Нежные сети страсти

– Приятный?

– Сейчас увидишь, – сказал он и протянул ей руку.

Боу закрыла чернильницу крышкой и отложила перо. Гарет торжественно повел ее в главный холл. Двое лакеев и трое арендаторов возились у древнего очага, устанавливая в нем святочное полено. На длинном столе лежали зеленые ветки, которые горничные под руководством миссис Пиблс связывали в гирлянды. Мистер Пиблс втыкал ветки омелы в большой соломенный шар. Работа кипела.

– Все как положено на Рождество, – с самым серьезным видом заявил Гарет. – Совсем как в Лохмабене.

Боу, не сдержавшись, шмыгнула носом и смахнула навернувшуюся слезу. Настоящее Рождество с поленом и омелой. Как дома. Или почти как дома.

– Я тоже для тебя кое-что приготовила, – сказала она, порадовавшись тому, что «сюрприз» прибыл сегодня утром как раз тогда, когда Гарет уехал на поиски подходящего святочного полена. – Пойдем в хлев.

– В хлев? – не веря ушам, переспросил Гарет.

– Да, ты не ослышался. Подарок ждет тебя там.

Гарет вышел следом за ней в вестибюль.

– Ты ведь не свинью мне собираешься преподнести?

Боу молчала. Она вышла за дверь не оглядываясь: знала, что Гарет пойдет следом хотя бы из любопытства.

Открыв дверь в хозяйственную пристройку, она остановилась у заграждения только что сооруженного хлева. Пятнистый поросенок – ее рождественский подарок мужу – с хрюканьем бросился к ней, требуя внимания. Боу наклонилась и почесала его за ушком.

– Похож на ездовую собаку, – сказал Гарет, с опаской поглядывая на него. Примерно так же он смотрел на собственный дом, когда они впервые тут появились.

Боу с улыбкой продолжала чесать поросенка за ухом. Тот хрюкал и повизгивал от восторга, прижимая к голове большие уши с нежно-розовыми раковинами.

– Мистер Морленд – знаменитый свиновод. Он говорит, что эта порода называется глостерширской пятнистой. Стопроцентные английские свиньи. Я не смогла удержаться, когда их увидела.

Гарет протянул руку и погладил поросенка так, как погладил бы собаку.

– В ведре яблоки, – сдерживая улыбку, сообщила Боу. – И морковка тоже.

Гарет выудил яблоко из ведра. Поросенок громко чавкнул, принимая угощение, обслюнявив руку Гарета. Гарет поморщился. И противно, и приятно.

– И как ты его назовешь? – спросила Боу.

Гарет посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.

– Разве свиньям дают имена? – Он протянул поросенку еще одно яблоко. Косичка Гарета свесилась с плеча, и он поспешил убрать ее за спину до того, как поросенок ухватится за нее зубами.

– У всех домашних любимцев должны быть имена.

– А это что, – он ткнул огрызком яблока в сторону будущего хряка, – домашний любимец?

– Конечно. Если бы я хотела подарить тебе ветчину, я бы так и сделала.

Гарет засмеялся и швырнул чавкающему поросенку остаток яблока.

– Он сильно напоминает мне лорда Норта, – с коварной усмешкой заметил Гарет. – Пожалуй, назову его Фредериком. И мы будем есть его детей.

Боу зажала руками рот. Крохотные глазки и толстые щеки поросенка делали его ужасно похожим на бывшего премьер-министра, каким бы нелестным ни было сходство.

Гарет прислонился к ограде хлева и скрестил ноги.

– Только не говори мне, что я теперь еще и приговорен к ношению гамаш.

Боу закусила губу, чтобы не улыбнуться. Она уже положила пару гамаш Гарету в сундук к вящему ужасу слуги хозяина.

Глава 25

Гарет подождал, пока Боу присядет в реверансе перед Роландом Деверо по завершении танца, прежде чем подойти к ним и заявить права на собственную жену.

– Найди себе другой объект для флирта, – сказал Гарет, махнув другу рукой, чтобы тот уходил.

Деверо наморщил нос, поклонился Боу и отошел к фортепьяно. Младшая из сестер Акройд, вняв просьбам гостей, села за инструмент, а Деверо вызвался переворачивать страницы партитуры. Мисс Элис, которой уже пошел тринадцатый год, расцвела в улыбке, польщенная вниманием столь приятного во всех отношениях джентльмена.

– А знаешь, – сказала Боу, улыбаясь мужу, – ты ведь никогда не приглашал меня танцевать. Ни разу. Каждый год мы раз по двадцать встречались на балах, и ты никогда ко мне близко не подходил.

– Я намеренно избегал тебя, детка, – ответил Гарет, ни на йоту не погрешив против правды.

– А я всегда думала, что тебе не нравлюсь.

– Ха! – Гарет умело вел ее в танце в обход гостей. – Да тебе никогда и в голову бы не пришло, что ты можешь не нравиться мужчине.

– Думаешь, я настолько самонадеянна и глупа? – обиделась Боу. – Так вот: я прекрасно знаю, что многие меня недолюбливают, и таких становится все больше. Я имею в виду мужчин.

Идея Боу устроить танцы оказалась весьма удачной. Танцевали все – даже викарий и доктор решили тряхнуть стариной. Гарет, ведя жену в танце, задержался у камина со святочным поленом, как раз под гигантским шаром с омелой.

– Но разве тебе никогда не приходило в голову, что ты могла бы влюбить в себя их всех, стоило очень этого захотеть? – Гарет знал, о чем спрашивал. Он понимал Боу и видел, с какой легкостью она очаровывала представителей сильного пола. Может, ей и не давалась арифметика, но в том, что касается флирта, Боу равных не было.

Румянец на ее щеках проступил даже сквозь слой пудры.

– Я всего раз попыталась это сделать, – призналась она.

– И?..

– И ты недоуменно приподнял бровь и ушел, не сказав ни слова.

– Когда это было, детка? – спросил Гарет, уже зная, каким будет ответ. Он отчетливо помнил и ее возмущенный взгляд, и то, что было на ней в тот вечер: платье цвета персика, украшенное зеленым орнаментом, и перья того же оттенка в прическе.

– На балу после охоты. Мне было шестнадцать.