже горячую. Завтракала – кормили пусть и не роскошно, но сытно. Потом обедала… ужинала… а время между не запоминалось.
Так бывает.
В тот день, когда нас выгнали из дома, я испытывала удивление, все не могла поверить, что вот эти люди, которых я с детства знаю, предали. И не меня, не маму, но ежегодную ярмарку с ее тихим местечковым весельем, с пирогами и домашним вином, с выступлением городского хора, с распродажей луковиц и волшебным шатром, в котором за мага был найо Лемар. Все знали, кто скрывается за маской, но волшебства не становилось меньше.
Я испугалась, оказавшись в лагере, увидев, что одни люди способны сделать с другими.
А в храме, помимо ужаса, испытала глубочайшую обиду, ведь я и вправду поверила, будто здесь мой дом. И потом в дороге всякого хватало…
Сейчас все было иначе. Наверное, я устала. И кошмары вернулись. Правда, теперь Мать-жрица обнимала меня и гладила по голове, приговаривая:
– Я же говорила тебе, маленькая Эйо, что мир жесток. – Ее живот был в крови, потому что нанесенные мной раны не зарастали. – Мир причиняет тебе боль.