Неземная девочка
Шрифт:
— Так бы сразу и сказали, — пробурчала Маргаритка.
Надежде она как-то брякнула:
— Эта маленькая княгиня с усами… А почему она была усатая?!
И насмешила весь класс, спросив у Борьки:
— А Бакс — такой композитор ведь есть, правда? Как доллар.
— Композитор Бакс? — зашелся Борис от смеха. — Ишь ты подишь ты… Может, ты спутала русский с английским и имеешь в виду Баха?
Марьяшка и Нина помолчали, припоминая все это.
— Насмотревшись американских фильмов про маньяков, всяких там «Молчаний ягнят», я, Шурупыч, часто прихожу к интересным выводам, — вновь заговорила Марианна. — Ну, прежде всего, их спецслужбы — просто сборище полных идиотов, которые ничего не могут и не умеют, делают грубые, очевидные каждому обывателю ошибки, а один маньяк способен годами водить их за нос. Вообще каждый психиатр знает, что маньяк — человек больной на голову, с инфантильной,
— А Картер даже государственные документы подписывал: «Джимми Картер», — охотно подхватила Нина. — Хотя в США никто никого вообще полным именем не называет, не принято, но все же для президента это считалось вольностью на грани допустимого. По сути, это примерно то же самое, если бы наш президент подписал какой-нибудь государственный документ: «Вова Путин».
Марьяшка засмеялась:
— Соответственно понятно, что Америка нуждается в русских и всяких прочих мозгах — своих-то нет. Помню, в Средневековье на Руси казнили публично. Созывали народ смотреть на казнь. Эдакое эффектное зрелище… Нас такая традиция сейчас, конечно, изумляет и ужасает, но в те времена, жестокие и дикие, чего только не бывало! А в Америке и сейчас показывают по телевизору всему народу, как вкалывают яд приговоренному террористу.
Теперь Нина еще больше презирала и ненавидела страну за океаном — она отняла у нее любимую учительницу. Любимую, несмотря ни на что и ни на кого.
— Боевики и триллеры вообще всегда умиляют своей логикой, — продолжала увлекшаяся Марианна. — Например, самый простой способ замаскироваться в больнице — схватить первый попавшийся докторский халат, висящий в пустом кабинете на крючке, после чего смешаться с белохалатной массой и выведать все, что тебе нужно. И настоящий владелец халата почему-то его не хватится, и никто из медперсонала не удивится, даже не обратит внимания, что в больнице появился вдруг новый, никому не известный врач… И факт, что этот «врач» в медицине ничего не смыслит, почему-то тоже пройдет, судя по всему, незамеченным. А наилучший способ проникнуть к главарю мафии на дачу, обнесенную колючей проволокой с током, бетонной стеной, рвами с водой, в коттедж с цепными собаками и видеокамерами — переодеться в униформу, взять баллон-пульверизатор и представиться борцом с тараканами. Почему-то главарь мафии, никого к себе не пускающий, просто так, без проверки, тут же поверит, что перед ним действительно морильщик тараканов, и распахнет ему двери. И страшного врага очень несложно одолеть — стоит только дать ему один тычок под дых, а другой — ниже пояса. И все — он вырублен всерьез и надолго. Да и вообще, монстр в самый последний момент, прежде чем уничтожить главного героя, вдруг остановится и начнет толкать долгую пафосную речь о причинах своей ненависти к нему. За это время герой успеет — длинная речь позволит — дотянуться до огнемета и сжечь противника. Другой вариант. Жуткий монстр отчего-то начинает откровенничать и рассказывать, почему он стал таким мерзким и что перенес и пережил. Возможен и третий вариант. Герой в последний момент объясняет чудовищу, почему он такой моральный урод. И так его пристыдит, что тот даже расплачется! После чего уже, естественно, не сможет никого убить. Если врагов много — бояться все равно не надо! В фильмах такого рода они подходят исключительно по одному, по очереди, но никогда не набрасываются все вместе. Такие уж благородные… Еще забавные вещи. Если бандит — японец, то будь он хоть обвешан оружием, как новогодняя елка игрушками, все равно в случае тревоги сразу начинает махать руками-ногами. Очевидно, оружие ему нужно просто для красоты. А если горит целый дом, то почти всегда возле него в таких фильмах стоит человек в одной рубашке и задумчиво смотрит на пламя. Пылающий рядом огонь почему-то он совершенно не замечает. Да ну, разболталась я… Погоди-ка. — Марианна замялась, что-то соображая. — А разве Надежда тебе не звонила? Вы что, вообще с ней больше не перезваниваетесь?
Нина смутилась. Действительно, в последнее время говорить с Надеждой Сергеевной стало
трудно: она всегда оправдывалась сверхзанятостью, извинялась, говорила, что недосуг, нет времени… И разговор обрывался, толком не начавшись, словно тонкий листок, смятый нежданно ворвавшимся ветром.— Как-то не получаются у нас с ней разговоры, — неловко попыталась объяснить происходящее Нина.
