Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
Возвращаясь со стоянки "С-44", Лютров зашел в здание аэропорта.
Народу в зале ожидания было немного. У двойных стеклянных дверей выхода на привокзальную площадь Лютров столкнулся с ребятами из экипажа.
– Леша, перекусить не желаешь?
– спросил Карауш.
– Вы ужинать? А куда?
– Здесь на втором этаже ресторан! Шашлык, цыплята, телятина... Почти как в Одессе.
– Хорошо, я только загляну в гостиницу, вымоюсь.
– Вылет на когда?
– спросил Саетгиреев.
– На завтра, если все будет в порядке.
– По холодку?.. А то полоса в
– Полосу отремонтируют, я узнавал.
– Мы пошли...- сказал Карауш.
Они направились по широкой лестнице на второй этаж, а Лютров, шагнув было к выходу, почувствовал на руке выше локтя чьи-то цепкие пальцы.
– Проводите меня в камеру хранения, а?
– Валерия!
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Лютров растерялся.
– Куда вас проводить?
– В камеру хранения, я чемодан возьму.
– Это где?
– Вот там, через площадь. Я боюсь, там парень... Владька. Он вообразил, что может... командовать. Не хочет, видите ли, чтобы я улетала... А я к маме.
Она смотрела то на Лютрова, то на трех парней, мирно стоявших на углу небольшого зарешеченного здания камеры хранения. Один из троих, маленький, лохматый и горбящийся в блатной манере, бренчал на гитаре. Двое других с нарочитой ленцой поглядывали по сторонам.
– Эти?
– спросил Лютров.
– Ага. Проводите? Я только возьму, и обратно... Самолет через сорок минут.
– Кто же они вам?
– Бывшие друзья.
– А получше в этом городе па нашлось?
Она виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой, плотнее сжимая его руку.
Они пересекли площадь. У входа в камеру хранения Лютров вспомнил, что в последний раз дрался двадцать лет назад, и теперь прикидывал, кого следует уложить первым, если эта троица выкажет кулачные намерения. Решил гитариста, такие бьют в спину и не всегда кулаками. Валерия торопливо отдала служительнице камеры хранения бляшку, висевшую у нее на пальце. Лютров взял чемодан, уже знакомый, синий в белую клетку, и они направились в обратный путь. Парни стояли лицом к ним, засунув руки в карманы, гитара висела за спиной музыканта. Круглоголовый парень в черно-красной капроновой куртке и аляповатых башмаках на толстой подошве что-то говорил, не глядя на друзей. Музыкант, сощурившись, смотрел на Лютрова и покачивал головой.
– Ага, боятся, - шепнула Валерия, - и Владька тоже.
– Какой он?
– В куртке... Он у них хороводит. А этот, с гитарой, Митрофан, противный, как жаба.
Они вошли в зал. Валерия выбрала место поближе к трем, в новеньких мундирах, сержантам кавказского вида, игравшим в нарды, и облегченно выдохнула:
– Уф... Вот спасибо вам!
– Не на чем, - ответил Лютров, вглядываясь в покрасневшее от волнения лицо девушки, на котором сменялись выражения то непонимания, то заинтересованности, то доверчивого ожидания... "Господи, да откуда ты такая?" - думал Лютров, не решаясь ни уйти, ни остаться, ни даже отвести глаз от ее лица.
Она заметила его удивление и улыбнулась дружески.
– Вы летчик?
– она посмотрела на его кожаную куртку.
– Я не с вами полечу?
– На нашем самолете не возят пассажиров.
Да и не попадете вы с нами в Энск.– Откуда вы знаете, что я в Энск?
– Тетя Маша говорила.
Вот и первая шутка. Невесть какая, но была достаточной, чтобы их рассмешить. Лютров присел в кресло рядом.
– Я знаю. Вы прилетели на том, на большом?
– Да.
– А когда обратно?
– Может быть, завтра.
– Тогда не уходите, а? Пока я сяду в самолет? Тут хоть и милиция, а я все равно боюсь... Вам не трудно?
– Что вы! Но чем просто так сидеть, пойдемте поужинаем?
– А я успею?.. Правда, я сегодня еще и не обедала. Вообще все кувырком. Ночевала у тети Маши, днем просидела у девочек на работе. Никак не могла дождаться вечера.
Они поднялись в полупустой зал ресторана и сели за столик у окна, отсюда виден был, в конце ряда "Ли-2" их "С-44".
Она, проследив за его взглядом, спросила:
– Ваш?
– Да. Нравится?
– Ну и самолетище! Я таких и не видела... Ой, а мы не прозеваем?
– Нет... Скажите, пожалуйста, посадки у вас объявляются?
– спросил он у подошедшей официантки.
– Обязательно. По радио. Что будем заказывать?
Лютров посмотрел на Валерию.
– Мне... все равно, чего-нибудь.
Он заказал, что быстрее можно подать и съесть, - котлеты, по-киевски, бисквиты и кофе.
– Знаете, я впервые в ресторане.
– Не много потеряли.
– Нет, я потому... Вам со мною неловко, наверно?
– Неловко? Поглядите на моих друзей. Вон в уголке... Разве не видно, что они умирают от зависти?
– От зависти?
– Конечно. Да и не только они. Разве у кого-нибудь еще есть такая красивая спутница?
– А вы их позовите к нам.
– Не хочу.
Ее рассмешило выражение, с каким сказал это Лютров. В это же самое время Костя Карауш встал и с независимым видом вышел из ресторана.
– А что вы скажете им про меня? Скажите, что мы старые знакомые, ладно?
– Я так и решил. Что вы собираетесь делать в Энске?
– Работать. Я чертежница. До осени поработаю, а потом попытаюсь еще раз поступить в институт. В вечерний.
– Вы уже бывали в Энске?
– Да. Я там часто бываю. Целое лето жила, когда отчим уехал. Он и сейчас в отъезде, работает на севере. Приедет через год... Маме одной скучно.
– Вы бы вместе жили?
– А бабушка? Ей дом жалко. И не хочет она совсем. Когда я как следует устроюсь, я ее к себе заберу. Знаете, какая она хорошая... Я ведь без отца росла, возле нее. Невезучая, да?
– Почему? Я тоже рос без отца, видите, какой вырос,
– Ага, - сказала она и опять засмеялась. Но неожиданно смолкла.
За стулом Лютрова остановился Костя Карауш. То, что у него кто-то за спиной, Лютров понял по выражению веселого недоумения на лице Валерии.
Выждав, когда за столом замолчали, а Лютров повернул к нему голову, Костя склонился, как метрдотель на дипломатическом приеме, и, все еще держа руки за спиной, проговорил:
– Прошу прощения... Несколько мужчин, пожелавших остаться неизвестными, просили передать вашей спутнице... Вы позволите?