Незримые академики
Шрифт:
– Снова ИА, да? Ну ладно…
– Песнь основана на традиционной мелодии, – продолжал профессор Ритурнель, – и представляет собой так называемую валедикту, то есть славу победителю. Вы позволите? Исполняется а капелла, разумеется.
– Валяй, – сказал Чудакулли.
Магистр музыки извлек из рукава короткую дирижерскую палочку.
– Я поставил здесь в качестве примера имя Бенго Макароны, поскольку на нынешний момент он, если не ошибаюсь, забил два превосходных «гола», или как это у вас называется, – объяснил Ритурнель, обращаясь с непривычным словом очень осторожно, как с обнаруженным в ванне пауком. Он взглянул на свое маленькое стадо, кивнул и…
– Слава
Примерно через полторы минуты Чудакулли кашлянул, магистр замахал палочкой, и хор вразнобой замолк.
– Я допустил нечто предосудительное, аркканцлер?
– Э… в общем, нет, магистр, но… э… не кажется ли вам, что получилось несколько… длинновато? – Чудакулли прекрасно слышал, что бывший декан не особенно старался подавить смешок.
– О, что вы! Более того, сэр, я предполагал, что в финале объединятся сорок голосов. Не сочтите за хвастовство, но я создал настоящий шедевр!
– Но это должны петь футбольные фанаты, понимаете?
– Что ж, – произнес магистр, держа свою палочку довольно-таки угрожающим образом, – разве в обязанности образованных классов общества не входит задавать тон нижестоящим?
– Он прав, Наверн, – сказал заведующий кафедрой бесконечных штудий, и Чудакулли ощутил, как в нем пробудился дух покойного дедушки. Он порадовался, что в зале нет той служанки… как, бишь, ее? Ах да, Гленда, умница – но, пускай ее здесь и не было, очень похожее выражение Чудакулли заметил на лице Трева Навроде.
– В будни – быть может, – огрызнулся он, – но только не по субботам. В любом случае ты молодец, Ритурнель, и я надеюсь в будущем услышать что-нибудь еще.
Магистр музыки поспешно вышел, и хор, как один человек, резво зарысил следом.
Чудакулли потер руки.
– Ну, господа, может быть, покажете, чему вы научились?
Пока игроки рассредотачивались по залу, Натт сказал:
– Должен сообщить, что профессор Макарона делает огромные успехи. У него несомненный талант к футболу.
– Ничуть не удивлюсь, – бодро ответил Чудакулли.
– А библиотекарь, разумеется, – прирожденный вратарь. Особенно в связи с тем, что он, стоя по центру ворот, способен дотянуться до обоих столбиков сразу. Противникам будет нелегко его обойти. И, разумеется, вы тоже примете участие в игре, аркканцлер.
– Невозможно стать аркканцлером, если не умеешь схватывать на лету. Пока что я просто понаблюдаю.
И он стал наблюдать. Когда Макарона во второй раз, как серебряный вихрь, пронесся по всему залу и загнал мяч в ворота соперников, Чудакулли повернулся к Думмингу и сказал:
– Что скажешь? Мы ведь выиграем?
– Если только Макарона будет играть за вас, – ввернул бывший декан.
– Перестань, Генри. Давай, по крайней мере, здесь будем играть только в футбол.
– Полагаю, сегодняшняя тренировка скоро завершится, сэр, – сказал Думминг. – Сегодня, в конце концов, банкет, и нужно некоторое время, чтобы привести зал в порядок.
– Извини, шеф, но он прав, – подтвердил Трев, – а нам еще надо опустить люстру и поменять свечи.
– Да, но мы подготовили небольшую демонстрацию к сегодняшнему вечеру. Может быть, аркканцлер не откажется посмотреть? – спросил Натт.
Чудакулли взглянул на часы.
– Да, конечно, мистер Натт, но времени у меня мало, поэтому я непременно посмотрю ее потом. В любом случае
вы все молодцы и отлично поработали! – прогремел он, уходя.Ночной рынок как раз разворачивался на Саторской площади, когда Гленда и Джульетта сошли с омнибуса. Анк-Морпорк жил на улице и именно там черпал еду и развлечения – а поскольку в городе остро ощущалась нехватка жилья, улица вдобавок была местом, где можно было болтаться, пока не освободится местечко на полу. Повсюду стояли лотки, фонари наполняли вечерний воздух зловонием и, в качестве побочного продукта, некоторым количеством света.
Гленда никогда не могла устоять перед соблазном заглянуть на рынок. Особенно сейчас. Она умела готовить все на свете, ей-богу, и очень важно было об этом помнить, чтобы в хаосе мыслей не утратить почву под ногами. И на рынке стояла Верити Колотушка, королева моря.
Гленда охотно общалась с Верити, которая всего в жизни достигла сама, хотя и не отказывалась от маленьких подарков судьбы, если таковые попадались на глаза (они были так широко расставлены, что Верити напоминала рыбу тюрбо). Как и океан, который ее обогащал, Верити имела скрытые глубины: она сколотила достаточно средств, чтобы купить одну лодку, затем другую и, наконец, целый ряд на рыбном рынке. Но она по-прежнему лично выкатывала тележку на площадь почти каждый вечер и продавала мидии, гребешки, креветки, крабов, рапан и свои знаменитые горячие рыбные палочки.
Гленда часто закупалась у Верити. Ровня, которая не угрожает твоему собственному благополучию, достойна уважения.
– Что, идете на большое чаепитие, девочки? – весело спросила Верити, помахивая палтусом в знак привета.
– Да, – гордо ответила Джульетта.
– Обе? – уточнила Верити, взглянув на Гленду.
Та твердо ответила:
– Ночная Кухня расширяется.
– Ну, лишь бы вам было весело, – отозвалась Верити, переводя взгляд (теоретически) с одной на другую. – На-ка, попробуй, это прелесть что такое. Дарю.
Она вытащила из ведерка краба. За него, как оказалось, уцепились еще трое.
– Крабовые бусы? – хихикнула Джульетта.
– Они всегда так, – ответила Верити, отцепляя бесплатных пассажиров. – Тупые, как кирпичи. Вот почему их можно держать в ведре без крышки. Если кто и пытается выбраться, остальные тащат его обратно. Ага, совсем тупые… – Верити подняла краба над зловеще булькающим котелком. – Сварить прямо сейчас?
– Нет! – ответила Гленда. Намного громче, чем рассчитывала.
– Ты в порядке, подружка? – поинтересовалась Верити. – Похоже, тебе нехорошо.
– Все в порядке. Правда. Просто запершило в горле. Ерунда.
«Ведерко с крабами. А я-то думала, что Пепе мелет чушь».
– Э… можешь его завернуть? Вечер предстоит долгий.
– Держи, – сказала Верити Колотушка, ловко обвязывая бечевкой нимало не сопротивляющегося краба. – Ты уж с ним разберешься, не сомневаюсь. Отличные крабы, очень вкусные. Но тупые, как кирпичи.
«Ведерко с крабами, – думала Гленда, пока они спешили на Ночную Кухню. – Вот что это такое. Те, кто живет в Сестричках Долли, смотрят косо, если девушка возвращается домой на троллейбусе. Ведерко с крабами… Почти все, чему учила меня мама, – сплошное ведерко с крабами. Почти все, что я говорю Джульетте, – тоже. Может быть, это всего лишь другое название для Толкучки. Внутри приятно и тепло, и ты забываешь о том, что есть снаружи. А самое плохое, что краб, который тянет тебя вниз, – по большому счету, ты сама». И тут у Гленды закружилась голова.