Нежелательные элементы

Филипп виновато пожал плечами и снова протянул руки к огню.

Он сразу как-то сник, и Деон почувствовал угрызения совести.

— Ты сказал, что ищешь добровольца. Я подойду?

Филипп просветлел.

— Нет, правда? Ты согласился бы?

— Правда. Ведь это в интересах пауки, верно?

— Конечно. Какая у тебя группа крови?

— Нулевая.

— Чудесно! У меня тоже, и я как раз искал кого-нибудь с этой группой для сравнения. Ведь кариотипы, которые удалось получить, взяты из моей собственной крови.

— Что ты, в сущности, делаешь? — спросил Деон, невольно отвлекаясь от своих мыслей.

— Идем в лабораторию, я покажу.

Деон без большой охоты снова вышел на холод и ветер, Филипп, размашисто шагая, рассказывал об усовершенствованной методике исследования хромосом, которую ему наконец удалось применить.

В маленькой боковой лаборатории патологического корпуса горел свет.

Филипп, не дожидаясь Деона, пошел прямо к столу с микроскопом. Он нагнулся к окуляру и повернул регулировочный винт. Не поднимая головы, подозвал Деона:

— Иди-ка посмотри.

В тесной комнатушке было тепло, а энтузиазму Филиппа просто нельзя было не поддаться, и Деон послушно сел перед микроскопом.

В учебнике для пятого курса он уже видел эти структуры, похожие на скрученные нити. Они были разные по очертаниям и величине: одни походили на кривобокие «X», другие на «У», соединенные основаниями.

— Угу, — промычал он уклончиво.

— Видишь? — Филипп склонился над ним, похлопал по плечу, точно пытался передать ему свое вдохновенное возбуждение.

— Вижу. — Это волнение было непонятно Деону, смущало его.

— Сорок шесть хромосом ядра клетки лейкоцита! В них заключены все наследственные признаки. Мы, так сказать, смотрим на человека в целом. — Деон повернул голову, но Филипп не дал ему ничего сказать. — Потом я их фотографирую, вырезаю по одной, составляю парами по величине от больших к меньшим и добавляю две половые хромосомы, пару, определяющую пол. В результате я получаю так называемый тип, хромосомный набор.

— А потом?

— Потом? Боже мой, Деон, но это же будущее медицины! Ты же знаешь, что некоторые болезни связаны с аномалией хромосомного ряда. Ну, значит, остается установить, почему это происходит и как это предотвратить, если возможно.

— Многого хочешь!

— Пожалуй. Но кто знает? Помнишь, как это в Библии: «…Ибо я Господь, Бог твой. Бог-ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого колена». — Филипп внимательно посмотрел на Деона. — Я всегда считал, что это несправедливо, — сказал он.

Деон сделал неопределенный жест.

— Ну…

Филипп ждал, вежливо наклонив голову, весь внимание, что он скажет, и, не дождавшись ответа, показал на микроскоп.

— А ведь здесь весь секрет, почему у тебя белая кожа, а у меня коричневая, почему я не могу пить в ваших барах, есть в ваших ресторанах, купаться у ваших пляжей. Всего лишь из-за иного положения какой-нибудь одной из сотен тысяч молекул в этих хромосомах. Всего лишь из-за нее.

Деон посмотрел на него и отвел глаза.

— Это глупо, — произнес он.

Его встревожил этот внезапный взрыв. Он не мог припомнить, чтобы Филипп когда-нибудь прежде говорил о цвете своей кожи, чтобы он настолько дал волю своим чувствам.

Филипп усмехнулся.

— Извини. Я привел тебя сюда не для того, чтобы ты слушал мои речи. Так я возьму кровь?

— Бери, конечно.

Деон снял пиджак, закатал рукав и, сжав в кулак правую руку, напряг бицепс, чтобы обозначилась вена. Филипп уже приготовил шприц.

— Придется потерпеть…

— …как сказал епископ одной актрисе, — докончил Деон, и оба рассмеялись.

Деон смотрел, как темная кровь наполняет шприц.

— Что ты думаешь делать дальше, после этой больницы? — спросил он с искренним интересом. — Насколько я понял, ты все-таки решил ехать за океан?

Филипп ловко извлек иглу, прижал ватку к месту укола и показал жестом, чтобы Деон согнул руку в локте. Потом начал сливать кровь из шприца в пробирку. Его лицо было замкнутым и настороженным.

— Тут у меня впереди нет ничего.

— Да, пожалуй.

— Ничего — даже надежды.

Деон принялся внимательно осматривать след укола, проверяя, перестала ли ранка кровоточить. Почему-то сегодня ему не хотелось спорить или даже обсуждать отвлеченные проблемы. Он желал только одного: чтобы его оставили в покое.

Но такая ранка не могла отвлечь внимание Филиппа.

— Удивительно, как мне вообще позволяют рассматривать клетки белых, — сказал Филипп, криво улыбнувшись. — Ты знаешь доктора Раджапа?

— Индиец на патологического отделения?

— Да. Старший врач-диагност. На днях он показывал мне, как замораживают срезы, и тут ему принесли биопсию из груди белой женщины. Хирурги в операционной ждали его заключения. Другими словами, от него зависело, что им делать дальше — удалять грудь и грудные мышцы или нет. Решение зависело от него, но допустить его в палату, чтобы он пальпировал опухоль, — ну что вы!

Деон покачал головой и отвернулся.

— Действительно глупо.

Он не знал, что говорить. Гнев Филиппа был справедлив, но что толку? Можно ли словами одолеть предрассудки? Не исключено. Но не исключено и другое: слова служат отпущением грехов. Почему Филипп сорвался именно сейчас?

Он вдруг улыбнулся.

— А помнишь, как мы вместе занимались пальпацией груди?

— Что?

— А на чердаке? В сарае, где стригли овец?

Холодная замкнутость исчезла с лица Филиппа, и он улыбнулся в ответ.

— Да, да, я и забыл совсем.