Незабудка

Вечерами не хотелось никуда идти. Он слушал музыку в своей комнате, надев наушники, чтобы мать не приставала с расспросами. А в уме прокручивал разговоры с Таней. Порой так увлекался, что видел её объёмно, ярко. Даже начинал говорить вслух. Вспоминал, как изучал Василька. Пытался понять главное: различие между ней и Ларисой. Хотел разобраться: почему всё пошло не так, как он планировал? Почему его тянет к этой девушке? Чем она так его волнует? Ведь раньше он не замечал её. Если бы не тот договор, то и не обратил бы внимание. Эта мысль испугала Сашку. Он мог не узнать, что способен на такие сильные чувства. «С Васильком хотелось говорить стихами».

Словно вокруг неё образовалось особое, сильное, притягивающее его поле. Лукьянов раньше не общался с такими девушками. Они казались ему отсталыми, нудными, книжными червями, но в душе уважал их за чистоту: такие были недотрогами. Предпочитал общаться с веселыми, красивыми девицами без предрассудков.

«И вообще, – думал Сашка, – некрасивой девушке легко быть недотрогой. На неё просто не покушается никто. А с симпатичной тихоней не хотят связываться. А будь у них возможность, вряд ли бы остались скромницами. Конечно, бывают и исключения, почему нет. Их девичья гордость – это что-то давно не нужное, древнее».

Так он думал. В шумных компаниях не смущался, когда кто-нибудь при нём целовался. Не тяготился развязных речей при девушках. Считал, раз слушают – значит, нравится. На вечеринках, выпив вина или чего-нибудь покрепче, ребята устраивали с девочками игры на раздевание. Лариса и её подруги по всем параметрам подходили его друзьям.

И вдруг Таня. Совершенно другая, будто существо с незнакомой планеты. В её присутствии неловко ругаться матом. Самое удивительное: она оказалась совсем не скучной. У неё имелся свой взгляд, свое мнение по многим вопросам. Она интересовалась происходящим в мире, стране, спорте. Сашке было интересно поговорить с ней на такие темы, которые в его кругу даже не затрагивались. Таня умела пошутить, подурачиться, рядом с ней хотелось стать лучше. Расстояние, на котором она держала всех, стало ему заметным. Его Таня подпустила ближе всех. Это доверие подкупало. К ней относились все те понятия, которые Лукьянов считал устаревшими: честь, чистота, гордость. Не только он вёл себя иначе в её обществе. Его друзья тоже общались с ней совсем не так, как с подругами Ларисы. Не такие уж они оказались идиоты.

Ещё в самом начале их встреч Сашка почувствовал интерес к девушке. Потом заметил: ему хотелось быть с ней всё чаще. Почти каждый вечер они гуляли по улицам поселка. Ходили в кино. Таня так искренне реагировала на происходящее на экране, что он больше наблюдал за ней, чем за сюжетом фильма. Иногда катались на мотоцикле. Лукьянов обожал чувствовать прикосновение её тела к своей спине. Дыхание девушки щекотало ему затылок, волосы касались его лица, пахли терпким молодым виноградом. Стоило огромного труда удержаться и не поцеловать ее. Таня вызывала у него бурлящий вулкан сильнейших эмоций и чувств. Как он мог считать её незаметной? Слепой был что ли?

Как-то вечером они проходили мимо старой водонапорной башни. Весной он написал на ней имя Ларисы. Тогда вот также шёл по улице с Ледовской. Чтобы сделать ей приятное, предложил написать мелом имя на самом верху башни.

Лариса прекрасно знала, что железные скобы башни давно проржавели, но не колебалась ни минуты:

– Попробуй, может, не струсишь.

И в ожидании остановилась возле подножия железного монстра.

Сашка чуть не сорвался тогда, чудом остался цел. Написанное мелом имя скоро смыли дожди. Пока оно виднелось, Лариса гордо говорила подружкам:

– Совсем сумасшедший, я его так просила не рисковать. Но куда там, разве послушает!

Когда он по скобам спустился на землю, руки и ноги дрожали. Ледовская поцеловала его в награду за смелость.

Башня снова напомнила ему тот случай. Сашка посмотрел на Таню и спросил:

– Хочешь, там, наверху, будет теперь твое имя?

– Нет! Совсем не хочу, – сердито ответила Таня.

В Лукьянова, словно бес вселился. Он свернул на тропинку и зашагал к башне. Она тотчас догнала и схватила за руку:

– Не смей! Из-за такой ерунды рисковать жизнью – это глупо и никому не нужно!

Он почувствовал себя идиотом.

– Я думал: девчонкам нравятся подвиги.

– Это не подвиг, а дурость и глупость! – вскипела Таня. – Неужели сам не понимаешь?

В этой тихоне было столько негодования.

– Ах, так! Значит, совершу глупость, – разозлился Сашка, собираясь взобраться на башню из чистого упрямства.

– Тогда это сделаешь без меня, – пробормотала Таня напряжённым голосом. Повернулась и пошла от него прочь.

Он не любил уступать, но потом увидел её побелевшее сердитое лицо.

– Подожди, слышишь, я не буду. Правда – дурость. Ну, подожди. – Сашка догнал её и неожиданно для себя сказал: – А у меня мать снова замуж хотела выйти, но я запретил. – Он помассировал лоб рукой, как будто прогонял назойливые мысли.

– Очень интересно. Как ты можешь решать судьбу матери единолично? – удивилась Таня. – Как можно что-то запретить взрослому человеку?

– Можно, если этот взрослый ведёт себя, как несмышленый ребенок. «Зря я сказал это Тане… Всё так сложно», – подумал Сашка.

– Любому человеку, если он оступился один раз, нужно дать второй шанс. Ты не знаешь на сто процентов, что лучше для матери, – она сама не понимала, почему, так близко к сердцу приняла ситуацию с матерью Лукьянова.

Он остановился и заглянул ей в глаза.

– Очень не хочется, чтобы в нашем доме распоряжался чужой мужчина. Пойми это, – объяснил своё решение Сашка.

Таня укоризненно покачала головой.

– Получается, тобой движет эгоизм.

«Надо же как она перевернула всё», – возмутился он и буркнул сердито:

– Нет. Просто я хорошо помню, как мать угробила жизнь моему не настоящему отцу. И заодно превратила моё детство в кошмар, – Сашка зашагал быстрее.

Таня двинулась за ним и спокойно сказала в его напряжённую спину.

– Ты не знаешь, почему она так поступила. Может, боялась остаться одна с ребенком на руках?

– Ох уж эта мне женская солидарность. – Сашка остановился и повернулся к ней. Его лицо стало чужим и сумрачным. – Моя милая мамочка сначала что-нибудь натворит, а потом плачет и раскаивается. Разве ты можешь понять меня? У тебя нормальные отношения с родителями, – горячился он.

Цвет его глаз из синего оттенка стал дымно-серым.

– Я понимаю твою боль. Мне очень жаль, – прошептала она и положила обе руки ему на грудь. Сердце Сашки громко стучало под её ладонями. – Через полгода ты уедешь учиться. Мама и сестра останутся вдвоём. Если она такая беспомощная, как ты говоришь, то лучше, если кто-то ответственный будет рядом.

Сашка взял её руки в свои.

– Об этом я не подумал. Мужчина, за которого она собиралась замуж, хирург из той же больницы, где она работает медсестрой, – он улыбнулся. – Ты умница. Я должен взглянуть на этого человека. Если он адекватный, можно со спокойной душой доверить ему маму. Пусть нянчится.