Невинность на спор

Не так, не хочу с такой яростью. Но Марк не дает увильнуть, агрессивно нажимает на щеки и буквально проталкивает язык между губ под мое болезненное мычание. И так резко, как поцеловал, отпускает, скоро выдыхая мне воздух и в без того разгоряченное лицо.

 – Я буду ждать в тачке за воротами. Мне по хрен. Но если через полчаса тебя не будет, я войду и трахну тебя там, где ты будешь стоять. Даже под взглядом твоей матери. Поняла?

 — Марк! – умоляюще высказываю я, но он пихает меня в дверь снова, так что бьюсь затылком.

 — Не слышу! Ты поняла?!

 — Да!

Он даже не отвечает.

Отталкивает так, что лечу на кровать, а сам мигом исчезает за дверью.

А меня окутывает волной страха и горечью обиды, словно в приторный пончик, кто-то подложил чеснока. Я что же, собственными руками убила счастье? Он ведь не был таким. Последнее время не смел хамить, а тут…

Как же жутко просто сидеть и ничего не делать, только пялиться в полотно бежевой двери, что расплывается от слез.

Что если Марк не сдержит слово? Уедет и завтра на меня даже не посмотрит?

Одна ошибка может убить все, верно? Одно неудачно сказанное слово.

И он не прав! Ты не прав, Марк! Как я могу тебя стыдится! Только не тебя!

Но как же адски снова блуждать среди собственных фантазий, иллюзий и наткнуться на пустоту. Он может погрузить меня в пустоту, в глубину, где боль и ужас, так просто.

Теперь Марк тот рычаг, что переключает направления моих мыслей. Каждый день. Он управляет настроением.

И я встаю пошатываясь. Решаюсь все исправить. Раз я с Марком, то не должна дрожать от реальности!

 Пусть она и может оказаться слишком нездоровою. Она и может меня убить…

Вылетаю из спальни. Бегу в сторону лестницы, так и не посмотрев, как выгляжу.

Плевать.

Сейчас плевать.

Особенно на мнение, такой идеальной во всем матери. Она больше не довлеет надо мной. Чужой человек. Я сама выбрала себе семью. Сначала Васю с Пашей. Теперь Марк.

Но добежать до двери мне не дают.

Внезапно, прямо передо мной появляется высокая и худая как жердь, тетя Маша. Это к ней я ездила в Англию. И если честно, спрашивать, какими ветрами ее занесло в нашу «богом забытую страну варваров» мне не хочется.

 Она задает вопросы, а я только киваю и смотрю на дверь, в которую должен был уйти Марк. Когда слышу четвертый вопрос: «Если у меня парень», максимально вежливо ее покидаю.

Так, спокойно Даша. Это попросту квест, у тебя еще двадцать одна минута.

Иду вперед, напролом, игнорируя зов матери и внимание сына ее подруги, пухлого Сергея.

Но меня задерживает дед Федор. Которого невозможно ни игнорировать, ни обойти. Он кажется огромным шкафом. Сегодня он приехал поздравить папу с успехом и важно поинтересоваться, не увлеклась ли я глупостями. Как обычно.

 — Нет, дед. Все хорошо, — перетаптываюсь в нетерпении и собираюсь провалиться сквозь землю, когда слышу, жесткое: И смотри не залети, как твоя мамаша.

 — Она родила меня в семнадцать. А мне уже девятнадцать, — напоминаю, смотря как блестят в свете его седые пряди.

 — Чтобы до тридцати и не думала, — грозит он мне уже не в первый раз.
– Помни, что в этой семье ты единственная надежда продолжить дело отца.

Ага. Отца, которому до меня нет никакого дела.

 Впервые меня так раздражает внимание. Обычно я от него преображаюсь, забываю даже про лишний вес. Но сейчас они все мне мешают. толпа просто назойливые мошки, которых хочется отогнать и бежать дальше.

К своему счастью. К Марку! Чтобы объяснить, что не прав. Что я никогда не буду его стыдиться. Что, если хочет, я отдамся. Сделаю все, что он скажет. И шантажа не надо. Наоборот, я буду только счастлива наконец познать радости первого секса.

Ведь Марк любимый! Самый лучший! И пусть уже завтра он найдет себе другую, красивую, худую. Сегодня будет только моим.

 Воспоминания о первой, и возможно последней ночи будут греть меня одинокими вечерами.

И я уже отнекиваюсь от танца, на который тянет меня друг отца. Почти не думаю о том, с чего такое ко мне внимание.

Вижу дверь. Выход близок. Марк там. Он ждет меня! Почти дотрагиваюсь до ручки, как вдруг жесткая ладонь ложится мне на талию и закручивает под музыку вальса.

Мама всегда была склона к показухе.

Я плохо соображаю. И только спустя секунду понимаю, что танцую в паре с высоким парнем.

Он обильно полит одеколоном, в костюме. Ворот рубашки немного расстегнут, открывая татуированную грудь. И я поднимаю взгляд и ахаю, когда вижу оскал.

 — Череп?! — отстраняюсь, но он только сильнее прижимает меня к себе и продолжает вести в танце. Грубо. Захватнически. Настойчиво.

 — Не елозь задницей, а то нас могут неправильно понять, — говорит он, поражая меня еще больше. Зачем он меня удерживает? Он друг становится серьезным, внимательно рассматривает мое лицо. – Тебя Марк уже трахнул?

Глава 54.

День в календаре HammAli & Navai трек по совету. Мне понравился.

Если я была удивлена его появлению на празднике, то бесцеремонный вопрос просто ставит меня в тупик. Я выпучиваю глаза, гадая, не послышалось ли мне. Нет. Он ждет с легкой ухмылкой, словно уже знает ответ. Я не намерена ничего говорить. Так что вырываюсь и иду в сторону выхода, но меня тут же тормозит мама.

Да, Боже! Свалите уже в закат!

 — Ты, что подцепила сына Череповцова?

Серьезно? Прямо сейчас? Столько лет не интересовалась, нравятся ли мне мальчики. Или, может быть, я вообще лесбиянка, а тут вздумалось задавать подобные вопросы? И с чего бы это?

— Если ты про Черепа, то нет. Он мне не нравится.

 — Вот и зря. Он, единственный наследник состояния в несколько миллионов рублей, — говорит таинственным шепотом и ведет меня к бару. Какие подробности она знает. Просто жуть. — Красавчик смотрит на тебя, как на весьма привлекательную девушку.

Она произносит это с такой улыбкой, как будто отвесила жирный комплимент. Только вот почему мне кажется, что очередную ментальную оплеуху. Почему мне кажется, что улыбка не делает ее больше красивой. А морщинки, несмотря на горы денег, потраченных на борьбу с ними, все равно хорошо видны?

 — Это очень странно мама, не находишь? Ведь привлекательная в этом зале только ты, верно? — шепчу, облизывая пересохшие губы.

В горле стоит такой ком, что я вот-вот расплачусь. Но не при ней. При ней плакать нельзя, это я усвоила еще в девять, получив оплеуху за истерику.