Незаменимый человек

– Мне интересно узнать о Вас больше.

– Даже не знаю с чего бы и начать.

– Лучше, если с начала.

– Сначала, так сначала. Родился в 1969 году, отца своего не знал, мама воспитывала меня одна.

– То есть об отце вообще ничего не знаете?

– Мама рассказывала, что отец работал в «органах», был «опером» в уголовном розыске.

– Служил в милиции?

– Да, именно так. Родители жили в гражданском браке. Отец всё время пропадал на работе. Как-то получилось, что пропал совсем. Мама потом узнала, что он попал в перестрелку и серьёзно ранен, лежит в больнице. Пять пулевых ранений, в том числе в голову. В общем, шансов остаться жить было мало. Несколько серьёзных операций. Мама всё это время была с ним. Спустя несколько дней после последней операции он умер.

– Печально.

– Да, так я отца своего и не узнал.

– А мама у Вас кто?

– Мама сейчас на пенсии. Всю жизнь проработала в бухгалтерии инструментального завода, у неё даже в трудовой книжке всего две записи. Принята на работу и уволена в связи с выходом на пенсию. О себе могу сказать, что с детства я был предоставлен сам себе и улице. Но хулиганом не стал. Старался заниматься спортом. Окончил школу, через год пошёл в армию. После армии поступил в институт. Женился. Родилась дочь. Сейчас безработный. В общем, ничего интересного.

– Хм, странно, – задумчиво произнесла Ольга. – Я ожидала услышать в Вашем рассказе нечто, за что можно зацепиться.

– Зацепиться?

– Ведь я же знаю, что Вы особенный, не такой, как все. И мой отец говорил…

– Получается, я не оправдал Ваших надежд.

– Марк, понимаете, особенная энергетика может быть дана человеку и от рождения, но чаще всего формируется под влиянием внешних условий. Например, стрессовых ситуаций или событий, которые потрясли человека, изменив при этом его мироощущение.

Я пожал плечами.

– Ну же, Марк, неужели ничего не было?

Ольга просто впилась в меня своими синими глазами.

– Было, наверно.

– Ну, что было? Что?

– Может быть, на войне…

– На войне?

– Да, в Афганистане.

– Вы были в Афганистане?

– Да, призвался в армию, был отправлен туда служить. Можно сказать, совсем мальчишкой попал в такую переделку.

– Расскажите, Марк!

– Да чего там рассказывать…

– Марк, прошу Вас!

– Рассказать обо всём не могу, считаю, что не имею права, хотя и не давал подписку о неразглашении. Просто не люблю об этом вспоминать.

– Ладно, как хотите.

Собравшись с мыслями, все-таки согласился кое-что рассказать.

– Служил в спецподразделении особого назначения. Отбор был строгий, главное качество – выносливость, быстрота реакции. Меня взяли, так как я был спортсменом, к тому же имел разряд по прыжкам с парашютом. Отобранная группа проходила обучение на секретной базе. Готовили как диверсантов, учили выживать в экстремальных условиях, обезвреживать противника с оружием и без. Было, конечно, трудно. Но я очень старался, по крайней мере, быть не хуже других. Надо сказать, у меня получалось.

– Вам нравилось?

– Можно итак сказать.

– И убивать приходилось?

– Война – это, прежде всего, работа, результат которой приходит почти мгновенно. Это и есть основная мотивация человека на войне. А убивать…. Конечно, приходилось. Но ведь там по-другому нельзя: либо ты его, либо он тебя. С самого начала психологически готовишься к этому.

– Как к этому можно готовиться?

– Ну как, сознательно уходишь от всего, что называется комфортом. Оставляешь только инстинкты. Ты как волк в дикой природе. Но в отличие от него, тобой движет не столько страх, сколько интеллект, который запрограммирован на выполнение задания. Особенно, когда ты на передовой. В боевых операциях от действий каждого бойца в группе зависит жизнь остальных. Там особо не задумываешься о моральной стороне дела.

– Марк, всё же хотелось понять о каких-то особых ситуациях, возможно, потрясениях, поменявших Вашу энергетику.

