Невольница. Книга 2

Я подняла голову и посмотрела на две другие фотографии на камине. Моя улыбка стала шире, когда я увидела снимок с мамой, которая с цветами в волосах лежит на траве. Я вспомнила тот день, когда она попросила меня вплести ей в волосы цветы. Но я представления не имела, кто ее сфотографировал. Может, тетя?

Шаги Эшера эхом разносились по комнате. Зачарованный и молчаливый, как и я, он открывал для себя дом моего детства.

— Ты часто смотрела телевизор, как в Лос-Анджелесе?

— Нет… я редко сидела в гостиной, — призналась я, сдерживаясь, чтобы не оглянуться на диван.

И прикрыла глаза, чувствуя, как учащается пульс. Его здесь больше нет. Когда-то в прошлом он тут сидел, но больше его здесь нет.

— Идем наверх.

Чувствуя, как из глубин памяти всплывают образы, я решила, что лучше выйти из комнаты. Я отказывалась вспоминать те моменты, которые хотела забыть. Моменты, которых я не понимала, пока была слишком мала, но которые с течением лет обрели смысл.

Он был мерзким.

Омерзительным.

Я медленно поднялась по ступенькам на второй этаж, прислушиваясь к своим шагам на лестнице и вспоминая, что раньше я умела узнавать человека по звуку шагов. И его тяжелая поступь до сих пор отдавалась в моем сознании. Я отогнала воспоминание об этом звуке, который и сейчас преследовал меня по ночам.

Лис.

Присутствие Эшера за спиной немного успокаивало. Постепенно, словно этот дом не был моим, я узнавала фотографии на стенах. Портреты матери и бабушки, умершей много лет назад. Были и мои младенческие фото, и мама с тетей в молодости.

Я запомнила мамино лицо. Мне хотелось забрать эти снимки с собой. Хотелось, чтобы они всегда были рядом.

Я узнала комнату в глубине слева.

— Там спальня моей мамы, — сказала я, указывая на нее пальцем. — Я очень любила спать с ней… когда его не было.

— Его?

— Ее… друга.

— Ее друг жил с вами? — спросил Эшер, когда я зашла в комнату.

Глаза заволокло слезами, когда я посмотрела на кровать, в которой она спала. Простыни были другие, но их накрывал все тот же плед, ее любимый. Я схватила плед и уткнулась в него носом, надеясь ощутить ее запах или запах ее духов. Но не почувствовала ничего.

С комком в горле я повернулась к прикроватному столику, отчаянно пытаясь найти флакон с духами. Ничего.

— Ты что-то ищешь?

Не отвечая, я поспешила открыть шкаф и стала перебирать ее одежду. По щекам полились слезы, когда я обнаружила ее любимую кофточку. Я принюхалась, но мамой не пахло. Вообще ничем не пахло.

— Элла?

— Я хочу… Я хочу почувствовать ее духи, — пробормотала я. — Хочу почувствовать ее запах.

— Посмотри в коробках наверху.

Я подняла лицо к небольшой полке, на которой стояли две обувные коробки. Встав на цыпочки, достала одну из них, Эшер снял вторую. Мы сели на пол и начали в них рыться. В первой оказались бумаги: счета… и письма.

Любовные письма от неизвестного мужчины, некоего Джордана Томсона. Мой отец? От этой мысли сердце забилось быстрее. Даты указывали, что они были вместе до моего рождения. Однако у меня не имелось никаких подтверждений его отцовства.

— Может, это твой отец, — предположил Эшер, читая одно из писем. — Язык у него здорово подвешен, надо признать.

Я убрала письма на место. Об отце я ничего не знала, и, судя по тому, что я прочла, он ничего не знал обо мне. Возможно, он не хотел ребенка. Возможно, я была нежеланной.

— Во второй коробке рисунки, — сказал Эшер. — Это твои?

— В рисовании я полный ноль, — призналась я, доставая один из них.

— Однако оценки у тебя были хорошие, — заметил Эшер, показывая новый листок. — Я, можно сказать, впечатлен, ты не всегда была такой глупой.

— Там что, школьная ведомость? — спросила я.

— Нет, это оценки за домашние задания… А, нет, все-таки ты всегда была дурочкой, мой ангел. Как ты могла спутать человека с лисом?

Сердце екнуло. Я тут же забрала листок. Упражнение по языку: подписать картинки. Там были цветок, птица, машина и фигура человека. Вместо того чтобы написать «человек», я написала «Лис».

Трясущимися руками я быстро смяла бумагу. Эшер вопросительно на меня посмотрел, но я не хотела рассказывать о нем. Только не сейчас, не сегодня вечером.

— Почему ты…

— Я хочу посмотреть свою комнату, — заявила я, вставая. — А потом уедем.

— Ладно.

Он нахмурился и тоже поднялся, не спуская с меня глаз. Я торопливо поставила коробки на место.

— Элла, ты уверена, что…

— Со мной все в порядке, просто подустала, — соврала я, не глядя на него.

— Хочешь, вернемся? А завтра продолжим, — предложил Эшер, удерживая меня за руку. — Этот дом ждет тебя уже десяток лет, может подождать еще денек.

С бьющимся сердцем я оглядела мамину спальню. Мне хотелось увидеть свою комнату, но что-то во мне кричало, что не нужно этого делать. Слишком много воспоминаний засело в глубине, и я чувствовала, что уже перегрузилась.

— Ты… ты прав.

Он обнял меня, и я уткнулась ему в шею. Горло сжималось. Этот дом был свидетелем моих травм, моей боли, моего счастья и всех детских переживаний. Этот дом был еще жив, я тоже. Но его хозяйка — нет.

Слезы медленно катились по щекам, и шея Эшера намокла. Когда я всхлипнула, он обнял меня крепче. Я позволила эмоциям взять верх и перестала сдерживаться, словно тело и сердце наконец-то слились воедино.

— Завтра мы поедем к твоей матери… Но сначала заглянем в цветочный магазин, — проговорил Эшер, несколько раз нежно целуя меня в макушку. — Потом я оставлю тебя с ней, и будь там столько, сколько нужно… хоть целый день, мой ангел… Я тебя подожду.

Следующий день.

Руквудское кладбище

— Он сказал, что она похоронена здесь, — напомнила я Эшеру, вглядываясь в имена на могилах.

Мы уже минут двадцать искали могилу матери, и Эшер начал терять терпение.

— В следующий раз пусть повесят указатели, потому что я…

— Эшер…

Мой взгляд остановился на одной из могил. Горло сжалось. Сколько я ни читала и ни перечитывала выгравированное имя, мозгу не удавалось это переварить.

Дженна Коллинз.

Моя мать лежала здесь. В нескольких метрах от меня.

Дрожа, я медленно приблизилась к могиле, которую мне не доводилось видеть. Через столько лет после аварии я нашла свою маму. Слезы лились бесконечно. Маленькая девочка, ставшая свидетельницей аварии, проснулась и наконец-то позволила себе оплакать ее смерть. Я ждала этого столько лет.