Невезуха на все сто

— Отстань, — попросила я Ингу и отвернулась к стене. Один раз в жизни поболеть спокойно не дадут.

— Ну, Тань, ну спроси, что тебе стоит, — клянчила за моей спиной Инга, потом вздохнула обиженно. — Ну ладно, раз не хочешь спрашивать, так скажу: Ти-зенгаузен-Кетлинг.

— Че-го? — Я резво приняла первоначальное положение.

— Но это еще не все! — Инга наслаждалась произведенным эффектом. — Ты тоже Тизенгаузен-Кетлинг. Представляешь?

— Кто-кто? Я? — Я посмотрела на Отто. Похоже, он заразил Ингу своим безумием.

А тот, видно, только того и ждал. Сразу затарахтел:

— Я же говорил, что мы все обсудим втроем. Вот и наступил такой момент! Наконец я вас нашел, и вы, слава богу, живы. Вы просто не представляете, как я счастлив!

— Чего он несет? — Я переключилась на Ингу, хотя и от той, как показали сегодняшние события, ожидать чего-нибудь вразумительного было нелегко.

— Он несет… То есть он говорит сущую правду. Мы с тобой, оказывается, троюродные сестры. А он тоже нам родственник, дальний какой-то, но неважно. И все мы наследники зашибенного состояния, прикинь?

— Врешь! Так не бывает! — Я расплылась в идиотской улыбочке.

— Бывает, бывает. — Инга чуть не на одной ножке по палате запрыгала. — А Ованес каким-то образом про меня пронюхал, ну про то, что я из этих Тизенгаузенов… Поэтому он уговорил меня написать завещание, а я написала, я ведь ничего не знала. А потом он задумал от меня избавиться. Ну и от Сережи заодно. Сережино похищение он организовал, с помощью Сони, конечно. А аварии никакой не было, просто они меня в подвале держали. Если бы не ты, даже не знаю, чем бы все кончилось. И если бы не Отто. — Она ласково потрепала по плечу довольного племянника тети Любы.

Значит, наследство? Вот из-за чего весь сыр-бор, а Юрис — всего лишь случайность, побочная линия в этой запутанной истории. А Покемон-то каков, оказался еще отвратительнее, чем я думала. Позарился на Ингино наследство, с его-то несметными богатствами. Вот уж действительно, деньги к деньгам, а дерьмо к дерьму.

Инга все не могла успокоиться, прямо висла на бедном Отто и награждала его бесчисленными комплиментами за самоотверженность. А меня любопытство донимало, кто подкинул Буяну палку сервелата, на которой я растянулась, когда в потемках рыскала во дворе у долгоносиков. Предчувствия меня не обманули, Отто не стал отпираться и честно признался, что в тот памятный вечер побывал на чердаке «Броненосца „Потемкина“, где и разыскал заветную фотографию Ингиного прапра… — одним словом, пращура.

* * *

Ну то, что мы с Ингой троюродные сестры по отцовской линии, я еще как-то переварила. Можно сказать, я этому даже не очень сильно удивилась. В конце концов наше родство хоть как-то объясняло то бесрассудство, с которым я бросилась в бездонный омут Ингиных страстей-мордастей. А вот общий пращур с двойной фамилией Тизенгаузен-Кетлинг у меня в голове совершенно не укладывался. Да если бы дело было только в фамилии, а то ведь еще и в титуле. Барон Тизенгаузен-Кетлинг! Разбудите меня, уколите цыганской иголкой, полейте холодной водой из чайника! Да посмотрите на мою русопятую физиономию, в конце концов, и сразу станет ясно, что бароны в моем роду по всем законам генетики исключаются. Неудивительно, что я еще долго глупо хихикала и замечала к месту и не к месту:

— А может, он все-таки не Тизенгаузен, а Мюнхгаузен?

А Отто мне популярно объяснял, что барон Мюнхгаузен — не менее реальное лицо, чем наш один на троих титулованный прадедушка. И потомки у него тоже имеются. Правда, о наследственных делах ничего не известно. Может, просто делить нечего, поскольку знаменитый предок сильно промотался при жизни?

