Нф-100: Адам в Аду

Ро устал. Он чувствовал, как работает, перегреваясь, двурушница-память, и понимал, что долго не выдержит. Однако продолжал читать, смотреть, и искать.

"А вы как загремели в банку?" Ро давно уже понял, что здесь не слишком жалуют смерть, называя ее по-разному. Эвфемизм "загреметь в банку", по всей видимости, должен был означать смерть с последующей прошивкой. Ро воодушевился и принялся читать различные истории о смерти. Однако почти сразу понял, что и здесь больше фантазий, чем настоящей смерти.

Он читал истории и поражался тому, насколько они разные. Разные не по содержанию -- с высоты своего опыта Ро не делал различия между удушьем, аварией или врачебной ошибкой. Это всего лишь малозначительный штрих, обеспечивающий переход из одного состояния в другое. Куда больше его поразила разница в описании. Большинство историй было написано красочно и эмоционально, эти сообщения едва помещались на странице, но Ро проглядывал их лениво, пропуская леденящие душу подробности. Что-то в них было не так.

Вторая, гораздо меньшая часть комментариев была сухой и даже отстраненной -- словно краткие некрологи, написанные о ком-то совершенно чужом. Как если бы -- Ро вдруг выпрямился и вгляделся повнимательнее в строки -- как если бы он сам вздумал написать о собственной смерти.

Кривцов сидел перед терминалом и курил. Ро тоже нестерпимо захотелось курить, и он потянулся к карману, но тут же вспомнил, что его одежда, вместе с телом и непочатой пачкой сигарет осталась в его каморке.

– - Почему я не помню своей смерти?
– - задал Ро прямой вопрос.

– - А что вы помните?
– - Кривцов отодвинул стул от терминала и с внезапным интересом посмотрел на него.
– - Вы же наверняка помните что-то?

– - Я помню...
– - Ро смутился под цепким взглядом ученого.
– - Помню холсты. Я, кажется, уничтожил их. А дальше... знаю от отца.

– - Все верно, -- кивнул Кривцов.
– - Чтобы информация закрепилась в долговременной памяти, должно пройти время. А явление, которое вы описали, называется ретроградной амнезией. После того, как ваш мозг выключился, вы помните только то, что успело консолидироваться -- то есть из вашей памяти выпадают некоторые события, непосредственно предшествующие смерти. Это нормально. Мало кто из ваших собратьев помнит собственную смерть. А почему вас это заинтересовало?

Ро пожал плечами.

– - Я подумал, что у меня в кои-то веки есть опыт, который можно... пытаться использовать в творчестве, у меня есть что-то уникальное, чего нет ни у кого больше, но получается, что я не помню ничего. Я даже ничего не почувствовал, когда Профессор мне рассказывал...

В голосе прозвучала обида.

– - А почему вы должны были почувствовать?
– - Кривцов по-прежнему смотрел ему прямо в глаза.

– - Потому что когда, скажем, в книге читаешь про такое -- это задевает за живое. А тут -- рассказ о собственной смерти -- не задевает.

– - Возможно, у вашего Профессора не было литературного таланта, -- улыбнулся Кривцов.

Ро эта улыбка не понравилась.

– - Уходите от ответа?
– - спросил он с горечью.

– - Хорошо, не буду, -- Кривцов поднял руку в успокаивающем жесте.
– - На самом деле все очень просто. Сейчас вы можете переживать только те эмоции, которые успели испытать при жизни. Они прошиты в вашем нейрокристалле. Нет новых синапсов -- нет новых впечатлений.

– - Но внешний блок...

– - Всего лишь хранилище цифровой информации. Цифровой, Родион. Нолики, единички, и все, что ими можно закодировать. Образная информация -- в том числе и эмоциональные отпечатки -- могут храниться только в мозгу. А это хранилище надежно опечатано. Да, вы сохраняете визуальную, звуковую, текстовую информацию, тактильные ощущения и прочее, вы умеете обрабатывать их, подавая на вход своему процессору, но перевести в эмоции -- уже неспособны.

