Нежное чудовище, или Я поставлю твою волю на колени (Сумасбродка, или Пикник для лишнего мужа)
Шрифт:
– Как это?
– Несчастный случай произошел. А дело мое послали на повторное рассмотрение. Скоро я не только выберусь из этого дурдома, но с меня снимут все обвинения. Как только я освобожусь, то сразу наеду на папика, чтобы он вытащил тебя.
– Нет, Танька, меня вытащить невозможно. Мне три года придется отсидеть как миленькой. Богатых родственников у меня нет, похлопотать за меня некому. Мне даже посылки никто не шлет.
– Я же сказала, что вытащу тебя сразу, как только выйду сама. Отпустят тебя досрочно за хорошее поведение или переведут на условный срок. Папик что-нибудь придумает,
– Таня, а как твой муж?
– В смысле?
– Какие между вами отношения с тех пор, как ты убила его любовницу?
– Приезжал два раза. Прощения просил.
– За что?! – вытаращила я глаза.
– За то, что завел себе любовницу и принялся вбухивать наши деньги в ее гардероб. Он же не дурак. Если его из нашей семьи вышвырнут, он на улице останется. А кому охота из классной кормушки вылетать? Сейчас все зависит от меня. Если я скажу папику, что этот придурок мне больше не нужен, он пнет его так, что моему дорогому муженьку долго придется зализывать раны. А если папик разозлится, то может его и на тот свет отправить!
– А ты что решила?
– Поживем – увидим. Я тут соображать не могу. У нормального человека в колонии мозги атрофируются. Разве в этом скотском бараке можно что-нибудь придумать? По-моему, нет. Ничего, осталось совсем немного. Худа без добра не бывает. Попала в это дерьмовое место, зато тебя встретила. Я всегда мечтала о такой подруге, как ты. На воле подружки с меня только деньги пытались тянуть, а без денег не стали бы и разговаривать. Я поэтому их всех отшила. Дашка, а ты что, и вправду стриптизершей была?
– Была. А что тут такого?
– Да чудно как-то… Тебе нравилось обнажаться?
– Мне нравилось танцевать и нравились деньги, которые нам платили. Мне нравилось работать с шестом, совершенствовать пластику. Мне нравилось все, кроме консумации. Ее я всегда ненавидела.
Я замолчала, увидев, что Танька спит. Я улыбнулась и тоже постаралась уснуть, но не смогла. В секции постоянно горит тусклый свет. Я никак не могу к нему привыкнуть. От такого освещения многие посадили зрение, и я в том числе. Иногда девчонки не выдерживают и завешивают лампочку газетой. Если в глазок заглядывает дежурный, он тут же открывает дверь и громко кричит: «Снимите!»
Глава 11
Я проснулась от приглушенного стона и, открыв глаза, быстро вскочила и закричала от ужаса. Четверо девчонок накинули Таньке на шею полотенце и пытались ее задушить. Даже при тусклом свете было видно, что Танька начала синеть, она хрипела. Не раздумывая, я схватила табуретку и принялась молотить ею всех без разбора. Девчонки, не выдержав такого напора, разбежались. Танька лежала без движения.
– Убью, суки! – кричала я, брызгая слюной. – Замочу, гадины, мне терять нечего!
– Мы хотели эту интеллигенточку замочить, чтобы ей не западло было с нами из одной кружки пить, – сказала рослая деваха, вытирая кровь.
– Я вас сама быстрее замочу! – прошипела я и бросилась к Таньке.
Девчонки отошли в сторону и стали шептаться. Не обращая на них внимания, я склонилась над подругой. Она была без сознания.
– Танька, ты жива? – потрясла я ее за плечо.
Танька молчала. Я взяла ее за запястье – пульс прощупывался с трудом. Почувствовав,
как на лбу выступил холодный пот, я бросилась к двери и стала стучать изо всех сил.– Что надо? – лениво спросил дежурный, открывая глазок.
– Быстрее, тут девочка умирает! – истошно закричала я.
Дежурный вызвал санитаров, и Таньку унесли. Я с трудом сдерживала слезы. Вскоре пришел начальник и попросил нас объяснить, что произошло. Я понимала, что если выдам девчонок, которые душили Таньку, то мне присвоят звание «стукач». Это в колонии хуже смерти. Меня будут бить на каждом шагу и подстраивать всякие гадости. Конечно, тех, кто хотел убить Таньку, накажут, но за стукачество я пострадаю ничуть не меньше.
– Ну что же вы молчите? – посмотрел на меня начальник. – Рассказывайте, что произошло?
– У Тани, наверное, астма. Ей не хватало воздуха. Я проснулась от того, что она громко стонала. Я испугалась за ее жизнь и позвала дежурного.
– Странно, – прищурил глаза начальник. – Врач установил, что осужденную душили. На шее остались синяки. Я хочу знать, кто ее душил.
Девчонки опустили глаза и напряглись, искоса посматривая на меня. Я постаралась сделать удивленный вид и растерянно пожала плечами:
– Извините, ничем не могу вам помочь. Я рассказала то, что видела сама. Может, кто-то и вправду ее душил, но я не знаю, кто это сделал. Мне очень жаль.
Начальник хмыкнул и вышел из секции, громко хлопнув дверью. Следом за ним вышел дежурный. Девчонки молча легли спать. Я лежала и думала о Таньке. Где она и что с ней? На этот вопрос мне никто не ответит. Здесь вообще не принято задавать вопросы, это я поняла с первого дня пребывания в колонии.
На следующий день мне разрешили свидание. Удивившись, я прошла в специально оборудованную комнату и увидела… Верку.
– У нас всего час. Долгосрочное свидание мне не дали, ведь я не мать и не муж, – вздохнула она.
Я не произнесла ни слова.
– Я привезла целую сумку вещей, – продолжала Верка. – Еды набрала на всю зарплату. Приехала рано утром, но очень долго простояла в очереди. Затем прошмонали меня по полной программе – делали досмотр, проверяли, нет ли спиртного. Повыбрасывали половину того, что я тебе привезла. Даже вязаный шарф выкинули, сказали, что в колонию вязаное вообще привозить нельзя. Мол, заключенные могут распускать нитки и вить веревки. Фланелевый халатик тоже не разрешили. Не знаю почему. Я слышала, что в колонию можно передавать только темные вещи, светлые нельзя. Я специально съездила на базар и купила темный фланелевый халатик. Твой размерчик. Сорок четыре. Темно-синего цвета. Не взяли, заразы! Теплые сапожки не взяли. Зима на носу. Они что у вас, сдурели, что ли?
– Мне и в казенной одежде неплохо, – тихо сказала я и исподлобья посмотрела на Верку. – Телогрейку и валенки дадут. Перезимую.
– Дашенька, ты так похудела! Сама на себя не похожа… – На Веркиных глазах показались слезы. – Стала как жердь, взгляд бегающий, словно ты чего-то боишься…
– Посиди тут, я посмотрю, какой у тебя взгляд будет.
– Я тебе суп привезла, курицу, пирожки, колбасу. Наверное, пока до тебя передача дойдет, половину съедят, тебе самый мизер достанется. Дашка, ты уверена, что выдержишь свой срок?