Невидимый мир

У него было красивое тело. Мышцы не дыбились горой, но четко выделялись под смуглой кожей. Чистой кожей. Шрамы были небольшими, аккуратными. На уровне ключиц. На руках. На животе. В паху. Ивик снова ощутила слезы на глазах - от жалости и ужаса за него.

Кожа соприкоснулась с кожей. Тело - с телом. Ивик впервые в жизни почувствовала, что значит - любить мужчину. Что такое мужчина. Она почти не ощущала, что происходило на уровне тела. Они где-то лежали. Или может быть, летели. Мужчина - это вот что... это все, кто уходит, вскинув на плечо автомат... "пусть он возьмет меня. Это моя работа"... я привык... как можно привыкнуть - умирать? Но ведь он действительно - привык. Это его работа. Защитить, закрыть телом. Как миллиарды, триллионы, поколения мужчин закрывали и защищали. Спасали. Ребенка и мать ребенка... семью. Своих. Это древнее самого человека. Это в крови. И так же в крови - отдать ему себя, отдать свое тело, ведь это он любит так, что способен умереть за тебя... и умирал уже.

... и был при этом бесконечно ласковым. Как солнце. Прекрасным.

И во всем этом не было ни одного грязного оттенка. Ни в одном прикосновении. Не было стыда. Не было страха. Он знал, как это делать. Он все делал правильно.

Ивик в первый раз поняла, что это - самая чистая вещь на свете.

Она проснулась будто от толчка.

Тусклый свет просачивался сквозь шторы.

Она лежала, всей кожей ощущая его кожу, струящееся тепло. И неприятную теперь влагу. Она отодвинулась.

Вроде похмелья. Все вспоминалось как бред. Что-то было ночью. Да, ей было очень хорошо. Как никогда. Но это же бред, бред, это дикость... Она просто забыла обо всем остальном.

Ивик вскочила. Путаясь в штанинах, стала натягивать на себя брюки.

Так бывает иногда во сне - ты что-то там чувствуешь, переживаешь... а потом просыпаешься и понимаешь, что на самом-то деле все иначе. Вот и сейчас... надо вымыться. Она воровато выглянула в коридор. Никого. Подхватила одежду, скользнула в ванную.

Пока она мылась, пока одевалась, приводила себя в порядок, действительность наваливалась все сильнее, все безжалостнее... Действительность говорила голосом Даны все те же слова, разумные и логичные. Правильные. Абсолютно невыносимые. Несовместимые ни с чем... ни с чем настоящим.

...особенно она боялась, что он проснется. Что она не успеет уйти до того, как...

Что они тогда будут делать? Пить чай? Жарить яичницу?

Что они скажут друг другу?

Любое слово теперь превращало все в балаган. В дешевую комедию под названием "адюльтер". В анекдот - приезжает муж из командировки, а в шкафу...

Это же бред! И ведь вроде она не пила. Что она может отдать ему? Что - если ей уже давно ничего не принадлежит? Да, он хороший, да, он заслуживает всего, но не ей же решать это...

Если так сложилась судьба.

Уйти. Сменить квартиру. Нет, это невозможно. Ивик остановилась. Она вдруг вспомнила о версии Дамиэля. О возможном предательстве Эльгеро. А кто сказал, что Эльгеро неправ...

Может быть, прийти к нему. Он хороший. Он все поймет. Сказать - я все знаю, шеман, возьмите меня с собой, располагайте мной. Вам я верю.

Но верит ли она ему? Кому вообще можно верить здесь?

Может быть, ей врали с раннего детства. Может быть, вообще все иначе. Ивик захотелось биться головой о стену. Нет. Она просто уйдет. Просто уйдет - и все...

Пусть они все провалятся. Она заберет детей и уйдет. Подальше куда-нибудь. В Медиану.

Да, в Медиану, пропади все пропадом! Пусть они остаются здесь, с их войной, с их дурацкими любовными проблемами, с их квенсенами и боевыми частями, танками и вертолетами, огненными бичами и атомными бомбами, трансляторами и фантомами...

У гэйна всегда есть выход - можно уйти в Медиану. Насовсем. Далеко. Где-нибудь во Вселенной найдется местечко и для тебя. Где-нибудь... все равно, где жить. На Триме, в Лей-Вей... да хоть в Дарайе! Лишь бы тебя не трогали. Маленький домик. Дети - ее дети, и больше ничьи. И они будут возвращаться домой каждый день. Она каждый день сможет их обнимать. Варить обед. Играть с ними в мяч. Она найдет такое место. Они будут ходить в Медиану и играть там вчетвером. С детьми. Правда, Марк... а что Марк? Ну может быть, она и его возьмет с собой. Он нужен детям. И он же не помешает.

В Медиану... ей просто хотелось в Медиану, в серое безмолвие, где можно творить, где можно построить для себя какой угодно мир, все, что тебе нравится, где ты ни от кого не зависишь. Медиана - это свобода.

Ивик сунула в кобуру ПМ, под левую руку повесила шлинг. Покидала вещички в мешок. Взглянула на Кельма - он, казалось, улыбался во сне. Что-то шевельнулось внутри, но холодный трезвый ужас остановил ее. Нет. Безумие кончено...

Только надо проверить все-таки трансляторов. Проклиная себя, Ивик включила комп. Идиотка. Даже истерику закатить не можешь по-человечески - все равно не забудешь проверить, как там твои подопечные. Мамаша заботливая. Клуша. Но ведь правда - нехорошо как-то... Нет, за ними наблюдают другие, но...

Ее окна включились автоматически. Диспетчер сразу перекинул ей подопечных, едва Ивик вошла в сеть. Она стояла у монитора, сжимая вещмешок в руке.

Жаров спал. Юлия что-то писала... Женя...

Ивик застыла, ощущая, как холодный пот катится по хребту.

Женя сидела, положив больную ногу на табуретку. Рядом с ней, выложив на стол шлинг, похохатывал и о чем-то рассуждал тот самый дараец. Дамиэль. Очевидно, дежурный не заметил шлинга, или же не знал, как сразу реагировать. А Женя, судя по шлингу, уже знала слишком много - гораздо больше, чем положено знать триманке.

Ивик обернулась, бросила последний взгляд на спящего Кельма и перешла в Медиану.

Кельм проснулся с ощущением тревоги и опоздания. Бросил взгляд на часы. Все нормально, вроде бы. Торопиться некуда. На сегодня ничего особенного он не планировал. Надо выжидать.

Ивик не было. И было в этом что-то нехорошее, а что - он пока не понимал.

С ней было очень хорошо. Таких и вправду - не бывает. Так не было никогда.

Он встал и отправился в туалет. Потом перекусил остатками холодца. Наготовили чуть ли не на неделю. Но сегодня надо будет что-то еще сварить. Кельм неторопливо вымыл посуду.

Прибрал кухню. Все-таки - что случилось? И где Ивик? Конечно, она могла выйти куда угодно. В магазин. По делам, связанным с трансляторами. Если бы опасность - она, конечно, разбудила бы его. Какие-нибудь мелочи - подбросить кому-то книгу, подтолкнуть, совершить какое-то мелкое действие... А будить Кельма ей, вероятно, было жалко. Записку... возможно, не было времени оставить.

Но сердце неприятно ныло. Довольно мерзкое ощущение. Кельм вернулся в комнату и внимательно ее осмотрел.