Нея

— Завтра вы будете иметь оборотный капитал в двадцать тысяч долларов. Я хочу получить отчет по ситуации с водой к следующей неделе.

— К следующей неделе! Вы это серьезно, мадемуазель?

— Вы не подумали о том, что получили двадцать тысяч вместо запрашиваемых десяти?

Я встаю с кресла и направляюсь к двери. Ливанский предприниматель бросается вперед, чтобы открыть мне дверь. Однако сначала останавливает меня, чтобы спросить:

— Извините мою невоспитанность, но… сколько вам лет, мадемуазель?

— Почти девятнадцать, — сообщаю я ему.

— Хорошо, все великие создатели империи были молоды, — говорит он, улыбаясь.

— И умирали молодыми, — отвечаю я.

Уже на ступеньках мною овладевает мысль о смерти. Обычно она не имеет особого значения, ведь я всегда думаю о смерти, когда счастлива.

Глава 11 ГЕПТАНДРИЯ

Чаша, обозначающая сначала Всемогущего Бога… Ее основное назначение было бы трудно определить, если бы она не сохранила состоящих из семи частей трубок, символа семи планет, семи нот в музыке, семи цветов и всеобщей семеричной гармонии.

Ж.М. Рагон. «Об оккультном масонстве и магической инициации»

Мы должны были в поисках воды пробурить скважины на глубину более двух тысяч футов. Но, по словам инженера-гидравлика, мы достигли уровня вод водоотливного горизонта, простирающихся до главного острова. Он утверждал, что воды достаточно для снабжения целого города. Мой ливанец, которого я сейчас называю Мишелем, оказался даже более типичным ливанцем, более деловым, более располагающим, более хитрым и несговорчивым, чем большинство хитрых мальтийцев.

Я взяла за правило оплачивать его труды в несколько большем размере, чем он запрашивал, хотя и не доверяя ему полностью проведение даже незначительной сделки. Директриса его контролирует.

Мы основали компанию с условным мальтийским президентом для выполнения всех юридических требований и смогли купить пятьсот акров каменистой земли на юге Филфлы. Директриса нашла название нашей собственности: Неанда.

Первое за три месяца письмо от Мориса наконец-то извещает меня:

«По утверждению адвокатов твоего и моего отца, я могу получить свободу во время следующего заседания Специальной комиссии в марте. Ее решения вступают в силу через тридцать дней.

Возможно, мы увидимся снова в апреле. Твой отец сказал мне, что ты беспокоилась, будто я могу предпочесть тебе тюремное заключение. Если ты прочитала такое в моих письмах, то лишь потому, что я не знал, как выразить тебе свою любовь достаточно ясно!

Твой отец сказал, что нашел меня почти неузнаваемым. Он тоже сильно изменился. Мне кажется, это ты изменила нас всех. Ты или, скорее, та твоя сила, которую никто из нас своевременно не понял и которой, боюсь, ты не совсем покоряешься.

Твой отец рассказал мне о твоих угрызениях совести, связанных со мной. Я их понимаю — хотя, с другой стороны, чувствую, что многим обязан тебе. Ты помогла мне измениться: ты хотела всего или ничего, единства со всеми источниками жизни и судьбы. Ты едва ли была женщиной, но уже жаждала стать ею в полной мере. Ты не знала значения слова „любовь“ и тем не менее хотела ее, ты не могла согласиться на меньшее. Ты искала самого совершенного союза с другим и приумножала его другим для удовлетворения своих потребностей, считая, что каждое единение состоит из многих частей, что ни одна связь не бывает постоянной.

Почему еще твое нетерпение заставило тебя любить меня и твою сестру; почему ты живешь с Директрисой; почему ты так изменила своего отца, что он возвращается к тебе как в утробу матери? Ты хотела снести ограду вокруг наших тайных садов, которые в действительности являются тюремными дворами.

