Невыносимое счастье опера Волкова

Спал в эту ночь я хреново. Снова, как пару недель назад – глаз почти не сомкнул. Мало того, что ощущалась острая нехватка Кулагиной под боком, так еще и Ру вернулась только утром от подружки. Коллега мой ее подкинул до дома по пути на работу.

Я как раз занял наблюдательную позицию, стоя у окна в гостиной с чашкой горького крепкого кофе, когда в восемь утра дверь открылась и на пороге нарисовалась улыбчивая мордашка Руси:

– Утречко добрейшее.

– Мхм. И тебе того же, мелкая.

– Как спалось?

– Паршиво.

– А где Тони? Спит еще?

– Ага, – киваю, возвращая взгляд на окна ее гостиной, там тихо, безлюдно и маняще, – наверное.

В доме виснет задумчивая тишина. Я ухожу в свои мысли так глубоко, что едва не подскакиваю, проливая на футболку пару капель кофе, когда почти над ухом раздается:

– Ба, вы опять поругались, что ли, Чип?

Мелкая проныра залезла ногами на диван и уперла руки в бока. Все, сейчас начнется отменная головомойка. Тороплюсь обмануть ребенка, заверив:

– Не ругались мы.

– Ну-ну. Тогда почему Тони там? – кивает на соседний дом, и правда, в окне появляется силуэт Кулагиной. В белых легких домашних штанах и топе, с миской в одной руке и ложкой во второй. Волосы собраны в небрежный пучок, вся такая до жути милая, уютная и домашняя. И она, мать твою, должна быть сейчас здесь! А не стоять по другую сторону окна, хмуро глядя на меня из-под бровей.

Господи, в чем-чем, а в искусстве дуться и обижаться Кулагиной можно дать золотую медаль. Никогда не понимал, как можно так долго варить в себе обиду на кого-то. Натура у меня такая – дурацкая. Отходчивая.

– Так что? Почему, Чип, расскажешь?

– Потому что у кого-то слишком длинный нос, который лезет не в свое дело.

– Тю, ну, не очень-то и хотелось, – отмахивается футболистка. – Злой ты, пошла я.

– Стоять! – оборачиваюсь, когда ребенок соскакивает с дивана. – Куда лыжи навострила?

Плечами пожимает, рюкзак подхватывает и кидает беззаботно:

– К Тони пойду. Завтракать.

– Эй! А спросить разрешение? Мелкая! Это что за бабий бунт на корабле? А как же я?

Очевидно, никак. Потому что Ру уже закрыла дверь с другой стороны, слиняв, снова киданув меня на произвол судьбы и самокопания. Одна женщина с характером – атас. Но две… туши свет. И я, походу, прочно влип на всю свою оставшуюся жизнь.

Одним махом допиваю кофе. Обжигаю глотку. Ладно, фиг с ними! И не такие крепости брал. Позавтракав наскоро сооруженными бутербродами, продумал план по “захвату”.

Нина

– Куда мы едем, Вик?

– Скоро увидишь, конфетка.

– Ты мне это уже час говоришь. Не надоело?

– А тебе не надоело спрашивать так часто? Тебя заклинило, что ли? – парирует засранец. – Наберись терпения. Вдох-выдох, девочка моя. Скоро будем на месте.

– Если это твой способ помириться – бросить меня в лесу и уехать, то это хреновый способ. Избавиться от меня не выйдет, я найду дорогу обратно. Месть моя, кстати, будет страшной, – милостиво предупреждаю.

– Не переживай, если бы я хотел от тебя избавиться, то сделал бы это не при свидетелях и не так очевидно, – подмигивает племяшке в зеркало заднего вида Волков, снова возвращая свое драгоценное внимание на дорогу. Вальяжно крутит баранку руля одной рукой, откинувшись на спинку – само спокойствие и умиротворение.

Бесит до чертиков!

– Очаровательно, – выношу вердикт, сама не понимая, чему конкретно. Тому, что ему каким-то немыслимым образом удалось уболтать меня сесть в тачку или тому, что одна я в машине как на иголках сижу? И ведь все понимаю – пора с психами заканчивать. Но не могу. Раздражение перманентно засело внутри и зудит.

– Вы такие смешные, когда ругаетесь, – хихикает Руся, – у нас Василиса с Мишкой так же в классе дуются друг на друга. Он ее за косички дергает, а она его дураком обзывает. Да. Но им, на минуточку, десять. А вам?

Мы с Волковым переглядываемся. А нам три раза по десять, но любовь, она в любом возрасте такая – немного глупая. И малышка Ру это обязательно однажды поймет.

Ладно, я замолкаю и набираюсь терпения. Отворачиваюсь к окну и уже второй час подряд провожаю взглядом проносящиеся мимо бесконечные лес, горы и поля. Красота здешних мест зачаровывает, бесспорно. Приковывает взгляд и захватывает дух от широты и простора. К тому же погода сегодня шикарная.

Шляпу с макушки стягиваю и ерошу ладонями свободно ниспадающие на плечи пряди. Щурюсь. Солнышко припекает через лобовое стекло так, что зажмуриться хочется. Подставить лицо под теплые ласкающие лучи и улыбнуться.

Но я не улыбаюсь. Наша вчерашняя ссора все еще гнетет. Губы кусаю и много думаю. Всю ночь крутила в голове поступок Виктора, к утру пришла к выводу: возможно, я погорячилась, не выслушав. Вспылила, разобиделась и поступила по-детски, отказавшись ночевать у него, фиг пойми кого этим “наказывая”. Да, возможно. Но это не точно! И с одной стороны, все понимаю, а с другой, я же девочка, капризы у меня в крови.

Где-то через полчаса пути мы притормаживаем на автозаправке. Я отдаленно начинаю вспоминать здешние места. В груди разрастается предвкушение. Смотрю на Волкова, он загадочно молчит. Ру задремала.

Пока Вик заправлял машину, я раскидала рабочие сообщения на почте. Ничего особо важного или срочного, но если мы едем туда, куда я думаю, то высока вероятность, что будут проблемы со связью. Отвлеклась и вздрогнула, когда дверь с моей стороны неожиданно открылась, а у меня перед носом возник пластиковый стаканчик, от которого вился ароматный дымок. Чуть слюной не захлебнулось! Язык прикусила, когда в паре со стаканчиком в руке Вика заприметила любимую кокосовую “Bounty”.

– Кофе для кофейного маньяка.

– А шоколадка? Тоже мне?

– Ты же поделишься?

– Я подумаю, давай ее сюда.

Тяну руку, он свою отдергивает, поигрывая бровями:

– Плюс в мою карму?

– Круче! Ты уже почти прощен.

– Звучит многообещающе.

Я забираю шоколадку и стаканчик, “клюнув” Вика в небритую щеку. Увернуться вовремя не успеваю, он ладонью за затылок обхватывает и поцелуем губы мои ловит. Смачно так и со вкусом своими губами прижавшись. Поцеловал раз. Другой. Промычав тихонько: