Невишный

– Привет, Бублик. Как я рад тебя видеть.

Милан давно научился, прощупывая шерсть и уши, определять, кто к нему подбежал.

– Привет, Милан? Готов работать? – раздался голос кинолога Верочки.

От других волонтеров и работников Милан слышал, что та была простецкой внешности и в свои двадцать пять больше смахивала на парня.

– Привет. Всегда готов, – отрапортовал он и улыбнулся.

– Как экзамены, не завалил?

– Вер, у меня самое лучшее английское произношение на всём курсе. Идём работать.

Учился он на переводчика. Город большой, много иностранцев приезжает. Милан надеялся, что все-таки сможет устроиться потом на работу. Не на пенсии же постоянно сидеть? Хотя от неё ему мало что перепадало. В основном всё забирала мама.

Работать здесь Милану нравилось. На нём проверяли, насколько хорошо животное усваивает команды. Обычно он держал собаку за поводок и специальную шлейку. Пёс в свою очередь вел его по территории, оснащённой бордюрами и прочим. Здесь даже светофор стоял, и Верочка с помощью пульта переключала цвета. Хорошо обученная собака должна была вести хозяина на зелёный свет и только по зебре. Даже если светофора нет, поводырь всё равно должен вести подопечного только по пешеходному переходу.

«Как же тут чудесно», – довольно думал Милан, сидя после тренировки на лавке со сторожем Михалычем и гоняя чаи. Старик в очередной раз по его просьбе рассказывал историю из своей жизни. Она у Михалыча была бурная и интересная. В нулевые он попался на глаза чёрным риэлторам. Квартиру отобрали – старик одинокий, защитить некому. Тогда же Виктор как раз искал сторожа на базу и по чистой случайности попал в ту больницу, где лежал избитый Михалыч. Так старик оказался пристроен и с тех пор живёт в домике охранника, работает за все смены сразу. Да и что тут воровать? Разве что собак.

– Витёк у нас как ангел-хранитель: меня обогрел, с тобой как с сыном обращается – в общем, делом благородным занят, – одобрительно говорил старик.

Милан нащупал его сморщенную руку и сжал в ободряющем пожатии.

– Милан, пять часов уже, – услышал он крик Виктора.

– Домой мне пора, – грустно вздохнул Милан. – А так бы и остался.

– А ты оставайся в следующий раз, – весело предложил Михалыч. – У меня и раскладушка есть.

– Да, может и останусь. До завтра, – попрощался парень и отправился к Виктору.

– До завтра, Милан.

Стоило попасть домой, как с порога раздалось недовольное бурчание матери:

– Явился? Опять собачатиной пропах. Мыться иди. Подстригся бы, Милан. Ходишь как пугало. Один глаз чёлкой занавесило. Может, я тебя, как папу, под машинку подстригу?

– Оставь мои волосы в покое. Бабушка Ира говорит, что мне эта прическа идёт. А чёлка висит, так и плевать. Всё равно ничего не вижу, – буркнул, проходя в свою каморку за домашней одеждой.

«Вот так всегда. Она ни разу меня сыном не назвала. Только Милан. Посторонним что-то обо мне рассказывает и то же самое: этот, он, тот, Милан. А вот мой братик у неё Сашечка, сыночек, сыночка, сынуля. Папа хоть изредка сыном называет», – с тоской подумал парень.

Поначалу он сильно расстраивался и даже обижался. Складывалось впечатление, будто он им и не родной вовсе. Потом как-то смирился. Всё же пусть и не любимый сын, но от него не отказались. В пище не обделяют. Одевают. Образование дали. Уж лучше так, чем в детском доме. Милан слышал, что там вообще полный мрак. «Ничего, зато меня дедушки и бабушки любят», – тихо прошептал он, успокаивая себя.

3

Заутра – утром, утро.

Утечи – уйди.

Катуна – жена.

Грустко – грустно.

Укорити – обидеть.

Экий – какой.

Ярый – буйный, грозный.

Чи – разве.

Свара – ссора.

Слух – доносчик.

Крамола – измена.

Докамест – пока.

Эрио быстрым шагом передвигался по замку. Слуги, попадавшиеся на пути, тут же прижимались к стенам и, приветствуя правителя, склонялись в глубоком поклоне. Его путь лежал в кабинет. Туда должен был прийти Желан, его верный помощник, но сначала он должен увидеть мать.

Эрио нашёл её в большой тронной зале. Огромное помещение с белыми колоннами, увитыми искусно выкованными из бронзы цветами, поражало роскошью: полы из драгоценного мрамора, украшенные мозаикой стены и витражи в окнах – все здесь было призвано ошеломить, заставить просителей склониться перед величием правителя. На престольном месте стояло два трона белого золота, а над ними распростёр свои крылья символ рода, ведь Гавран значит «ворон».

Эрио пересёк залу и остановился, разглядывая женщину перед собой. Пышное голубое платье, нескромно открывающее часть груди, без единого седого волоска темные каштановые волосы, яркие голубые глаза и крашеные багрянцем губы – Рокзана не утратила красоты даже в свои почти пятьдесят зим. Еще раз окинув мать пренебрежительном взглядом, он скривился.

На голове ярко сиял венец с красным камнем любви в навершии.

– А, так значит, мы уже не в трауре. Что, тебе уже не грустко? Отплакала по любому?

Его покоробило поведение матери: траур положено держать год. Королю было легче, чем ей, – мужчины рода Гавран всегда предпочитали чёрный цвет.

– Приветствую тебя, сынок. Когда ты вернулся? – улыбнулась мать, начисто игнорируя его слова.

– Приветствую, матушка, – процедил он сквозь зубы и приказал: – Корону сними и утечи с трона!

– Ты меня укорити пытаешься? Я ещё здесь королева. Ты себе катуну так и не завёл, а ведь тридцать уже, – ехидно улыбнулась мать, продолжая сидеть на троне.

– Утечи с трона! И корону сними! – повторил Эрио, повышая голос. – Ей место в хранилище. Ты прекрасно знаешь, что со смертью отца ты утратила титул королевы. Носить атрибуты не имеешь права, как и восседать тут. И моя катуна тут не при чём!

Матушка гордо вскинула подбородок, спустилась к нему и нежно погладила по щеке пальцами, унизанными перстнями.

– Экий ты сегодня ярый, Эрио. Кто же я тогда, как не королева? – улыбаясь, спросила она.

– Издеваешься? Чи сама не ведаешь? Ты – особа, приближенная к королю, как и вся остальная родня в этом замке. Ещё раз увижу тебя на троне – и можешь пенять на себя, мама.

– Но, Эрио… – попробовала возразить она.

– Рех! – перебил он её грозным вскриком, поднимая вверх руку. – Мне некогда с тобой свару затевать.

Он развернулся и покинул залу. Матушка что-то злобно шипела вслед, но Эрио не вслушивался.