Благодаря обретенной проницательности, имеющемуся у меня опыту я смог здесь довольно хорошо устроиться. Я понимаю, все общества репрессивны. Насколько это касается меня, только одно оружие может разрушить или сбросить их — плотская любовь, та любовь, что так близка к испражнению и смерти, любовь, которая, подобно мускусу, придает тебе только лучший запах. Давай предадимся оргии любви — хору любовных стонов, заглушающих хрипы смерти, вскрикам экстаза, более громким, чем крики во время битвы. Чтобы сохранить счастье и сдержанную изоляцию любви, мы должны, как это ни парадоксально, предлагать эту любовь каждому и везде, без всяких оговорок и ограничений…»

Наконец у меня в руках документ, подтверждающий право на Неанду.

Деньги матери были использованы на начальном — самом дорогом и менее заметном — этапе работ. Как будто отражая свою жизнь, неприметно посвященную отцу и своим детям, она заложила нам фундамент Неанды. Никто никогда не увидит его, но без нее ничего не выросло бы на этом выжженном солнцем каменистом ландшафте.

Ее деньги были уплачены за воду, удобрения для растений, ступеньки, высеченные в скалах, бетонные блоки гавани, опущенные на глубину пятнадцати морских саженей, телефонные и электрокабели, соединяющие нас с главным островом, аварийные генераторы, водонасосную башню, топливные цистерны и газгольдеры.

Я хочу, чтобы Неанда имела все преимущества современного технического чуда, но в случае необходимости могла, однако, находиться на самообеспечении без излишних проблем. Возврат к природе без имеющихся в наличии соответствующих средств был бы и близоруким, и непрактичным…

Для возведения зданий Неанды я была вынуждена взять некоторую сумму из денег под имущество, вверенное под опеку, установленную отцом от моего имени. Мои опекуны без особой неохоты приняли план, который был в достаточной мере предварительно обдуман в целях небольшой маскировки. Создание обширного «Комплекса отдыха и центра досуга» — это как раз то, в чем эти администраторы что-то понимают. Подобно настоящим бюрократам, они подчеркнули опасности, затаившиеся в этом плане, особенно учитывая наступившую эру политической неуверенности и международной нестабильности. Я противлюсь, делая упор на то, что их расчетливые финансовые капиталовложения во власти обстоятельств стоят столько же, сколько и мое рискованное предприятие.

Голос эксперта по их выбору при равенстве голосов оказался решающим и подал нам сигнал к старту. Таким образом, они согласились, что моя деятельность настолько же рациональна или безумна, как и их. Просчитанный в смысле возможной выгоды, мой вклад на бумаге выглядит несколько лучше, чем их. Согласились с тем, что строительство Неанды будет вестись в течение трех лет.

Пока наш счастливый остров напоминает скорее кибитку в пустыне, нежели рай для туристов, но наши сборные дома имеют горделивый вид пионерских домиков в новом мире.

Средиземноморскому солнцу и воде не требуется много времени для сотворения чудес: олеандры уже в цвету, а воздух доносит аромат гвоздик.

Мориса должны освободить восемнадцатого апреля.

По моей просьбе отец приехал на Мальту неделей раньше. Я отправилась на судне на воздушной подушке встретить его в Марка Скала, ближайшем к Филфле порту, в добрых пятнадцати морских милях. Мы сразу направились в мои апартаменты.

Я называю их «лабораторией», так как использую в качестве испытательного стенда. Подлинная модель корпусов Неанды должна быть изготовлена после того, как будут внесены некоторые изменения в планы. Помещение выполнено главным образом из светлого дерева, штукатурного раствора с примесью волокнистых веществ и пластика, тогда как корпуса, скорее всего, будут возводиться из более долговечных материалов.

Консультирует меня молодой итальянский архитектор Адриано Черкала. Естественно, Адриано, такой молодой и привлекательный, в первую же после приезда ночь уже спал со мной. Я тем не менее согласилась на это лишь при одном условии: чтобы Директриса смотрела на наши любовные процедуры. И она это делала, стоя у нашей приведенной в беспорядок постели: обе руки работают ритмично в такт ее смазанной и блестящей поросли, ее наполненные экстазом крики совпадают с нашими все убыстряющимися и исступленными стонами…