Невозможно устоять

Мне хочется столько всего сказать, но собрать мысли вместе так тяжело, а в душе так тягостно, не думаю, что сама осознала то, что это самый настоящий конец работы, которой я посвятила больше года. Признаюсь, не совсем такой конец я себе придумывала, но ведь очень часто всё в жизни идёт не по задуманному плану, верно? Я надеюсь, что всем, кто прочёл эту работу, она действительно понравилась. Я надеюсь, что в ней вы прочитали не только о жизни разных героев, но и что-то полезное для себя. Я надеюсь, что не разочаровала вас.

Такой вот подарок всем на Новых Год. Я люблю вас, и всем счастья в новом году с:

========== BONUS CHAPTER ==========

Двери этой обители: выход и вход.

Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?

Счастье? Счастлив, живущий хотя бы мгновенье.

Кто совсем не родился — счастливее тот.

Омар Хайям

Jimin, 16 of January

Снежные хлопья неустанно сыпались с неба, оседая наземь и сливаясь с белым ковром, распростертым вдоль нескончаемого поля. Вдали деревья гнулись под силой ветра, ссыпая со своих веток блестящий белый снег. Редко такой сильный снегопад приходит в эти места, но сегодня ему нет ни конца, ни края — куда ни оглянись, белизна слепит глаза. Небольшие памятники, в ряд выстроенные возле меня, уныло позволяют украшать себя мелкими насыпями. Кладбище душит тишиной, спокойствием, горем от утраты близких.

Всегда приходится забывать о своей боли, заталкивать глубоко в просторы сознания грусть и невероятную, режущую внутренности острым лезвием тоску по дорогим людям. Которых больше нет. Покинули тебя одного в этом несправедливом мире. Ты нуждаешься в них, хочешь взять за руку, обнять, рыдая, поведать о своих печалях и проблемах. Хочется выть от беспомощности, потому что одним-единственным непобедимым желанием является конец. Самый обычный конец страданиям, конец жгучей боли, конец ответственности, которую я несу у себя на плечах столько лет, страдая и принимая все проказы судьбы. Ведь так легко закончить всё это: лёгкое движение лезвием по вене, комната, полная душащего газа, даже самая примитивная пуля в висок — и вот я рядом с любимыми, которых потерял.

Я закашлялся, шмыгая носом, но остался стоять ровно, не высовывая рук из карманов чёрного запахнутого пальто.

Отвратительная погода, под стать событию.

— Не верится, что пять лет прошло, — сипло подаёт голос Чонгук, стоя в паре метрах от меня.

Чон одет в похожее чёрное пальто, только ни одна пуговица на нём не застегнута. Полы одежды развевает ветер, пробираясь к парню за пазуху, но тот не обращает внимания, то ли не чувствуя холода, то ли хорошо игнорируя его. Вряд ли тёплый тёмный свитер греет его достаточно сильно в такой мороз, но заниматься нравоучениями я сейчас не в настроении. Кто бы мог подумать, что вечно причитающий и заботливый Пак Чимин просто иссякнет и потухнет. Попросту нет сил на какие-либо действия. Остаётся только позволить дорожкам, оставленными слезами, охлаждать лицо, которое и без того морозит.

— Не верится, — вторю другу членораздельно, внимательнее всматриваясь в имена, выгравированные на широком памятнике, который стоит совсем немного поодаль от остальных.

Сейчас хочется находиться в ставшей родной тишине. Уйти в себя и простоять несколько часов, пока ноги не перестанут держать, перемерзнув, руки сначала покраснеют, а потом станут чёрными от переохлаждения. Я упаду на землю у подножия мраморного изваяния, свернусь клубочком и останусь навечно с вами. С моими девочками. Буду рядом до своего логического конца, которому давно пора наступить.

Я всегда был солнцем, которое светило для всех в трудную минуту, а для меня, в свою очередь, светили только звезды, которые потом постепенно угасали, — одна за другой, не жалея меня. Каждый раз я должен был справиться, пережить утрату, начать с нового листа. Только они заканчиваются, тратятся впустую, словно жизни и не было вовсе, а солнцу всё сложнее окутывать окружающих теплом и светом.

Кажется, солнцу и звёздам просто не суждено сосуществовать вместе.

— Однажды… — тихо начал Чонгук, а его голос доносил до ушей слабый зимний ветер. — Хуан, когда ей не было и шести, впервые застала такую погоду. У нас редко бывает такой холод, верно? Ей до безумия, до радостного блеска в глазах нравился мороз, снег, сугробы. Мы с Тиён не могли затащить её в дом, стоило малышке выбраться на улицу — пиши пропало. Приходилось звать подмогу и всей семьёй устраивать переговоры на улице. Хуан всё твердила: «Негоже в такую славную погоду сидеть дома и греться у камина, когда всё самое прекрасное в жизни происходит за каменными давящими на сознание стенами. Здесь, на улице, где нас окружает зимняя стужа и метель!».