Кстати, о наследстве. Я долго не могла осмыслить сам факт его существования. Мне, уроженке забытого богом Виллабаджо, за всю жизнь и рубля в лотерею не выигравшей, что-то причиталось! Просто так, за самые обычные серые глазки. И каждый раз, как на меня накатывала очередная волна сомнений, неутомимый Отто предпринимал пространные экскурсы в историю семьи Тизенгаузен-Кетлинг. С его помощью я уже, можно сказать, все генеалогическое дерево облазила от корня до верхушки, но продолжала подозревать, что тут не обошлось без какой-нибудь путаницы.

— Все много раз проверено, ошибки быть не может, — терпеливо вдалбливал мне в голову Отто. — Дело в том, что наше родство — по линии Кетлингов, выходцев из Швеции. Долгое время считалось, что из Кетлингов никого не осталось. Да так оно и было, в Европе не осталось, а о тех, что в России, никто ничего не знал. Полагали, что все они погибли во время революции. А они уцелели, потому что сменили фамилии. Даже дети не знали, кто их родители на самом деле, что уж говорить о внуках и правнуках!

Я кивала головой, как кукла с батарейкой в животе: мол, мне понятно, а на самом деле все, как и прежде, плавало в тумане. На кой черт, к примеру, Отто нас с Ингой разыскивал? Не проще ли ему, с его американскими нравами, было прикарманить все наследство, а не делиться с какими-то сомнительными родственницами по отцовской линии, к тому же затерянными на бескрайних и диких просторах России? Однако и этому, представьте себе, нашлось объяснение. Оказывается, долгожительница тетя Люба, царство ей небесное, составила завещание необычайно изощренным образом.

Предсмертная воля хитрой старушенции, как я поняла из заумных объяснений Отто, состояла в следующем. Отто получал пятьдесят процентов несметных сокровищ Тизенгаузенов-Кетлингов только при условии, что вторая половина наследства будет по-братски разделена между российскими потомками старинного баронского рода. В противном же случае ему причитался сущий мизер: пара отелей на Канарах, поместье в Ирландии, персональный «Боинг» и еще что-то по мелочи. Остальное, включая и нашу с Ингой долю, жертвовалось на благотворительность.

Так что у бескорыстной на первый взгляд самоотверженности кузена Отто была очень даже корыстная подоплека. На том же, собственно, зиждились и все его родственные чувства, включающие поразительную сентиментальность и невообразимые переживания за нашу с Ингой судьбу. Страшно подумать, что с ним творилось, когда он узнал о нависшей над нами опасности! Наверное, это ужасно — видеть, как громадное состояние медленно и торжественно уплывает у тебя из-под носа в самый последний момент. Я говорю «наверное», потому что мне подобные сильные чувства, к великому сожалению, неведомы. Даже теперь, после того, как я с помощью Отто вступила в права наследования.

Что касается Инги, то ее финт с нежданным богатством, свалившимся на голову, нисколечко не удивил: дескать, одним наследством больше, одним меньше. Впрочем, резкие, как виражи истребителя, повороты судьбы — это в ее стиле, чего не скажешь обо мне. Для меня вот так вот, в одночасье, без всякой подготовки сменить Виллабаджо на Виллариба — серьезное испытание, я даже боялась, что мой ослабленный испытаниями организм не выдержит перегрузок.

Начнем с того, что я понятия не имела, куда девать такую прорву денег. У меня-то, в отличие от Инги, потребностей с гулькин нос. Ну, купила Петьке фирменные ролики, ну, квартиру трехкомнатную приобрела (а старую, из-за которой мы долго судились, щедро отписала бывшему мужу Генке), ну, кое-что из тряпок, как же без этого, а потом враз выдохлась, фантазия иссякла.

Не знаю, что бы я делала без Инги, которая легко и беззаботно упорхнула с Сережей в Париж. Через неделю, скупив на корню содержимое половины парижских бутиков, она вдруг заскучала и позвонила мне.

— Приезжай, — медовым голосом улещала она меня с Эйфелевой башни, — снимем апартаменты на Лазурном берегу… Приезжай, а, Танюха, а то с этими французами от тоски завоешь.

— С тобой свяжись, сразу приключения на голову посыпятся, — вяло отбивалась я, с тихим ужасом осознавая, что без приключений я уже вроде и не я.