Незримое

– Да, вот здесь. – Ян прижал ладонь к своей груди, и я инстинктивно повторила его жест. – Таким… золотистым светом. Будто у тебя там фонарик висел.

Фонарик. Очень романтично. Хотя какая романтика? О чем я вообще?

– Но больше никто не заметил вроде… – нахмурилась я. – У нас народ не стеснительный, сразу бы кто-нибудь пальцем ткнул.

– Конечно, не заметили, – отмахнулся поручик. – Все на стариков смотрели.

– А ты на меня?

– А я на тебя.

Теперь я точно могла посоперничать цветом с огнетушителем.

Пытаясь как-то сгладить неловкость, я опустила взгляд на свою руку, которую по-прежнему прижимала к груди, и нахмурилась еще сильнее:

– Раньше такого не было…

– Раньше на тебя не смотрели? – хмыкнул Ян.

– Ну тебя. Не светилась я раньше. – Я подняла на него глаза. – Думаю, дело все же в тебе. Ты что-то такое проявляешь… во всем. Всюду, куда приходишь.

Он скрестил руки:

– И что же я мог проявить в тебе?

А вот черт его знает.

Неопределенно пожав плечами, я наконец отняла руку и ощутила легкое покалывание. Коснулась ладони пальцами другой руки – горячо. Какого?..

Ладно, с этим можно разобраться потом.

– Расскажи что-нибудь, – внезапно попросил Ян, и я вздрогнула.

– М?

– Что угодно. Мы ведь здесь надолго, и раз уж пока ничего не можем поделать…

– Опять будешь выпытывать секреты магического сообщества? – ухмыльнулась я.

– Вроде того. Например… расскажи, какое самое странное существо ты встречала в жизни.

– Странное?

– Ну вот для меня сейчас все странное, но ребенок в семье магов растет как в стране чудес, потому и чудеса теряют свою суть… если ты понимаешь, о чем я. Так вот, встречала ли ты кого-нибудь, кто смог бы тебя по-настоящему удивить?

«Тебя», – едва не ляпнула я, но вовремя прикусила язык. Ян ведь не об этом спрашивал, и я прекрасно поняла его мысль.

Пришлось как следует напрячься. Если честно, странностей в моей жизни хватало, но он прав – относилась я к ним как к чему-то само собой разумеющемуся, пусть и не теряла веры в чудеса.

Может, рассказать о русалках? Но, наверное, в давно знакомых всем по сказам существах нет ничего такого, чтобы «ух ты!». Хотя вряд ли Яну известно, что они страдают клептоманией почище легендарных драконов и что вода, в которой искупалась русалка, становится целебной.

Или о домовых – тоже прославленных, но незаслуженно обиженных и позабытых. Расстроится он, узнав, что нам бы сейчас не приходилось убираться и готовить, кабы наши предки не попытались поработить доверчивых и дружелюбных бородатых мужичков, что рождались из пыли и в пыль же в итоге и превратились?

На ум пришел еще десяток всяких мифических и не очень созданий, но стоило вспомнить одно конкретное, и я поняла – да. Именно существование карохов когда-то взорвало мое воображение.

Другие удивляли, вызывали недоумение, страх и любопытство. Но карохи заставили меня вновь поверить в чудо, когда никаких чудес на горизонте не предвиделось…

– Это случилось на пятом курсе, – начала я, устроившись поудобнее, и Ян тут же подобрался и приготовился слушать.

…Когда не осталось в моей жизни ни иллюзий, ни перспектив, только острое желание поскорее разобраться с опостылевшей учебой, от которой для подобной мне неумехи все равно никакого толку, и уехать куда-нибудь – куда угодно, лишь бы подальше…

Приближающиеся экзамены зависли над шеей дамокловым мечом, но настроения зубрить не было – обычный эффект последнего года. Ну и усталость тоже сказалась, вкупе с полным разочарованием во всем мире.

Я не помню, что толкнуло меня пойти на лекцию по скандинавским мифам и легендам. Скука, наверное. И соседка по комнате, чьи эксперименты с артефактами едва не оставили меня без бровей, ресниц и волос. Подумалось, что лучше уж поторчать в душной аудитории, чем рисковать схлопотать очередной откат.

И да, лекция была дико занудной. Я не запомнила ни одного слова и, если честно, все полтора часа посвятила одному единственному занятию: разглядыванию приглашенного лектора и гаданию, на какой минуте своей речи он скончается от старости.

Ну вот правда, таких дряхлых стариков я, наверное, никогда еще не встречала. Его буквально подбрасывало в воздух от каждого слова, руки и ноги тряслись и ходили ходуном, обвислые щеки и веки дрожали, и я никак не могла понять, как он умудряется выдавать столько информации без каких-либо вспомогательных материалов.

Перед стариком не стояло даже кафедры, куда можно было положить какую-нибудь записульку или гаджет. А он шпарил и шпарил, заикаясь отнюдь не из-за забывчивости – просто сложно говорить ровно, когда весь как на шарнирах.

В общем, к концу лекции я так и не пришла ни к какому выводу, разве что определилась, что, если доживу до такого возраста, не хочу потом выступать перед неблагодарными студентами вроде меня же самой. Однако по пути в столовую, где я собиралась перекусить, мне выпал шанс узнать секрет старого профессора.

Он ковылял в одном со мной направлении, но значительно медленнее, а мне было как-то неловко его обгонять. Вот и плелась я позади, ожидая, когда же старик наконец свернет. Но он не свернул, а упал.

Просто рухнул как подкошенный, без охов и предупреждающих выстрелов. И я, даже не думая, чем могу помочь, ринулась к нему. Всего несколько шагов нас разделяло, но когда я коснулась пальцами дряблой шеи – пульса уже не было. Я уже приготовилась рыдать, биться в истерике и звать-звать-звать кого-нибудь, однако вскоре выяснилось, что жизни в этом теле не было никогда.

Если вкратце, то пока я причитала и размазывала по щекам тушь, из стариковского уха на его же лоб, кряхтя и чертыхаясь выбрался крошечный человечек. Крошечный – в смысле, совсем. Размером даже не с пальчик, а с… Блин, ну вообразите, каким малюткой надо быть, чтобы поместиться в чьем-то ухе.

Наряд его в точности повторял одежду старика – старомодный полосатый костюм, да черный портфель с заклепками, – но был этот малыш раза в три моложе и в десять раз симпатичнее. И да, чтобы разглядеть его, мне пришлось склониться к телу близко-близко.

Видок, наверное, у меня был тот еще. По крайней мере, карох – позже я узнала, что зовутся маленькие человечки именно так – задрав голову, ухмыльнулся и помахал мне рукой.

– Не плачь красотка! – крикнул, а для меня все прозвучало едва уловимым писком. – Давно пора было сменить колымагу.