Нежданный диалог
Шрифт:
* * *
Гей, славяне, не пора бы обновить приоритеты? Посещая гей-парады, подавая Христа ради — добиваясь паритета неофита с раритетом… Гей, славяне, только лохи могут обойтись без Прады. Не шуты, а скоморохи! И не только шутки ради мы, конечно, только рады — взять измором, дать на лапу… Даром что ли мы — Европа. Настоящему сатрапу не прожить без агитпропа. Душем в души благотворность лей, елей — в глаза и в уши. План простой. Спасай соборность, бей же да и бей баклуши. Душ бессмертных во спасенье — совершенствуем духовность, добываем апатиты и текилу пьем под зразы… Но внушает опасенье и лишает аппетита забугорная зараза. Мы вторженья в суверенность и диктата не простим — и не просите Вмиг открутим супостату весь субстрат для простатита. Эх, в очередной кипучей боевой российской буче — обойтись без топора бы… Снова все смешалось в кучу — тяжелый рок, счастливый случай, «гей славяне», гей — парады… * * *
У пророков скверные манеры. Если даже хочется, не надо Верить им, коль встать не хочешь в стадо. Ну а коли вдруг нехватка веры, Сотню
* * *
Когда уходят люди насовсем, на «навсегда» уходят от живущих, когда не важно, был ли грех отпущен, и в чистом ли во всем он в грунт опущен… Быть может, только то, что думал перед тем, имеет смысл. Тем более — в бессилье, в каком-то страшном вязком полусне — не помешать, не отодвинуть смерть — ни силой, ни заклятьем не суметь… Откуда же такое изобилье тех, кто охотно помогает ей распоряжаться судьбами людей, их обрывать, мешая слепо с пылью? Пособники насильственных смертей — и эксперт опытный, и робкий подмастерье — все полноправные участники мистерий, которым имя — войны и террор. Веками погребальный жгли костер, подогревающий идейные химеры. Во имя призраков очередной их веры вещали оговор и приговор. И в них всегда в итоге — к высшей мере… На рудники, в окопы, под топор, без права переписки, на галеры… Какая разница — конец жесток и скор. Забыты поводы и не оспорен вздор, и не возвещено еще крушение империй… В машине тесно, тишина повисла, в колени острым краем давит гроб, и нервный утомительный озноб все не проходит и мешает мысли. Мне друг ушедшего мужчины дочь, и происходит все по ритуалу. Наверно, правильно, но так чертовски мало… А что могу я сделать, чем помочь? И чем помогут мне, а после — тем, кому и мой уход небезразличен? Вопрос пустой, и все же он приличен, когда уходят люди насовсем… * * *
Время идет в никуда, время людей лишь калечит. Люди в смешной суете гонятся мудрости вслед. Мудрости цену постичь может одна только вера. Вере, чтоб смысл обрести, сила безумства нужна. Сила проложит нам путь в светлое царство свободы! Путь — пусть жесток и убог; цель оправдает его. Цель затерялась во мгле, тени оставив в наследство, Тени былых миражей. Имя им — слава и власть. Слава, растаяв в ночи, место оставила власти. Власть переполнила мир волей бездумной своей. Воля к всевластью жива в несправедливости жизни. Жизнь убивает в борьбе время, спеша в никуда… * * *
Как легко в детстве сказке поверить — Так и манит нехитрый сюжет, Где на все очевиден ответ, И сомнений в готовности нет Роль героя к себе примерить… Эта роль нам по нраву вполне — В гуще битвы, на белом коне. Сказка детская до поры Нам диктует условья игры… А злодей отвратителен в сказке. От него отвернутся люди, И молва «заклеймит» и осудит. Он сурово наказан будет В справедливой, но доброй развязке. Роль злодея нам не с руки, Даже выгоде вопреки. Но незыблем лишь до поры Этот детский принцип игры… Мы взрослеем, и в новой жизни Прагматизм нам пишет роли. Мы уже не рвемся в герои, Но сужденья по-прежнему строим На основе зазубренных истин. Каждой сказке нужна мораль, А иначе рассказчик — враль… Он рискует прослыть с той поры Нарушителем правил игры Нерешительность начисто посрамив — Чтобы все сомнения устранить, Кого миловать, кого казнить — Так удобно по жизни хранить Сформированный в детстве миф… А взглянуть по иному — слабо ль? С непривычки пронзает боль… Наступает иная пора — Жизни взрослой без правил игра… * * *
