Невозможное завтра

Не успокоюсь я, пока не вернется она

И не заберет меня в тот мир, где раньше был я

Верь, Серафина. И будь откровенна с собой.

Не остановлюсь я на нем. Я уничтожу мир твой.

Она любила тогда меня в саду

Она целовала серебряную душу мою

Без нее я – ничто

Так что никогда не отпущу я ее

Когда они заканчивают, толпа взрывается одобрительными криками. Каждый мускул в моем теле напряжен, моя кровь течет густо и медленно. На мгновение я задаюсь вопросом, упала бы я в обморок, как камень, падающий в глубокую воду.

– Ты в порядке? – спрашивает у меня Ной, его бирюзовые глаза беспокойно мерцают, брови нахмурены.

– Все хорошо, – шепчу я, но знаю, что он не поверил мне. Дует ветер, поднимая волосы цвета вороного крыла у него за спиной, разделенные волоски подсвечиваются огнем.

– У тебя глаза на мокром месте, – говорит он.

– Я... я думаю, это из-за дыма от костра, – лгу я.

– Хочешь пойти подышать свежим воздухом? – спрашивает он.

Я качаю головой. Я хочу убежать. Но я не могу. Этим Кир раскусил бы меня, кем бы он теперь ни был. Я не сомневаюсь в том, что он неподалеку, сканирует толпу, чтобы увидеть, какая из девушек дрожит, какую девушку явно трясет.

Я чувствую руку Рида на своей.

– Эта песня прекрасна, не так ли? Она напоминает мне о традиционных балладах про убийство. – Внутри меня взрывается бомба. Шрапнель стучит в моем сердце.

– Я не считаю угрозы прекрасной вещью, – говорю я.

Он улыбается.

– Кем бы ни была Серафина, ей лучше остерегаться.

Этот разговор только что стал очень, очень опасным.

– Может, она больше не любит его, – слабо шепчу я.

– Не думаю, что дело в свободе выбора, – отвечает Рид, не разрывая зрительный контакт. – Он сказал, что никогда не отпустит ее.

Пламя от костра танцует в его глазах. И всего на мгновение они цвета голубого льда.

Глава 19

Остальная часть выступления проходит в поступательном движении, не имеющем никакого смысла. Я жду столько, сколько могу вынести, прежде чем дернуть Ноя за руку.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – шепчу я, задыхаясь от собственного голоса. Когда мы собираемся уходить, Рид еще раз хватает меня за плечо.

– Куда ты собралась? – требовательно спрашивает он.

– Ей нужна минутка подальше от костра, – грубо произносит Ной.

– Увидимся позже. – Я заставляю свой голос звучать буднично.

– Тебе лучше вернуться, – говорит он, усиливая хватку на моем плече, а затем мягко улыбается, показывая, что он всего лишь шутит, дабы разуверить меня.

Ной уводит меня, с легкостью проталкиваясь через толпу, его широкие плечи прочищают нам путь, пока мы не достигаем края, откуда виден Сан-Франциско.

– Мне нужно, чтобы ты увез меня домой, – говорю я Ною. – Сейчас.

– Что происходит, Кайли? – Он хмурит лоб, губы плотно сжаты.

– Мы поговорим в машине, – отвечаю я, мое сердце разрывается. Послание Кира ясное. Я знаю, что должна сделать.

* * *

Я наблюдаю за профилем Ноя, пока он везет нас обратно в Беркли в тишине, вспоминая ту ночь, когда мы шли пешком к вершине скалы, ночь, когда он спас мне жизнь, ночь, когда я чуть было не убила его. Если бы я не остановилась, то сейчас он был бы уже мертв.

Но он жив. И мне необходимо, чтобы он продолжал оставаться в живых.

Я выглядываю в пассажирское окно, окружающий мир пролегает в пятнах света. Я открываю его, и ветер жалит глаза. Хотелось бы мне быть высоко над Полярным кругом, где зимний воздух заморозил бы мои слезы, где я пострадала бы от нескольких обморожений на лице, чтобы соответствовать тому, что я ощущаю внутри. Мне хочется быть в месте, в котором зимнее солнцестояние погружало бы землю во тьму на двадцать четыре часа в сутки, а солнце только кружило по небу, держась подальше от меня, как от проклятой.

Я вспоминаю тесный джаз-клуб в Париже, в который я всех вытаскивала, когда мы жили там нашим ковеном еще в девятнадцатом столетии. Я настаивала на том, что мы оставались там до самого рассвета, до того, как у всех нас глаза не будут изможденными от усталости. Он был спрятан за старым каменным фасадом на Rue des mes ¹⁴.

– Взгляни на название улицы!– сказала я Шарлотте.

– Да,– согласилась она. – Улица душ – идеальное место для того, чтобы Серафина Эймс выпила пастис ¹⁵ .

И еще я помню, как однажды один трубач положил на меня глаз. Я была благодарна за тусклое, прокуренное помещение, которое скрыло мои алые щеки; но Кир, конечно, заметил и обвинил меня в неверности позже в ту же ночь, когда мы вернулись в нашу квартиру.

– Я даже не разговаривала с ним!– выкрикнула я, тем самым заслужив пощечину по лицу.

– Ты врешь, – сказал мне Кир. Он так и не извинился, но после двух недель его извинения проявились в виде пианино в нашем зале.

«Это все моя вина»,– думала я в то время. – «Кир очень чувствителен. Мне стоило быть более аккуратной, чтобы не задеть его чувств».

Я простила его и предалась полностью той болезни, которой были наши многовековые отношения.

Должно быть, Кир догадался, что найдет меня среди друзей Эли, зная, как сильно я всегда любила музыку. И когда он не нашел, то оставил тело Эли и взял себе новое, опять убив кого-то в процессе. Но кого?

«Баллады про убийство», – шепчет в моих мыслях Рид.

– Притормози, – говорю я Ною, когда мы находимся всего в нескольких кварталах от наших домов. Он останавливается. Выше по улице я могу видеть лестницу, ведущую к нашему фонтану. Только вчера мы были здесь в исчезающем закате.

– Пожалуйста, – говорит он, выключая двигатель и беря мою левую ладонь в свою. Я кладу правую руку на лоб и закрываю лицо. – Скажи мне, что не так. Не закрывайся от меня.

Если бы я только могла остановить время, если бы я могла оставить нас здесь, в машине, возле лестницы, где мы любили другу друга.