Чон издал звук, похожий на смешок, и я повернул к нему голову, чтобы лучше рассмотреть: парень возвёл лицо к небу, слезы блеснули на красных щеках, и Чонгук тихо протянул:

— А-а-а, такое ощущение, что она всегда рядом. Чёрт, — друг шипит и активно начинает тереть рукой лицо, сгоняя непрошеные слёзы, — прости, чувак, я совсем нюни распустил.

— Распустил, — на выдохе произношу я, снова отворачиваясь к памятнику и даже не пытаясь утереть свою влагу с лица. — В день, когда она умерла, тоже была метель.

— Верно. Лин была в тот день с ней. Сказала, что Хуан просила открыть занавески и подвести её ближе к окну, чтобы она могла рассмотреть заснеженные улицы и падающий снег.

Я киваю, соглашаясь не понятно чему, и сжимаю губы, вспоминая.

Вспоминая годы, прожитые после смерти Хуан. Жизнь просто поделилась на до и после. «До» — это радость, любовь, крепкая дружба. А «после» всё словно пошло под откос. Конечно, смерть малышки никак прямо не повлияла на дальнейшую жизнь. Однако события, свалившиеся на голову, твердили об обратном. День за днём я искал двери, ведущие в лучшие времена, я продолжал верить, что не может всё закончиться плохо, ведь жизнь устроена по схеме «черная полоса, а за ней белая». Осознание, что меня настигла та самая пропитанная горечью тёмная полоса, пришло не сразу, однако, стоило прийти в себя, поверить в уготованные Судьбой испытания, вслед за которыми обязательно последует вознаграждение, — настолько вдохновили меня, что данные мысли постепенно, но верно застилали глаза. После чёрного следует белое — главное утешение.

Не видеть ошибок в собственных поступках, прятаться за оправданиями о Судьбе и Вселенной, которая якобы решила насолить, — ох, как это по-моему. Всегда хочется забыть, какая ты на самом деле тряпка, бесхребетное существо, кукла, которой по сей день управляет семья. Отец дёргает за ниточки, а я продолжаю твердить о долге перед семьёй. Верно, я должен был бросить Ли Хоа; должен был жениться на дочери отцовского партнёра, тем самым зарабатывая себе состояние и гордый — такой необходимый — взгляд отца; должен работать в семейной компании; должен каждое воскресенье посещать ужин в кругу родителей.

Нет варианта «ты хочешь» — лишь «должен».

Я просто продолжал ждать, когда ко мне подойдут и скажут что-то вроде: «Чимин, сегодня ты можешь не делать этого, если не хочешь. Тебя никто не заставляет и никогда не заставит, ведь жизнь лишь твоя, ничья боле». Причём, как ни странно, ожидание было недолгим. Мать перед самой свадьбой молча зашла ко мне в комнату, где я угрюмо пялился на своё отражение, не веря в правдивость происходящего. Тёмный смокинг, противная бабочка, не позволяющая нормально вздохнуть, у шеи и пустой взгляд человека, жизнь которого через несколько часов должна кардинально измениться, как ему тогда казалось, в самую что ни на есть худшую сторону. Мне действительно в тот момент были чужды какие-либо эмоции, я просто помнил последовательность: улыбнись у алтаря, возьми её за руку, скажи «да», надень кольцо на безымянный палец, вынужденно поцелуй, пожми руки родным, терпи до конца праздника, а затем — до конца жизни.

«Пак Чимин, хватит быть мальчишкой, тебе давно пора стать мужчиной», — чинный, отдающий холодном голос матери, и маленькая рука сжимается на моём плече: «Брак — обычная фикция. Сначала перетерпишь, потом свыкнешься, а если будет возможность — разорвёшь все связи. Не думаешь же ты, что мы с твоим отцом обручились, руководствуясь такой сущей нелепостью, которую вы зовёте вечной любовью?».

Ни разу за долгую сознательную жизнь не думал так. Отец и мать — самый настоящий пример брака по расчёту, который перерос… в привязанность? Я не знаю, как это ещё назвать. Любовь — слишком громко для их отношений, но порой я даже замечал, как теплеет взгляд мамы, стоит им с отцом заговорить о каких-то общих — не касающихся работы — делах, а тот, в свою очередь, никогда не поднимал на неё руку, не унижал и не смел ставить на так называемое место, где должны смирно сидеть все женщины в его понимании. Что ж, наверное, для них «это» есть любовь, их лично созданная, особенная.