Солнце всходит и заходит, Время жить и умирать. Люди ходят на свободе, В мире — мир и благодать. В мире суета повсюду. Люди, в суете сует, В быте бытие забудут. Уходя, гасите свет. У матросов нет вопросов Над седой равниной моря. Вот тебе — сума и посох. Вот тебе — покой и воля. Все пройдет, и все вернется На круги своя. Льются реки. Всходит солнце. Мудрость забытья… * * *
Не просьба даже, а заклятье звучало над землей веками — Послушайте! Послушайте! — проклятьем всем тем, кто глухотой своей на гибель ближних обрекали. Кто добросовестно, кто походя — пинками презренья, равнодушия толкали в небытие непониманья — кто как мог… Убей! Но прежде выслушай… — и прозой, и стихами летело палачам навстречу — надеждой слабой на иной итог, пустой попыткой отодвинуть вечер, канун последней из земных дорог «… в безвестный край, откуда нет возврата земным скитальцам…» — горькая цитата. И приговор вновь — непосильно строг… Пустыня толп людских, озлобленность и страх, палат больничных войлочные стены, и ставшие привычными измены… Аутодафе книг на площадях, когда огонь танцует на листах и языками слизывает строчки — на чьих не разбирая языках, желанной не даря отсрочки для объяснения хотя бы в двух словах… «Послушайте…» Напрасное старанье — «…что может мне поведать этот сноб, уродец, хам, изгой, ханжа, холоп, яйцеголовый, иноверец, поп, блаженный, извращенец, остолоп…» и прочие достойные названья — надежнейшее средство оправданья доносов, тюрем, гетто, линчеванья, этапных верст — печальных вех изгнанья, и клеветы, бросающей в озноб, оружия, нацеленного в лоб, скрывающий поэмы и преданья, разгадки тайн заветных мирозданья, но никогда — ни подлость, ни поклеп… Как много их — ревнителей идей, о коих чистоте единственно радея, они на жертвы не были скупы — кумиры обезумевшей толпы, ретивые донельзя лицедеи… И принципы, в витийстве деклараций, теряли мысль, достоинство и вес. Но можно, если что,
всегда сослаться на нежеланье ими поступаться, на долг, на всенародный интерес, которые позволят де подняться до всеобъемлющих надличностных небес… И в результате всякий мелкий бес в своем приходе мнит себя всевышним — ему ли слово человека слышать. Он знает истину, он — судия и бог… Нелепое и злое заблужденье, любой ничтожной власти наважденье. Тупое и вульгарное «Не сметь!» Смешное, если издали смотреть, но страшное, жестокое как смерть, ей-ей, уже при первом приближеньи… Примеров горьких — больше, чем в избытке, и все же — новые, и новые попытки — «Послушайте…» Послушайте, небесполезно знать — род человеческий прославлен может стать, не меньше чем прогресса пестротой, полетом мысли, творческим дерзаньем — поистине вселенской глухотой На ровном месте самолюбованья и глупости — кичливой и пустой… * * *
Творец нам преподнес волшебный дивный мир — Двух мнений быть не может. Итак, не будет век людской напрасно прожит — Мы призваны на пир. На всеблагом пиру досталось нам похмелье Грехов и бурь чужих. Затих борений шум. Победный гром затих. Стихии отгремели. В архив, в музей, в отвал — и нет обид и боли. Жизнь прожита без нас. Билет счастливый сдан. Пропущен звездный час. Что спрашивать: «Доколе»? До той поры, пока не хлынет дождь в четверг, Покуда весят гири, Пока не свистнет рак, доколь в подлунном мире Не счесть случайных черт. Мы опоздали — факт. Давно ушел автобус. Кто мы, и кто же с нами? Ответа не сыскать. Мы хлопаем ушами. Хитро заверчен глобус. Мы пишем, мы поем; глядим в глаза любимых, Не зная, что сказать им. Привычкою живем, долги устало платим Для мира и для Рима. Сумеем ли постичь, в чем суть и цель игры? Азарт давно увял. Без нас отыгран матч? Без нас окончен бал? Помедлим — до поры. Пусть хлопоты пусты — все на круги вернется (Еще все будет, то есть), И не завершена доселе наша повесть, И ветер обернется. Пока горит свеча, сдаваться нет резона. Поборемся, пожалуй! Неправедность судьбы сильна, но все ж не стала Законченным законом. Еще горит свеча. Еще не каждый друг Спешит покинуть нас. Еще нам дарит свет сиянье милых глаз. Еще далек каюк. От зим, от вьюг, от мук уносит нас в поля Невиданных чудес. Попробуем не ныть, и жить сейчас и здесь — Раскрутится Земля! О замысле игры не раз всплывет вопрос, И мы замедлим шаг… Но вспомним: дивный мир, волшебный сей бардак Творец нам преподнес. * * *
