Нежный холод

Раздался стук в дверь, и в комнату вошла офицер.

— Извините, — обратилась она.

— Что такое? — обернулась Гриви.

— Пришла женщина, которая говорит, что видела здесь мальчика.

— Говорит что? — Глаза Гриви стали размером с блюдца. — Здесь видела, в этом здании? Когда?

Женщина проживала на втором этаже. Это была пожилая леди с серебристыми волосами. Маквитер называл ее гранд-дамой. У нее были три маленькие собачонки, и у всех, как казалось Тодду, постоянно гноились глаза. Она носила коричневую шубу, местами вытершуюся на спине, большие черные очки и здоровенные старые наушники. Тодд думал, что она все время пребывала в собственном мире. Мире, который звучал как Синатра и пах маленькой белой собакой.

Собак она выгуливала поздно ночью. Впервые Тодд заметил ее во время своего второго визита к Маквитеру.

Тогда ее собака пыталась пролезть в закрывающиеся двери лифта. Если бы Тодд вовремя не подставил ногу, то ее наверняка сдавило бы дверьми. Двери стукнулись о ногу Тодда и разъехались. Собака заскулила. Пожилая дама повернулась к нему, сняла наушники и посмотрела такими же заплаканными глазами, как у ее собак.

Она сказала:

— Спасибо, молодой человек.

Теперь эта пожилая женщина стояла в вестибюле и беседовала с Дэниелсом и Гриви. В руках у нее была собачка с сердитым взглядом.

— Что за славный был мальчик, — говорила она Гриви, не обращая внимания на то, что собака начала скулить. — Немного худоват. Не помешало бы постричься.

— Декабрь. — Дэниелс достал блокнот. — А число можете вспомнить?

— Помню только, что это было до праздников, — улыбнулась дама. — Какое-то там декабря. Но что бы за день это ни был, на улице стоял страшный холод.

Дэниелс постукивал пальцем по блокноту.

— Можно записать ваш номер, мэм?

Женщина вздохнула, взяла у Дэниелса ручку и записала номер едва заметными штришками.

Гриви открыла для дамы входную дверь. В вестибюль залетел холодный воздух.

Дэниелс уже кому-то звонил.

— Он был славным мальчиком, — повторила леди, выходя за дверь.

— Он бывал здесь. — Гриви ударила кулаком в ладонь. — Я звоню криминалистам. Нужно расширить ордер.

На следующий день Гриви и Дэниелс продолжили обыск в квартире Маквитера. Рядом с лифтом их застала еще одна соседка. Она сообщила, что видела Тодда в этом самом лифте в ночь его смерти.

Этой девушке было лет двадцать с хвостиком, жила она на этаж ниже Маквитера. Тодд ее совсем не помнил. Он внимательно разглядывал ее, пока она говорила с детективами. Девушка была высокой, пышные рыжие волосы были собраны под огромной вязаной шапкой. Она сказала, что зашла в здание вместе с Тоддом. Он показался ей явно чем-то обеспокоенным.

— Может, и не обеспокоенным. — Девушка закусила губу. — А расстроенным.

— Он плакал? — уточнил Дэниелс.

— Да нет, просто нервничал, — ответила она. — Как будто у него на носу экзамены были или что-то типа того. Извините, что раньше не позвонила, просто я думала, что вам уже все рассказали. А еще я просто терпеть не могу копов.

Девушка хмуро посмотрела на Гриви, а та в ответ одарила ее улыбкой.

Наверное, Гриви улыбалась потому, что девушка назвала точную дату: она видела Тодда ночью 20 января. Это было накануне ее дня рождения, поэтому она не могла перепутать.

Через несколько дней пришли результаты дактилоскопической экспертизы. Это был полный успех для Гриви. Обнаружили несколько небольших следов в гостиной и отпечаток большого пальца Тодда на дверном косяке.

«Нормальный такой, жирный отпечаток», — описал его эксперт, лично принесший результаты в участок. Тощий паренек с нормальным, жирным отпечатком.

Гриви сияла, перечитывая отчет. Такой широкой улыбки Тодд у нее еще не видел. Он впервые обратил внимание, какие у нее ослепительно-белые зубы, что было очень неожиданно, учитывая, что дымила она как паровоз.

Но бывает так, что не всегда все сходится, как уже заметил призрак Тодда. В тот вечер после работы Гриви потащила Дэниелса в бар «Лиса и барсук». Это был замызганный бар, кругом на красных виниловых стульях сидели копы, потягивающие пиво. Гриви тоже взяла пиво, Дэниелс — виски. Поначалу они пили в полной тишине. Гриви крутила на столе сигаретную пачку.

— Этого достаточно, ведь так? — Она еще раз крутанула пачку и потянулась за пивом.

— Может быть, — пробубнил Дэниелс в стакан.

Гриви вскинула руку, чуть не задев проходившего мимо парня.

— Дэниелс! Отпечатки Тодда по всей квартире. Даже в ванной! — Она ударила ладонью по столу. — Он был там в ночь, когда умер. Ты говорил, что у Маквитера все шито-крыто, но это не так. Маквитер нам врал!

— Да, я понял. — Дэниелс проверил телефон. Его парень прислал эсэмэску со списком продуктов.

Тодд заметил, что в нем в основном превалировало вино.

После бара Дэниелс на такси отправился в свою гейскую квартиру. В отличие от квартиры Маквитера, шторы и ковры здесь были серыми. Парень Дэниелса готовил на кухне пирог. На нем были только трусы и розовая футболка с пандой.

— Ешь пироги, долой штаны! — радостно пританцовывая, поприветствовал он Дэниелса.

Тодду показалось, что бойфренд Дэниелса слегка глуповат. И у него были явно проблемы со вкусом, потому что, будь воля Тодда, он бы все завесил разноцветными шторами и коврами. Но парень сумел вызвать у Дэниелса улыбку.

Дэниелс зашел в кухню, обнял своего парня, и они долго стояли в обнимку. Парень был ниже Дэниелса, поэтому опустил голову ему на грудь. Длинные руки детектива полностью обхватывали его.

— Что стряслось? — прошептал молодой человек, уткнувшись в рубашку Дэниелса. — Ужасный день? Ужасный мир вокруг?

— Что-то вроде этого, — ответил Дэниелс и поцеловал своего парня прямо там, в кухне, под аккомпанемент дурацкой танцевальной музыки.

Тодд почувствовал, как что-то внутри него дало трещину, когда он увидел этот поцелуй. Что-то беспрецедентное для призрака, который большую часть времени был напрочь лишен чувств.

Если бы призраки умели сожалеть, то он бы пожалел об одном (помимо собственной смерти): что он умер, так ни разу и не поцеловав любимого.

Конечно, это не значило, что Тодд никогда ни с кем не целовался (были два парня: с одним — с языком, с другим — без — и девчонка, которую звали Мэриголд, но она, если честно, сама поцеловала его, когда они были в летнем лагере). И это не значило, что Тодд никогда никого не любил.

При жизни он познал любовь к маме и папе (это было странно и сложно, любить кого-то, кого ты никогда не знал). Он любил своих теть. Любил бабушку по материнской линии, а по папиной — нет.

А еще он умер влюбленным, но об этом, наверное, знал лишь один человек.