Невинная для Сурового

Тревога нарастает.

В какой-то момент слышу голоса.

Отец. И… Айдаров?

Дверь распахивается.

Да, это действительно он.

Невольно приподнимаюсь. Закрываю книгу, прижимаю к груди.

Айдаров поворачивается к моему отцу. Смотрит на него очень выразительно.

Папа явно не хочет снова оставлять меня наедине с этим пугающим человеком, но выбора у него нет.

Он отходит.

Айдаров толкает дверь, которая тут же закрывается с жестким щелчком. А дальше мужчина шагает ко мне.

Несколько секунд — он уже вплотную. Обходит меня, останавливается позади. С шумом втягивает воздух.

— Чего ты так дернулась? — спрашивает хрипло.

Крупные ладони опускаются на мои бедра, притягивая ближе, буквально впечатывая в твердое мускулистое тело.

Это слишком резко. Порывисто. И… переходит все допустимые нормы.

До свадьбы он так делать не должен. Но я уже понимаю, что проглочу все свои возражения. Никаких замечаний не будет.

Вот только от неожиданности роняю книгу.

Та с грохотом падает на пол, и я вздрагиваю.

Айдаров прижимает меня еще крепче к себе. Его горячее дыхание обдает мой затылок.

— Давай присядем, — говорит он.

Опускается в кресло. Меня увлекает за собой. Усаживает к себе на колени. Поворачивает так, чтобы оказалась боком к нему. Заключает в кольцо рук.

Контакт теперь получается еще теснее прежнего. Кровь ударяет мне в лицо. И неловко ерзаю, пробуя хоть немного отодвинуться, отстраниться.

Однако получается еще хуже.

Положение становится откровенно непристойным.

И то, что я сейчас ощущаю…

— Вы не должны, — все-таки не выдерживаю. — До свадьбы. Нельзя так. Трогать меня и…

Затрудняюсь, как это назвать.

Сгораю от стыда, смущение и негодования.

Сейчас чувствую его. Всего! И чувствую то, в каком он состоянии. Особенно когда я неосторожно веду бедрами, стараясь ускользнуть. Но положение лишь усугубляется.

— Не должны, — повторяю нервно.

— Не должен, — соглашается он. — Но я так хочу.

Наши взгляды встречаются.

Его — тяжелый, давящий, пронизывающий насквозь.

И мой — испуганный, загнанный, смятенный.

А в следующую секунду Айдаров жадно накрывает мои губы своим ртом. Впивается так, что дыхание перехватывает.

Он целует, и словно в темную бездну затягивает.

14

Его язык властно проскальзывает в мой рот. Жестко сплетается с моим. Захватывает мощным толчком.

Дыхание перехватывает. Кислород раскаленным комом забивается в груди. Дрожь пробегает по телу раскаленными импульсами.

Тяжелая ладонь опускается на мой затылок. Уже привычным жестом. Пальцы вплетаются в мои волосы, растрепывают пряди, пробуждают волны колючих мурашек.

Могу сравнить это лишь с его прошлыми поцелуями. В саду. В гостиной. Но на самом деле это даже с теми моментами несравнимо.

Айдаров буквально вбивается в меня. Вгрызается. Завладевает моим ртом так, будто всю душу вытянуть жаждет.

И кажется, у него получается.

Не могу ни дернуться, ни всхлипнуть. Под его диким неистовым напором словно растворяюсь. И чувство такое, будто моей воли не было и нет. Есть только он. Его сила. Желание. Жгучее. Острое. Несокрушимое.

Каждый новый толчком его горячего языка по моему отбивается внутри тягучей пульсацией крови. Каждый жест словно жалит. Клеймит.

Нельзя так до свадьбы целовать.

И вообще — нельзя так.

Но Айдарову явно наплевать на все запреты.

Ощущаю это особенно четко, когда массивная ладонь опускается на мою грудь. Сжимает через ткань платье, через нижнее белье. Так дотрагивается, будто на мне вовсе одежды нет.

Резко. Мощно. Меня аж подбрасывает.

Его непристойный жест действует отрезвляющее.

Срабатывает рефлекс.

Бью Айдарова ладонями по руке. Царапаю ногтями. Судорожно дергаюсь. Пытаюсь отстраниться, но крепкий захват пальцев на моем затылке не дает отодвинуться.

Нет, все. Хватит.

То, что он себе теперь позволяет, уже слишком.

Отчаянно пробую вырваться. Безотчетно двигаю бедрами, стараясь с него хоть как-нибудь сползти, соскользнуть.

И застываю. От того движения, которое ощущаю в ответ.

Меня мигом в холод окунает.

Айдаров отзывается на мою резкую попытку побега. Так отзывается, что если бы я знала, чем закончится, то застыла бы, никак ему не мешала.

Он и раньше упирался в меня. Весь он. Ощутимо. Но сейчас я чувствую, как усиливается его возбуждение. Крепнет, твердеет. За секунду. И от этого будто льдом окатывает.

Морозные иглы царапают кожу.

Айдаров все же разрывает поцелуй.

Но я уже этому не рада.

Он смотрит на меня. Прямо. Пристально. Одна ладонь так и остается на моем затылке, зарывшись в спутанные пряди волос. Вторая перемещается с груди на бедра, впечатывает меня в разгоряченное сильное тело еще теснее, не давая больше никакого шанса ускользнуть.

Глаза у него страшные. Горящие. В них плавится темнота.

— Лучше тебе сидеть смирно, — хрипло заявляет он.

Взгляд у него такой, что даже моргнуть не получается. Не то, что отвернуться или отвести глаза.

— А то не сдержусь, — прибавляет.

И кажется, будто сам хочет, чтобы я от вспышки ужаса снова задергалась. Повод ему дала.

Хватит одного движения. Одной искры.

И все.

Очень четко это считываю.

Чуть не выпаливаю — «нельзя». Со мной ничего нельзя делать до свадьбы. Но Айдаров достаточно ясно дает понять, насколько ему безразличны традиции.

— Отвечай мне, — говорит.

— Но это…

Разве не спровоцирует его звериные инстинкты еще сильнее?

Закончить Айдаров не дает.

Закрывает мой рот своим. Запечатывает. И опять его язык скользит по моему языку так жадно и порывисто, что воздуха становится мало.

Задыхаюсь. Захлебываюсь его темными эмоциями, которые будто заражают меня саму чем-то ненормальным. Пропитывают, пронизывают. Чем-то чужим, подавляющим.

Нужно ответить ему. Как он хочет. Как требует. Только бы не разозлить.