Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
– Не сдашь! – абсолютно спокойно сказала Марина, глядя в его расширенные от гнева глаза.
– Это почему ты так решила?
– А подумай, что станет с тобой, если я скажу Малышу, что ты меня изнасиловал? И он поверит, я хорошо умею убеждать. Ну, и кто из нас попал?
Хохол швырнул ее обратно в кресло и пошел к двери. На пороге обернулся и смерил Коваль таким презрительным взглядом, что, будь она не она, провалилась бы сквозь ламинированный пол.
– Дурак беспонтовый, нашел, кому угрожать! – пробормотала Марина.
Да, физически он мог бы справиться с ней одной рукой, но мозги
Она молча смотрела на Хохла, остановившегося в дверях, и думала: а осмелится ли он сейчас приблизиться к ней, ведь она же видит, как он завелся и хочет ее, вот прямо на этом балконе, в этом кресле, да где угодно, только бы разрешила…
Спрашивать разрешения он не стал, молча сгреб ее и унес в спальню, выместив там все обиды за вчерашний день и за сегодняшний, да так, что Коваль пошевелиться не могла. Лежала опять в луже и не двигалась, чтобы не усиливать боль во всем теле. Хохол курил, сидя на краю кровати и глядя на нее:
– Допрыгалась? Я предупреждал – не зли меня, не доводи до греха, но ты же упертая! Я остановиться не могу, когда вспоминаю, что ты наговорила мне, убил бы на фиг!
– Я сказала чистую правду, не надейся, что я возьму свои слова обратно! А ты, если только вякнешь Сереге, позавидуешь мертвым, уж поверь мне! – пообещала она, с трудом поворачиваясь на бок и отбрасывая за спину волосы. – И сделай доброе дело – унеси меня в душ, я встать не могу.
Марину не покидало чувство, что дома происходит что-то, о чем ее никто не ставит в известность. Она позвонила Розану, тот долго мялся, мутил, крутил, но потом не выдержал и раскололся. Ему позвонил Азамат и предложил уступить кусок земли в центре города, где находились два собственных Марининых ресторана и один "подкрышный".
– Он что, с елки рухнул, задницу ободрав? – искренне удивилась Коваль. – Как это – предложил тебе? А я кто тогда?
– Не заводись! – попросил Розан. – Я ему так и сказал: мол, вернется Коваль, с ней и базарь. А он: мол, с бабами дел не делаю, давай по понятиям, как мужик с мужиком.
– Ну, я ему, сука, покажу – по понятиям! – вызверилась Марина, не на шутку взбешенная таким финтом со стороны Азамата. – Все, на хрен, задолбал отдых! Завтра встречай меня!
– Так, стоп, стоп, стоп! – заорал в ответ Серега. – Не смей мне даже! Ничего не изменится за пять дней, поверь мне, а меня Малыш четвертует за то, что я тебе отдых поломал! Я прошу тебя, не дергайся, разрулим! Маринка, пожалуйста! Я ведь тоже переживаю за тебя.
– Ну, вообще! Это что – и на две недели нельзя отлучиться, сразу какая-то тварь на мою территорию лезет! Ты Строгачу звонил?
– Ты что?! Кто я Строгачу, чтобы звонить?!
– Ладно, сама позвоню. Блин, как так? Я не обязана ничего уступать какому-то хренову горцу! И не будет этого.
– Ну, песец, понеслась! – вздохнул Розан. – Успокойся, а? Конечно, ничего своего не отдадим. Но фишка, по-моему, в том, что хозяин ресторана, "Карусели" этой, решил нас кинуть и рвануть к Азамату, отсюда и весь сыр-бор.
– Снова-здорово! Как достали коммерсы эти, мама дорогая!
Как чуть выше городской канализации поднялись, так все – круче их только яйца в салате! Сколько он платит нам?– Десятку.
– И за десятку "зелени" он повелся?! Ресторан в центре, место сказочное, клиентов вал – и за десятку такие проблемы на задницу?! Ну, он их получит, раз так хочет, – пообещала Коваль, клокоча от праведного гнева – в самом деле, при доходах этого бестолкового коммерса десять тысяч долларов в месяц не деньги, а чистая насмешка. Нет, пора домой!
Она понеслась в бассейн, возле которого валялась в шезлонге Веточка, подставив солнышку и взорам тусующихся рядом мужиков свою грудь, и с разбегу нырнула, обдав всех фонтаном брызг. Хохла и Макса видно не было, значит, торчат в тренажерном зале, все битки свои железом балуют. Марина плавала вдоль борта бассейна, стараясь хоть чуть-чуть успокоиться, но не удавалось.
– Вылезай, хватит! – позвала Ветка, но подруга отрицательно помотала головой и продолжала заплыв.
На горизонте замаячили телохранители, и Ветка обрадовалась подоспевшей подмоге:
– Хохол, вынь ее из воды, она уже сороковой круг мотает, от холода вся синяя! – приказала она, и Хохол послушно нырнул, подхватил Коваль на руки и вынес из бассейна.
– Пусти меня! – орала она, но здоровенный Хохол без труда преодолел сопротивление, со смехом прижал ее к себе и потащил в номер, засунув под горячий душ.
– Что ж ты делаешь, ведь простынешь! – Он растирал Марину жестким полотенцем, а она от злости даже не чувствовала его прикосновений, все мысли были уже дома, она планировала, как накажет зарвавшегося коммерса и как поговорит с Азаматом. Она ему не просто баба и докажет это.
Хохол не преминул воспользоваться тем, что Коваль, занятая своими мыслями, не очень контролирует происходящее, и уже вовсю наглаживал и нацеловывал ее грудь, но Марина отпихнула его:
– Да уйди ты отсюда, без тебя проблем выше крыши!
– Случилось что-то?
– Да, но тебе об этом знать не надо! – отрезала она, надевая джинсы и майку. – Скажи Максу, что мы с ним уезжаем завтра утром, пусть подсуетится с билетами.
– А я? – не понял Хохол.
– А ты – остаешься! Твоя Виола не едет никуда!
– Мы тоже едем домой, – заявил он. – Я чувствую, что происходит у тебя что-то, я хочу быть как можно ближе к тебе.
– Перегрелся? Дома ты забудешь все, что было здесь, и никогда не вспомнишь об этом, ясно?! – заорала Коваль, резко разворачиваясь и глядя в глаза посмевшего ослушаться ее охранника из-под челки. – Я спросила – тебе ясно?!
– Ясно, – спокойно ответил Хохол, беря ее за руки и притягивая ближе. – Но пока-то мы еще здесь… – обнял, прижимая к себе. – Побудь со мной в последний раз, Коваль… я прошу у тебя только вот эту ночь, больше ничего…
И она сдалась, разрешив ему подняться в номер после ужина. Макс быстро урегулировал все вопросы с билетами, они вчетвером сидели за столом в ресторане, и на Ветку было больно смотреть – ведьма переживала предстоящую разлуку. Коваль же нервничала, не в состоянии даже поддерживать беседу хоть для приличия. Зашел разговор о жестокости, и Макс вдруг попенял хозяйке за то, что та излишне усердствует иногда.