– Если говорить о потрясениях. Безусловно, потрясения были. Это реакция, например, на гибель боевого товарища. Такого рода ситуации пробуждают в человеке злость, ярость и ожесточение. В дальнейшем подобные состояния являются движущей силой в преодолении последующих трудностей.

Сделав небольшую паузу, я продолжил:

– Постепенно адаптировался ко всему. Считал, что в жизни мне повезло больше, чем моим сверстникам, которые проходили службу в обычных условиях. Если бы не вывод войск, то наверняка попросился бы на сверхсрочную службу. А после войны поступил бы в военный ВУЗ, для продолжения карьеры профессионального разведчика.

– А этот вывод войск, что его как-то объявили?

– Уже и не помню, как это произошло. Наверно, объявили. Весной 1988 года. Подробности почему-то не отложились в памяти. Да это и не важно. Но сам вывод, мне казалось, начали в спешке, без особой подготовки. Поэтому на его первом этапе были бессмысленные потери людей, не говоря уже о потерях техники. Среди военных ходили слухи, что правительство СССР торопилось до окончания десятилетнего срока пребывания советских войск на территории Афганистана. В противном случае мировое сообщество нас бы признало оккупантами.

– Надо же, не знала об этом.

– Наша группа выходила в феврале 1989 года, среди последних, помогая выехать из страны гражданскому персоналу, советникам. Только вывод войск произошёл, как в Афгане с новой силой разразилась гражданская война. Через некоторое время моджахеды захватили власть в стране, позднее казнили президента Наджибуллу. В общем, анархия полная.

– Там до сих пор идёт война.

– Да.

– Марк, а что после вывода войск?

– Для меня, пожалуй, это время было намного трудней.

– Почему?

– Война, она, как наркотик, затягивает. Хочется продолжения, а его нет. Мирная жизнь после войны больше похожа на пустоту. Такой человек, как я, попадая на «гражданку», чаще всего не может найти себе применения. По инерции продолжаешь жить той же жизнью. Это когда любой человек для тебя – потенциальный противник. Вот, например, прохожий идёт в твою сторону, ты смотришь на него, а в голове автоматически складывался план его идеальной ликвидации. Постоянно приходилось себя одёргивать. Но психика-то нарушена. Таких специалистов, кто прошёл спецподразделение, раз и обчёлся, все на вес золота. По идее, этих людей надо ставить на особый учёт, регистрировать как оружие, ну и, конечно, заниматься с ними, использовать их боевой опыт на благо государства. Но после развала Союза такие, как я, стали никому не нужны. Тогда в конце восьмидесятых – начале девяностых годов в стране начался такой хаос. В то время было много конфликтов: в Прибалтике, Грузии, Азербайджане, везде народ бунтовал против Москвы. Набирались наёмники по контракту для подавления этих бунтов. Я тоже хотел завербоваться, но в последний момент, что-то меня остановило, потом передумал. Но создавшийся вакуум действовал на меня отрицательно. Как результат – психозы, нервные срывы, алкоголь. Лежал в госпитале для ветеранов. Наблюдался у врача – психиатра. Помогало мало.

– Как же Вы, Марк, вышли из положения?

– Познакомился с одним человеком, женщиной, психологом по образованию. Вернее, моя мама нас познакомила. У этого специалиста был большой опыт работы в психиатрии. На тот момент она уже ушла из прикладной медицины и преподавала то ли в медицинском училище, то ли в мединституте. Не помню. Короче, она согласилась помочь в частном порядке.

– В чём заключалась помощь?

– У этого специалиста был свой метод работы. Она научила меня серьёзно заниматься аутотренингом, то есть самовнушением. Основные установки исходили из того, что все люди, окружающие меня, должны восприниматься такими, какие они есть, не желающими мне зла. Соответственно, со своей стороны я также должен с уважением относиться к окружающим. Кроме того, учился уходить от споров, драк и конфликтных ситуаций без проявления агрессивного поведения. Я жил только настоящим, не вспоминая военное прошлое. Нельзя было употреблять алкоголь, так как он притупляет контроль над действиями и эмоциями. Чтобы отвлечься от воспоминаний, надо было переключиться на спорт или учёбу. Потом у меня был этап переосмысления, очень болезненный для психики. Долго убеждал себя, что могу контролировать любую ситуацию.