Нежданный диалог
Шрифт:
* * *
Когда мы стали взрослыми и толстыми, Ряды пополнив «состоявшихся мужчин», У нас не стало более причин Душой болеть, страдать собой, кидаться кольцами И прочее. Стареть и не пиздеть. Дождись, покуда над тобой сыграет медь. А мы (ну хорошо, не мы, а я) Напрасно суетясь, бьем попой в потолок. И ведь не дураки же, видит Бог! Да, знаю, что опять не выйдет ни хуя, Но не могу иначе. Почему? Не зря Герасим утопил свою Муму… Не тороплюсь и не спешу. Однако Аз, извините, есмь. И show must go on. Нет, залезать не буду на рожон. Авось перепадет чего от Зодиака! И по хую все то, что мне не по плечу. Ну не могу — и что? Ведь главное: хочу! * * *
Не
* * *
Глаза открою — и взгляну вперед. Послушно льдинки словом «вечность» лягут. Спектакль не обойдется без аншлага? Все не пройдет — совсем наоборот. Жалеть не надо, люди, бедолагу! По моему не быть — но будет как-то? Есть аргументы, что упрямей фактов. Есть монитор, чтоб не марать бумагу. По строчкам без помех гуляй, редактор! Читатель не поймет ни рифм, ни роз. Ученых — в топку, а ослов — в обоз. Танцуйте вальс на все четыре такта! В процессе жизни места нет для слез. Куда ты снова роешь, старый крот? Пусть рухнет мост — а мы проложим брод. Все сбудется. Почти воскрес Христос… * * *
«Героев рождает эпоха»… Чем формула не хороша — потянет дороже гроша, и ложью ничуть не греша, событья опишет неплохо. Примеры? Пожалуйста — вдосталь — в кровавые смутные дни легендами стали одни, другие — господь сохрани — добро, коли выжили просто. А если не просто — ценой, довольно противной и страшненькой? Шли — кто в палачи, а кто в стражники, в лакеи, в доносчики, в стряпчие… А в силе кто был — шли войной. И тогда-то нужны становились все те, чьи храним имена, кто помнил во все времена, что жизнь человеку дана не за тем, чтобы над нею глумились. И случись — за других умирая, обещали вернуться, когда другая нагрянет беда, чтоб новых невзгод череда вновь их умирать выбирала… Так рождались нехитрые сказки — то ли вымысел, то ли быль. Вековая не скрыла их пыль — Дон Кихот, Робин, Жанна и Тиль — рядом с вами жилось без опаски. Шли за помощью к вам люди, за советом. Разве сирых прочь прогонишь? Никогда. Даже если благодарность им чужда. И вас лично не затронула беда. Даже если головой платить за это. Что ж, была эпоха такова, заставляя делать выбор ежечасно. Только вы всегда были согласны — быть, где нужно, а не там, где безопасно — не за деньги и не за хвалебные слова. Вас любили, чтили, предавали… С вами вместе шли, не устрашась пути. А когда случалось вам «уйти» — головы понуро опустив, плакали и фанатично ждали. Ждали, чтобы снова вам вручить боль свою и поиски решенья, все свои дела для завершенья. Словно бы чужого прегрешенья вам недуг — раз плюнуть — излечить. Будто бы вам нравится страдать, хлебом не корми — к лишеньям рветесь. Только жить спокойно соберетесь, но взглянув вокруг, опять вернетесь к неизбежности жестокой — выбирать. Ах, эпоха… Череда бурлящих дней. Только рядом с вами был не каждый. Может, дело вовсе и не в ней — нет на подвиги особой жажды, просто выбор человеческий видней. * * *
Штрафные батальоны не прошли В прорыв — огонь был встречный слишком плотным. Мы полегли. Фуражки и пилотки, Погоны, ордена… Родной земли Ни пяди мы сегодня не отбили. А ведь вчера мы ели, пили, были… Есть разница, в какой погибнуть пыли? Окопной или лагерной? Для нас Уже неважно. Выполнив приказ, Мы умерли. И вы про нас забыли. Хотя теперь нам, в общем, все равно, Что наши внуки-правнуки — говно… Мы знали, что за нас все решено, Но нам на это было наплевать. Мы понимали: Родина нам мать, И прожили, что было нам дано. Служили и грешили. Полегли. Лежим в своей пыли. Летим в чужой дали… * * *
Наш тренер — профессионал… Он — дока в постановке всей игры, и мы терпели до поры, когда себе разрядку он давал, когда про деликатность забывал. Когда был тренер зол и груб, когда он, хлопнув дверью, уходил, мы говорили, что он тратит много сил, что спорт он любит и игру — и надо бы простить его хандру. Любил наш тренер повторять, что тоже всех готов простить, лишь стоит нам про все забыть и преданность команде сохранять — чтоб ни на что ее не променять. А если кто решал уйти, наш тренер заявлял на этот счет: «Тщеславие, неблагодарность, лень, расчет… Боятся трудностей, сбиваются с пути…» «Покойники» —