Мне так хочется сказать mes amis… Хорошо бы поболтать vis-`a-vis … или просто посидеть en plain air где-нибудь на Rue Sherbrooke, например. Я бы мог вам показать Place des Arts и ночного Монреаля огни. Вы б узнали, что такое азарт в биллиардной на углу Saint Denis. Можно будет заглянуть в cabaret, в Casino, что на Ile Sainte Helene. Или время провести на горе, побродив и поглазев на chalets. А любители прилавков и витрин, если времени и денег не жаль, прогулялись бы по Rue Sainte Catherine и променаду de la Cathedrale. Этот город так похож на Ростов. Только чище и просторней слегка. Тот же воздух, та же зелень par tout, Так же плещется у пирсов река… Я не рвусь назад билет покупать. Я почувствовал, откуда — Бог весть — ностальгия по березкам глупа. Вот уж этого добра здесь не счесть. Дым отечества, а то его чад, мест названия — не повод страдать. Здесь не хуже названья звучат, а вот вас всех мне б хотелось повидать. Приезжайте, mes amis, погостить или, лучше, оставайтесь насовсем. Нам ведь есть о чем друг друга расспросить, вспомнить юность и друзей, а затем — ждут озера нас и Fleuve Saint-Laurent, летом — джазовый и кино-фестиваль, кофе в уличных кафе dans tasses les grandes, Ниагара, Лорантиды и Laval. Будем в теннис мы играть на Jeanne-Mance, ездить с лыжами в соседний Tremblant. По-французски постараемся хоть раз прочитать знакомый с детства роман, где любовь, интриги, войны, короли, мушкетеры, шпаги, дружба навек… Мы во Францию играли детьми, как играет в нее нынче Quebec. Королевских белых лилий carr'e на лазури флага — дань тем годам. Здесь есть тоже Champs-de-Marse l’honor'e и даже собственный собор Notre Dame. В детстве больше привлекает Dumas, после будут и Villon, и Rabelais. День за днем — дожди рассветы, зима… Все — как в детстве, только больше проблем. Ностальгия, кто не знаю виноват, но в привычном смысле явно не права. Нет пространственных у ней координат, только — время, встречи, лица и слова… Приезжайте, mes amis, bienvenue! Ждут вас парки, ждут бульвары, avenues. Я вас жду на rendez-vous vis-`a-vis. Pas des probl`emes, parce que — c'est la vie… * * *
Все перепуталось. Прости, но это так. Вслед за Вийоном тупо повторяю: «Я знаю все — я ничего не знаю». Неоспорим лишь факт: весь мир — бардак. Ни жертвы, ни труда, ни постоянства Не надобно от нас ослепшим небесам. Им дела нет до нас — ты знаешь сам, А нам… Нам остаются блуд и пьянство. Еще, конечно, остается опыт — Ошибок сын, родитель заблуждений, Сомнительных побед, бесспорных поражений. Он памятником будет нам, должно быть. Оставь надежду славы и добра. Абсурд судьбы трагичен и нелеп, Теория суха, обычай слеп… Пока, мой друг, пока. Увидимся вчера. * * *
Возможно, не находишь слов, когда друзья с тобою рядом. А может, их совсем не надо — высоких и красивых слов. А можно ль объяснить без слов, как бесконечно благодарен своим друзьям и как бездарен в своей ты дружбе вновь и вновь?.. И как рассказывать без слов нам о любви своим любимым, чтобы не стать для них любыми, и чтобы сохранить любовь?.. Мы не находим нужных слов и слишком щедры на пустышки. И все труднее нас услышать — стыдимся чувств, страшимся слов. Как много есть прекрасных слов — любимым и друзьям в подарок, чтоб жизнь, полную помарок, вдруг сделать лучше лучших слов.
Поделиться с друзьями: