Незнакомцы

Внезапно от пола оторвались все кресла, но не медленно и плавно, как перечницы и солонки, а рывком, ударившись при этом о потолок. Один из светильников с треском разбился, осколки плафона посыпались на пол, а в помещении стало темнее. Кресла зависли под потолком, словно огромные летучие мыши. Солонки и перечницы, со свистом разрезая воздух, словно пули, носились вдоль стен, хотя некоторые из них и попадали на пол, сбитые креслами. Некоторые же вдруг сами начали сходить с орбиты и падать на пол, одна из солонок даже ударила Эрни по плечу, и он вскрикнул от неожиданности и боли.

Доминик и Брендан потеряли контроль над происходящим. А поскольку они не знали, как вообще им удавалось его осуществлять, они не знали и как его восстановить.

Радостное настроение мгновенно изменилось на паническое. Все полезли под столы, прячась от кресел и ошалевших солонок и перечниц. От шума проснулась и заплакала, зовя маму, Марси. Жоржа схватила девочку в охапку и залезла вместе с ней под стол. На линии огня теперь остались только Брендан и Доминик.

Доминик чувствовал себя так, словно к его руке привязали гранату.

Еще три или четыре перечницы сорвались с орбиты и со страшной силой ударились об пол, разлетевшись на мельчайшие осколки. Кресла вели себя с каждой секундой все агрессивнее: они стучались в потолок с нарастающей настойчивостью, на головы Доминика и Брендана сыпались кусочки дерева и обивки. Рядом с Домиником в стол врезалась солонка, и он едва успел отшатнуться от облака соли и железного колпачка.

Вспомнив бумажную карусель в бунгало Ломака, напугавшего его до смерти шесть дней назад, Доминик простер обе руки в направлении беснующихся кресел и перечниц с солонками и, сжав кулаки, закричал:

— Прекратите! Прекратите немедленно! Довольно!

Кресла над его головой перестали дрожать и биться о потолок, а солонки и перечницы застыли в воздухе. В зале воцарилась тишина. Но длилась она недолго: кресла и приборы попадали вниз, сшибая столы и стулья, которые не взлетали, и усыпая все вокруг щепками, перцем и солью. Доминик и Брендан молча уставились один на другого, нервно моргая и едва дыша. Из-под столов тоже не слышно было ни звука, все притихли, как мыши. Наконец громко заплакала Марси и раздался торопливый шепот успокаивающей ее Жоржи, и все начали выползать из убежища, озираясь по сторонам.

Эрни потирал ушибленное плечо, остальные были целы и невредимы, хотя и потрясены.

Теперь они смотрели на Доминика и Брендана уже не с восторгом, а настороженно, так, как он того и ожидал. Проклятие!

Джинджер была, пожалуй, единственной, кто не изменился по отношению к нему после всего случившегося. Она обняла Доминика и ободряюще сказала:

— Главное, что вы обладаете этой силой. Со временем вы непременно научитесь ею управлять, и это прекрасно.

— Я не уверен, — глядя на поломанные столы и кресла, произнес Доминик.

Джек Твист смахивал с себя соль и перец. Жоржа успокаивала Марси. Фэй и Сэнди вытаскивали из волос щепки и кусочки штукатурки, а Нед с опаской посматривал на обрывки проводов от светильника на потолке.

— Вы знаете, Джинджер, я так и не понял, как управлял своей энергией. А потом, когда началась эта неразбериха, я вообще не знал, что делать...

— Но вы же положили ей конец! Вы все это прекратили, — повторила она, пожимая ему руку.

— А вдруг в следующий раз мне не удастся это сделать? — Только теперь Доминик осознал, что его трясет. — Посмотрите, во что превратился бар. Ведь кто-нибудь мог серьезно пострадать.

— Но все обошлось!

— Но ведь кого-нибудь вообще могло убить! В следующий раз...

— В следующий раз получится лучше!

Брендан Кронин вышел из-за стола.

— Он изменит свое мнение, Джинджер, вот увидите. Во всяком случае, лично я намерен повторить эксперимент. Но только в одиночку. Через пару дней, когда я соберусь с мыслями, я выйду куда-нибудь в чистое поле, подальше от людей, где никому ничего, кроме меня самого, не будет угрожать, и попробую еще раз. Мне кажется, будет нелегко научиться контролировать энергию. На это потребуется много времени, быть может, годы, но я буду изучать это явление, практиковаться, и Доминик тоже. Я думаю, он со мной согласится, ему просто необходимо успокоиться, вот и все.

— Нет, — затряс головой Доминик. — Я этого не хочу! Я не хочу быть не таким, как остальные люди.

— Но вы уже не такой, как все. Мы оба совсем другие.

— Это ужасно! За что мне такая судьба?

— Послушайте, Доминик, — улыбнулся Брендан. — Хотя я и переживаю кризис веры, я все еще священнослужитель, и я верю в предопределение, верю в судьбу. Но мы, священники, ребята смекалистые, так что можем быть фаталистами и одновременно исповедовать свободу выбора! И то и другое — часть веры.

Он воспринял случившееся совершенно иначе, чем Доминик, и во время этой своей речи то и дело приподнимался на носках, будто готовясь взлететь.

Но Доминику теперь было не до юмора: все еще не избавившись от страха, он решил изменить тему разговора:

— Знаете, Джинджер, а ведь мы не только подтвердили часть вашей теории, но и отчасти опровергли.

— Что вы хотите этим сказать? — нахмурилась Джинджер.

— В разгар этого... переполоха, — выразительно закатил глаза к потолку Доминик, — я снова заметил на ладони крути. И мне пришло в голову, что эта психическая энергия вовсе не побочный эффект проникновения в организм вируса. Это что-то другое, даже еще более непонятное, такое, что я пока даже и не могу себе представить.

— Так вы так просто сами решили или знаете наверняка? У вас есть какие-то веские аргументы?

— Я просто знаю, — покачал головой Доминик. — Я в этом уверен.

— И я тоже! — с блаженной улыбкой на лице воскликнул отец Брендан. — Вы абсолютно верно угадали, что мы с Домиником обладаем какой-то необъяснимой силой. Она вселилась в нас в ту июльскую ночь. Но вы заблуждаетесь относительно способа проникновения в нас этой силы. Как и Доминик, в самый кульминационный момент творившегося здесь хаоса я тоже почувствовал, что ваша версия не подходит. Не могу объяснить почему, но я не сомневаюсь, что мы можем ее смело отбросить.

Теперь Доминику стало ясно, почему у Брендана было такое хорошее настроение после всего этого кошмара, в котором они оба участвовали. Тяжкое сомнение, томившее его душу, рассеялось, он вновь обрел надежду, что чудесные исцеления и внезапно возникающий свет — все-таки явления божественного происхождения, а не результат экзотической инфекции. И, хотя он и заявлял, что не усматривает никакой связи между этими событиями и религией, в глубине души он отказывался верить в то, что чудесный дар получен им не от Бога, а как побочный эффект жизнедеятельности неразумного вируса, сотворенного человеком. И, отбросив такую возможность, он вздохнул с облегчением, вновь обретя способность радоваться жизни, шутить, несмотря ни на какие разрушения в гриль-баре, и втайне лелеять надежду, что Бог существует и творит чудеса.