Голова у Ро опять начала гудеть.

– - Для вас так лучше, Родион, -- тихо продолжил Кривцов.
– - Воспоминания о собственной смерти были бы болезненны и отравили бы вам вечность. Вы ведь боитесь смерти.

– - Я-то?
– - Ро мрачно усмехнулся.
– - Я сам вскрыл себе вены.

– - Именно потому, что вы боитесь смерти, -- заметил Кривцов.
– - Боитесь настолько, что предпочли сами быстренько покончить с этим при первой же возможности, чем жить еще невесть сколько лет в ожидании. Подсознательно, разумеется, но это ничего не меняет. Вы же замечали, Родион, что мы сами притягиваем в нашу жизнь события, которых боимся? Это не мистика, так устроен наш мозг.

– - Да, -- невпопад сказал Ро и повернулся, чтобы уйти к себе. Он уже был на пороге, когда Кривцов окликнул его:

– - Я, я видел, вы с трудом согласились на то, что я буду регулярно доставать ваш кристалл.

Ро помедлил, но что толку было скрывать? Он кивнул.

– - Потеря личности, пусть на время, пугает вас столь же сильно, сколь и смерть. Вы искренне полагаете, что ваша личность и ваша жизнь -- одно и то же.

– - А разве это не так?
– - хмуро спросил Ро.

– - Это распространенное заблуждение, -- Кривцов выделил голосом последнее слово.
– - И в этом, кажется, и есть главная Сашина ошибка...

Ро пожал плечами и ушел к себе.

10. Бладхаунд

За Кривцовым стоило проследить. Благодаря Майку, весь трафик Кривцова пересылался теперь ищейке, а потому просмотреть его сетевые контакты труда не составило. Но и результатов не дало. Кривцов почти ни с кем не общался и рабочей переписки в ящике не хранил.

Бладхаунд задумался о том, что надо бы поставить прослушку и на реальное общение Кривцова. Телефонные разговоры, женщины, друзья... Эту задачу тоже удалось решить с помощью денег и знакомств. Устройство, установленное на дереве напротив окна Кривцова, фиксировало, как объяснили Бладхаунду, все, что звучало в квартире.

Чтобы узнать, где бывает ученый и с кем встречается, Бладхаунд приставил к нему "хвост".

Дальше. Три контакта, каждый из которых сам по себе подозрителен. Для начала следовало собрать информацию, понять, в каких отношениях находится каждый из них с Кривцовым.

Ольга Яворская, сорок два года, родилась и выросла в Нижнем Новгороде. По образованию -- журналист. Старая фотография -- в восемнадцать Ольга была очень хороша. Миловидная, стройная, вызывающий макияж, но еще больше вызова -- в выражении лица. Переехала после окончания ВУЗа в Москву, видимо, амбиции взыграли. Пришлась ко двору, пошла в гору, делала репортажи, в том числе и с выставок нейрокристаллов, и на одной из них познакомилась с будущим мужем. Выскочила замуж и потихоньку сошла на нет как профессионал. Дальше -- больше. Скучная жизнь за денежным мешком, редкие выходы в свет, общение с людьми не ее круга. Обвинения в адрес мужа -- мол, если бы не ты... Внешность -- годы уходят.

Что могло связывать такую женщину с Кривцовым? Ответ был очевиден. Кривцову были нужны средства, а Яворской -- мужчина. Ольга привозила ему деньги, кормила, оплачивала счета, а Кривцов поддерживал иллюзию взаимной любви.

Могла ли Ольга передать Кривцову гордость мужниной коллекции как залог будущей счастливой жизни? Вполне. Особенно если учесть, что Кривцов в последние дни перестал нуждаться в деньгах. Во всяком случае на свидания к Ольге не бежал, все больше прикрывался работой. Ольга не верила.