Нежное притяжение за уши
Шрифт:
Машуня с Федорчуком переглянулись.
— Стаса убили сразу после сердец! — воскликнули оба, поняв друг друга без слов.
… Колька оставался один за столом. Все столпились вокруг макета, шумели и обсуждали. Было грех не воспользоваться обстоятельствами. Тайным жестом отвинтив крышку у заветного пузырька, он капнул зелья в Машунину кружку.
Ох, преступление было совершено, сердце отчаянно билось, страх быть пойманным мутил сознание. И ведь Нонна запросто может совершить великую гадость — взять и разболтать о его тайне. Просто так, смеха ради…
Чтобы
— Слушайте, я ничего не понимаю! — проговорил он нарочито громко. Объясните, наконец!
Бледный и торжествующий Федорчук показал на пластилиновую фигурку Маевской.
— Стреляли не в Стаса! Стреляли в нее! Она стояла как раз за ним, но в момент выстрела упала, и пуля досталась не тому человеку!
Нонна ошарашенно хлопала глазами.
— А кому могло понадобиться меня убивать?
— По-моему, тебя половина города с удовольствием бы похоронила, проговорил, запинаясь Колька. — И с Бурцевой ты рассорилась, и с Ковровым, и с Поленовым…
— Из-за тех денег? — подозрительно спросил Федорчук.
Нонна тут же поджала губы.
— Ну я еще до денег с ним разругалась…
— Это называется не «разругалась», а… — снова встрял Колька. Ему ужасно хотелось ей насолить. Но Нонна тут же его одернула:
— Соболев! Где твое благородство? Дай я сама расскажу!
— Да уж пожалуйста! — воскликнул Федорчук, торопливо вытаскивая из письменного стола бланк протокола.
— Нас познакомила Оксанка, — хмуро начала Нонна. — Ну Поленов и пристал ко мне. Сначала он даже интересным мужиком показался… А потом… В общем, он бандюга и сволочь, так что нечего его жалеть. Я ему сразу сказала, что у нас с ним ничего общего быть не может. А он все равно таскался за мной, подарки делал. Только я у него ничего и не думала брать.
Слушая весь этот бред, Колька аж позеленел от негодования.
— Ты чего, Коль? — спросил Федорчук, заметив его душевные муки.
— Нонн, не ври, — выдохнул Соболев сквозь зубы. — Ты Поленова ого как кадрила! И подарки брала! Кто тебе шубу подарил? А духи за три штуки? А цветов сколько было?
Маевская бросила на него уничижительный взгляд.
— Ну да! Было! — напористо выкрикнула она. — Ну и что?! Подумаешь, с него не убудет, а мне приятно!
— Ты эксплуататор, Нонна!
— Ладно, Бог с ним, — пресек их разборки Федорчук. — Давайте ближе к делу.
В этот момент он в процессе расследовательского вдохновения подошел к столику и глотнул из Машуниной кружки. Увидев это, Колька схватился за сердце и опал на стул. То, к чему это могло привести, вдруг на секунду предстало у него перед глазами…
Нонна же взволнованно протирала очки:
— А чего «к делу»? Ну поссорились мы с Поленовым… Прямо на Стаськиной свадьбе. Ему объясняться захотелось, а я его послала. Он потом носился за мной как электрический веник… — При воспоминании об этом у Нонны нечаянно проскользнула довольная улыбка.
— Чего ж ты раньше-то молчала? — спросила Машуня грозно.
Маевская
смерила ее гордым взглядом.— А вы меня не спрашивали! И потом с чего это мне распространяться насчет своей личной жизни?
— Ох, беда с тобой, Нонна! — вздохнул Федорчук и вдруг легонько хлопнул Кольку по плечу. — Как думаешь, кто-либо из ваших знакомых мог покушаться на ее жизнь?
Соболев в ужасе отодвинулся от Федорчуковской руки. Он был не в состоянии произнести ни слова.
— Ты имеешь в виду Поленова? — оживленно переспросила Нонна, ничего не замечая. — Ну, я не знаю… Вряд ли… Хотя он пострелять-то любит…
— Что значит «пострелять»? — перевел на нее взгляд Иван.
— Ну, он охотник. У него на даче целая коллекция всякого оружия: есть даже несколько старинных ружей.
Федорчук посмотрел на Машуню, а Машуня посмотрела на него.
— Надо срочно ехать к Поленову на дачу! — воскликнули оба.
И тут Иван снова двинулся по направлению к Кольке.
— Ведь ты знаешь этого Вовочку-банкира? — спросил он, заглядывая ему прямо в душу.
Стукая зубами, Соболев попытался отодвинуться от неумолимого следователя, но отступать было некуда.
— Я пошел… — слабо проговорил он, сползая вниз. — Мне плохо… Совсем плохо…
Колька едва добрался до своей квартиры. Содеянное им приводило его в транс.
— Нонна, — вытаращив глаза, паниковал он, — ты видела? Он вот так вот меня потрогал, — и он для демонстрации похлопал Нонну по плечу.
Нонна валялась на ковре перед телевизором и поедала поп-корн.
— Тебя хоть кто-то потрогал? Так радоваться же надо!
— Ты не понимаешь! — Колька тряс подол ее халата, отчего та мусорила своей едой. — Он же зелье выпил!!!
— Пили зелье в черепах, ели бублики, — запела Нонна с набитым ртом. И чего теперь?!
— А еще, когда мы выходили, — не слушая ее, продолжал он, — Федорчук меня вперед пропустил и сказал: «До свидания, Коля».
— Я бы вот тебе ничего не сказала — ушел, и слава Богу. И перестань меня трясти!
— Что делать? Что делать? — бормотал Колька, обхватив себя руками. — А вдруг он теперь ко мне придет?
— Ага, придет и набьет морду! — философски отозвалась Нонна. — И изувечит тебя в профилактических целях.
— За что?!
— Так ты ж его девушку поил приворотной отравой. Я бы тебя за это еще и посадила!
— Но он же сам ее выпил!!!
— Тем более посадит! В целях самосохранения.
— Да ты не понимаешь! — заорал на нее Колька. — Он теперь меня уже никуда не посадит! Он в меня влюбился!!!
Несколько секунд Нонна крепилась и только чуть-чуть всхлипывала от смеха, но все же не сдержалась и захохотала до стона и изнеможения.
— Влюбился! — причитала она, — ой, я не могу! Да оно же не действует… Ну в смысле, на мужиков! Какой ты, Колька, дурень, сил моих нет!
Обыск был назначен на четыре часа, но Федорчук с оперативниками прибыли чуть раньше и теперь ждали появления хозяина дачи.