— Не получаются? И правильно! А все из-за Борьки! — выпалила Марианна.
Нина быстро распрощалась с ней.
— Надежда улетает, — сказала она матери.
— Куда? — удивилась та. Нина объяснила.
— Теперь все куда-то летят, как перелетные птицы, — безразлично заметила Тамара Дмитриевна. — Время такое летучее. Раньше я ужасалась, что сейчас молодые специалисты уезжают из России, переманенные за рубеж. А потом вдруг подумала: ну что в этом особенного? В конце концов, если человек ради выгоды уезжает из России — у него душа уже изначально такая, он — космополит, то есть, в сущности, человек беспринципный. И нужны ли такие здесь? Не хочешь жить в России и работать на нее — так очень хорошо, что уезжаешь подальше! Пусть останутся те, кто надежнее, духовно сильнее. Америки, Европы… Там кормят лучше, ну и скатертью Наде дорога… А Люсю она увозит с собой?
— Конечно, — удивилась вопросу Нина.
— Дело в том, что муж Надежды — не отец Люси, — объяснила мать. — Они встретились, когда Люсе было три месяца. Но все эти годы скрывали от нее правду.
— А правильно ли это? — спросила Нина и вспомнила слова Бориса о Надежде: «Во всем можно перестараться, даже в лицемерии».
Тамара Дмитриевна безразлично пожала плечами:
— Не знаю. Каждый сам отвечает за себя… И у каждого своя дорога…
Глава 20
Нина долго не хотела верить подругам, открытым текстом намекавшим на нечто связывающее, а потому разъединяющее Надежду и Бориса. На некую тайну, которая не хотела быть тайной и не могла ею быть. Конечно, у конфликта между Акселевичем и учительницей существовала причина, и все отлично знали, как ее зовут.
Нередко случается в школе, что учитель вдруг ни с того ни с сего начинает ненавидеть какого-нибудь ученика: за робость или за наглость, за развязность или за несообразительность, за медлительность или за слишком короткие брюки, за привычку дергать плечом — да мало ли за что можно ненавидеть человека! И эта ненависть тянется годами.
Но когда намеки на что-то — на что? — Нине надоели, она позвонила Борису. Ее душа упрямо не желала видеть правду.
— Между прочим, у нас исключительно телефонная связь, — хмыкнул он.
— Да, мы теперь неплохо дружим по телефону, — согласилась Нина.
Никому из них разрушать эту нелепую дружбу не хотелось, а возвратиться нельзя… Слепить новое? Кажется, именно на это у Бориса не было желания. Да и у Нины тоже.
— И нет конца человеческому злословию, — продолжила она. — Правдива или лжива молва, она часто играет в нашей жизни более важную роль, чем поступки. Порой даже огромную. И слишком много языков, которые болтают, и очень мало голов, которые думают. Надеюсь, ты еще Надежду помнишь?
— Об что речь… Кто ее не помнит? — проскрипел Борька. — Разве что полный маразматик… Но такие здесь не ходят. А у нас с тобой что сегодня — вспоминательная репетиция? Или у тебя есть серьезные сомнения в моей дееспособности? Хочешь, как врач, признать меня склеротиком? Не дождешься…
— Хватит болтать! Попридержи характер! — резко оборвала его Нина. — Все вокруг твердят об одном и том же: у тебя что-то было с Надеждой… Это правда?
— Шурупыч, ты была и навеки остаешься человеком, который никогда ничего не знает.
— Да потому, что вы мне никогда ничего не рассказываете! — закричала Нина.
— А слухи всегда упрямо обходят стороной тех, кому они не нужны. И в этом твое преимущество: нет более свободного ума, чем ум, не обремененный никакими знаниями.
— Значит, это правда… Про Надежду, — сказала Нина уже утвердительно. — А почему же тогда…
— Да потому, что ты неотесанная! Классическая лохиня, или лоха, или лохушка, или лошка! Вариантов полно! А суть одна: ты снова ничего не поняла, а уже берешься всех судить и презирать!
— Я не… — начала Нина, но Борька не дал ей договорить.
— Не судите да не судимы будете, — пробурчал он. — Презирать тоже никого нельзя. Презрение — могучий козырь в руках выскочек, уродов и глупцов. За ним обычно прячутся ничтожество, тупость и злоба. Посмотри, кто преисполнен презрения? Всякие горбуны, коротышки, курносые, которые морщат и задирают свои вздернутые носы при виде прямых.
— Свое мнение оставь при себе! — отрезала Нина.
— Готов оставить! Все равно его девать некуда. Какая ты сегодня ругачая…