Незаметные
Шрифт:
Когда я отксерил всю главу, положил экземпляр на стол Стюарту и смог наконец выйти, уже была половина первого.
Два «БМВ», которые стояли утром по бокам моей машины, уехали, и выехать со стоянки было легко. В «бьюике» почти кончился бензин, а между зданием корпорации и фривеем заправок не было, и потому я решил поехать в другую сторону. Я решил, что где-нибудь на перекрестке попадутся «Шелл» или «Тексако».
И через десять минут я уже безнадежно заблудился.
Мне никогда еще не приходилось ездить по Ирвайну. Я проезжал его по дороге в Сан-Диего, по дороге к морю мой путь зацеплял его краем, но внутри него я никогда не был. Города я не знал, и, направляясь к югу по Эмери, я невольно был захвачен его монохромной одинаковостью. Я проезжал милю за милей, не встречая ни магазина, ни заправки, ни торгового центра любого рода. Только ряд за рядом одинаковые коричневатые двухэтажные
Наконец я нашел «Арко», замаскированную под обычный угловой дом с той жекирпичной стеной; я заправился и спросил, как выехать на Эмери. Это оказалось неожиданно просто – я заехал не так далеко, как думал. Поблагодарив за указания, я уехал.
После своей увеселительной прогулки мне стало почему-то легче.
Я пообещал сам себе посвятить время своих перерывов исследованию Ирвайна.
Тащились дни.
Работа была отупляюще скучна, и еще более скучна от сознания, что она абсолютно бесполезна. Насколько я мог понять, компания «Отомейтед интерфейс» обошлась бы без меня легко. Корпорация вообще могла бы сократить мою должность, и никто бы этого не заметил.
Как-то вечером за ужином я сообщил это Джейн, и она попыталась мне объяснить, что, если разобраться как следует, почти все работы бесполезны.
– Есть же люди, которые работают на все эти компании, выпускающие дезодорант для ног или магниты, которые похожи на бутерброды и печенье? На самом деле эта ерунда никому не нужна, и значит, никому не нужна работа этих людей.
– Да, но ведь их покупают. Людям это зачем-то нужно.
– И компьютерные штуки людям тоже нужны.
– Но я же даже не делаю эти компьютерные штуки. Я не проектирую, не выпускаю, не продаю...
– В каждой компании есть люди на такой работе, как твоя.
– От этого она не становится лучше.
Джейн подняла на меня глаза.
– Так чего же ты хочешь? Отправиться в Африку и кормить голодающих детей? Мне кажется, что это не про тебя.
– Я же не говорю, что...
– А что же ты говоришь?
Я сменил тему. Мне не удавалось сформулировать, что я хочу сказать. Я ощущал себя бесполезным и ненужным – виноватым, можно сказать, – каждый раз принимая чек за работу, когда на самом деле я ничего не сделал. Это было странное чувство и уж точно не такое, чтобы можно было объяснить Джейн, но оно меня угнетало, и не обращать на него внимания я не мог.
Хоть я и не любил свою работу, не настолько я ее и ненавидел, чтобы бросить. В глубине сознания теплилась мысль, что это временно, просто чтобы продержаться, пока я найду работу, которую хочу по-настоящему. Я говорил себе, что это переходная фаза между колледжем и моей настоящей работой.
Но я понятия не имел, какой моя «настоящая» работа должна быть.
Чему я быстро научился – это тому, что в большой корпорации столько же времени проводится за фактической работой, сколько и за созданием ее видимости. Недельный пакет заданий, которые я получал по понедельникам, я мог легко выполнить к среде, но это в кино и в телевизоре работники с энтузиазмом выполняют задание в рекордное время и с энтузиазмом просят еще работы, производя впечатление на вышестоящих и продвигаясь вверх по иерархии корпораций, прыгая через ступеньку. Мне сразу дали понять, что такая инициатива в реальной жизни не только не поощряется, но решительно не приветствуется. Каждый человек в иерархии компании прежде всего защищал свою задницу. Каждый из них за многие годы выработал для себя удобное соотношение объемов работы и безделья, и если бы я вдруг стал печь документацию, как блины, это изменило бы кривую продуктивности компании и заставило бы их собственные показатели выглядеть не очень хорошо. От меня ожидалось, что моя производительность
будет на долю миллиметра лучше, чем у моего предшественника. Точка. Мне полагалось вжиться в заранее приготовленную для меня нишу и придерживаться ее границ. Принцип Питера в действии.То есть у меня оказалась чертова уйма времени, которое надо было куда-то девать.
Я быстро научился брать пример с окружающих и открыл много способов симуляции усердной работы. Когда Стюарт или Бэнкс останавливались у моего офиса посмотреть, чем я занимаюсь, их встречал шелест бумаг, разбор папок на столе, пулеметный треск перебираемых папок в ящиках. Не знаю, замечал ли мои представления Дерек, но если да, он ничего не говорил. Я подозревал, что он делает то же самое, поскольку он вдруг становился куда более занят, если его начальник или руководитель отдела вдруг входил в офис.
Мне не хватало обстановки колледжа, и я много времени проводил, думая о ней. Там было весело, и хотя всего полгода прошло, как я получил диплом, эта жизнь ушла за миллион миль от меня. Мне не хватало общества людей моего возраста, не хватало просто безделья и бесцельных шатаний. Я вспомнил, как ходил с Крейгом Миллером в «Эрогенную зону» – лавку игрушек для взрослых в ряду сомнительных лавчонок рядом с кампусом. В то время мы ездили с ним в одной машине, и Крейг предложил остановиться у этой лавки. Я там никогда не бывал, мне было любопытно, и я согласился. Мы заехали на стоянку и вошли в магазин, позвонив в колокольчик над дверью. Три продавца и несколько покупателей обернулись к нам. «Крейг!» – воскликнули они в унисон. Это мне напомнило телепередачу «Привет!», когда все содержатели баров орут «Норм!», и я не мог удержаться от смеха. Крейг застенчиво улыбнулся, и я помню, как подумал словами песни насчет того, как хорошо там, где все тебя знают по имени.
В «Отомейтед интерфейс» никто меня по имени не знал.
Я до сих пор не понимал толком, почему меня взяли на работу, поскольку и Стюарт, и Бэнкс явно меня презирали. Может быть, я шел по какой-то квоте? Подходил по критерию возраста или этнической принадлежности? Понятия не имел. Я только знал, что если бы это зависело от Бэнкса и Стюарта, не видать бы мне этой работы.
Теда Бэнкса я видал редко, но когда он время от времени обходил отдел, он был со мной груб и излишне колюч. Без всякого повода он делал уничижительные комментарии по поводу моей прически, галстуков, осанки – всего, что приходило ему на ум. Я не представлял себе, зачем ему это надо, но старался не обращать внимания.
Не обращать внимания на Рона Стюарта было труднее. Он в своей неприязни не был так очевидно груб, как Бэнкс, наружно он даже был со мной вежлив. Но было в нем что-то такое, что гладило меня против шерсти. Когда он говорил, всегда в его голосе слышалась нотка снисхождения. Его слова были достаточно приятны, но высказывались они так, что не оставалось сомнений, что он куда как превосходит меня по интеллекту и положению и вообще делает мне одолжение, разговаривая со мной.
И самое противное было то, что, разговаривая с ним, я не мог избавиться от ощущения, что он действительноменя превосходит, что он более интеллектуален, более интересен, более утончен, более – все на свете. Слова, которыми он изъяснялся, были дружелюбными словами, которыми обращаются к равному, но отношение за ними, тонко скрытое в подтекстах, говорило совсем о другом, и я заметил, что веду себя несколько сервильно, как почтительная мелкая сошка перед самодовольным начальником, и ненавидел себя за это, но сделать ничего не мог.
Я стал думать, нет ли у меня паранойи. Может быть, Бэнкс и Стюарт так вообще с каждым обращаются.
Нет. Бэнкс шутил с программистами, был вежлив с секретаршей и стенографистками. Стюарт был дружелюбен со всеми прочими своими подчиненными. Он даже позволял себе небольшой треп с Дереком.
Я был единственным объектом их враждебности.
Прошел примерно месяц, как меня взяли на работу. Однажды Стюарт и Бэнкс остановились в коридоре возле моего офиса. Они говорили громко, будто хотели, чтобы я их наверняка услышал.
Я услышал:
Бэнкс: Как он работает?
Стюарт: Не командный игрок. Не знаю, сможет ли он вообще вработаться в наш ритм.
Бэнкс: У нас для лодырей места нет.
Моя первая аттестация ожидалась не раньше, чем через два месяца. Они просто меня провоцировали, и я это знал, но все равно разозлился и не мог оставить подобные обвинения без ответа. Я встал, обошел вокруг стола и вышел в коридор твердым шагом.
– К вашему сведению, – объявил я, глядя им в глаза, – я выполняю все задания, которые мне дают, и выполняю их вовремя.