так он о них шутил. Да, из того, что я узнал, люблю игру, люблю азарт, но почему нельзя назад, в команду ту, в которой начинал — неясно мне — я тренеру сказал. В ответ — все в рамках тех же схем: «Там вмиг лишишься формы ты и не достигнешь высоты. Тебя заело честолюбие совсем…» — образчик логики. И так примерно всем. Кто знает, чем когда влеком, команду не одну он сам сменил. Но проповедовал всегда и свято чтил — команде преданность — свой основной закон. Единственной — в которой тренер он. Вот календарь сезона полистав, рвать волосы вновь тренер наш готов — для гола верного необходим комплект голов. Но все ушли, от крика вечного устав. И нужно снова набирать состав… * * *
Ах, как хочется громко вскричать «Банзай!» Ах, как верится в то, что не съест свинья… Ах, оставьте: какие же мы графья! Ах ты, ебтыть… Такие дела. Слезай. Ох, как просто! Не формула бытия. Ох, не надо! Не можешь — не выбирай! Ох, не верю ни в чох, ни в вороний грай. Ох, «внутре» вся изгрызла меня змея… Эх, да что там: ведь даже Хамид — Карзай. Эх, семит все хамит, хоть курить бросай… Эх, ни гостей, ни костей опосля воронья! Эх, ну и что теперь? Ничего. Это я. * * *
Огни привокзальных улиц Впадают в озера света… А кто-то остался где-то, И грустно ему, наверно. И там же осталось лето, И расставанье — скверно, А вспоминать — не стоит… Но вновь в суете и шуме, Становясь просторней и площе, Смеется огнями площадь Весело и безумно…. * * *
То ли тропы, то ли тропики… Не морально, но реально. Не учи меня ты строфике — Помоги материально. Остры зубки, сладки губки: Раз дают, то как не взять… «Хоть любовь короче юбки, Я — не сволочь, ты — не блядь». То ли дело, там ли тело — Ни к чему душе сутулиться. Что болело, прогорело… Ночь. Фонарь. Аптека. Улица. Продолжаем разговоры мы. Женихаемся-невестимся. Зря орлами взвились вороны — Перебьются. Перебесимся… * * *
Такое иногда бывает — Когда в толпе ничей не встречен взгляд, И безысходность навевает Неясный гул, и надевает Привычный улица наряд из суеты, И в длинный ряд Машины строятся проворно, Я улыбаюсь непритворно, И одиночеству, бесспорно, И благодарен я, и рад… * * *
Когда затихнут отзвуки и звуки, Замолкнут голоса и отголоски, Погаснет свет и отсветы померкнут, Не разобрать — оттенки или тени, Не различить — где тон, где обертон, Тогда поймешь, что беспредметны муки, Страдания — тупы, глупы и плоски, И все равно, что бред, что брют, что вермут, И не списать судьбу на невезенье… Что было раньше — будет и потом. * * *
Распростившийся с негой, Лес пронизан лучами… Конь стремителен в беге Бесшабашно-отчайном. И в прическе — корона У всадницы юной. Ветром тронуты кроны Как гигантские струны… Исторические романы — Вам, читающим их романтикам, Слишком часто взоры туманят Воплощенья особой семантики. И живут неизменно, В снах и прочих виденьях — Благородство, измены, Поцелуи, дуэли, дуэньи… Это сказка, красивый вымысел, Из истории выжимка скудная, Та, в которой автор выместил Грусть и боль, недовольство буднями. Чем влекут вас полузабытые Времена, безнадежно отставшие, Девочки, не успевшие стать Маргаритами, Мальчики, в рыцари опоздавшие? Это мужество, глупость, бегство — Верить комиксам Ренесанса? Сирано восторгаться по-детски И Миледи всерьез опасаться? Не задумываясь над иронией, Не прислушиваясь к издевкам, Едут в Геную из Вероны Не по «Спутниковским» путевкам. Путешествуют всласть мальчишки, Ищут дружбу, удачу, любимых На страницах книжек зачитанных Дюма, Стивенсона и Грина… Дон-Кихоты, Гамлеты современности В детстве часто болеют насморком. Но воюют не только с мельницами, И порою случается — насмерть. Парадокс разрешается просто: Мир реальный — для большей гарантии — Ощущает нехватку острую В непрактичных, наивных романтиках… * * *
Париж увидеть — и не умирать. Стремиться ввысь — и не бояться неба. Себе не врать — и знать, где быль, где небыль. Не похваляться, едучи на рать… Возможно, ты еще на небе не был. Быть может, ты уже видал Париж. Теперь устал — и больше не шалишь. Кому-то — не тебе — читают требы… Тебя ничем никак не удивишь, Но — хочется свободы и любви. А коли так — иди, терпи, живи. Учись молиться: «Господи, услышь…»
Поделиться с друзьями: