Ни слова правды

Лал кивнул своим, и один из мрассовцев принес золотой с черным бунчук.

– Спасибо и прощайте, – ответил я, принимая дары.

Мрассу присоединились к своим, и они все вместе быстрым шагом отправились в сторону чернеющей вдалеке полоски Восточного леса.

Ворота заперли, и мы возвращались на пир в полном молчании. В центральном зале воеводиного дома стоял невообразимый шум. Мы поспели на перемену блюд, нас приветствовали радостными возгласами, усадили за стол… И пошла жара. Чашам и братинам [76] я потерял счет. Меня заставляли рассказывать про состязание с Азаматом, поединок с троллем раз сто (это, конечно, гипербола, но раз пять точно рассказывал). В голове зашумело, тело налилось приятным теплом от выпитого вина и браги и всеобщего доброжелательного внимания. На радостях Осетр разрешил мне поискать Леха, дал попутчиков: Косматку (ему все равно домой ехать), Трегуза и Селезня, приказал княжескому псарю дать в провожатые четырех волкодавов.

76

Братина – сосуд для питья, предназначенный, как указывает и само название, для братского, товарищеского пития; братина имела вид горшка с покрышкой; была медной или деревянной и большей частью величиной с полуведерную ендову.

Сивуха выбрал момент в конце пира и пришел объясняться: ему не понравилась история с освобождением мрассу, она многим не понравилась, но он зла не держит и просит его простить за горячность. Выпили мы с ним, решили все забыть, ведь мы братья!

Тяжелым и счастливым покинул я пир. Семка отвез меня домой, где я и уснул.

А голос заладил новую байку: «Базовая идеологическая концепция предполагает дуализм-противостояние, которое позволяет решать информационные и дезинформационные задачи, возникающие при функционировании власти и церкви, обслуживающие господствующий класс. Достаточно примитивного видеоряда и набора банальных истин, чтобы очернить противника и оправдать любое насилие, доказать господствующие постулаты. Убаюканные и одурманенные массы замирают в восторженной покорности, что влечет покой для власти предержащей.

Самое неудобное для базовой идеологической концепции – свобода личности от стереотипов восприятия. Если субъект проявляет нестандартное мышление, ему присваивается статус противника существующего режима либо колеблющегося.

Чтобы упорядочить отщепенцев, создаются ловушки в виде выдвиженцев – оппозиционеров, которых средства массовой информации рекламируют как борцов за свободу. Таким образом, власть консолидирует недовольных в контролируемые сообщества.

Если недовольные существующей властью сообщества возглавляют люди, с которыми нельзя договориться, таких лидеров дискредитируют или устраняют силовыми методами: высылают из страны, отправляют в места заключения, убивают и т. д. В случае если лидер идет на контакт, гонения на него продолжаются, но приобретают чисто демонстративный неопасный характер: возбуждение уголовного дела, обнаружение зарубежной коммерческой деятельности или наличия элитной недвижимости в собственности. При необходимости «ручные» руководители выдвигаются в результате спецоперации.

Выбор спецслужбы, как правило, останавливают на людях колеблющихся, а соответственно беспринципных. Таким трудно сделать внятную карьеру в силу амбивалентности побуждений. Им приходится постоянно бороться не только с вызовами внешней среды, но и с собственным альтер-эго, что сильно осложняет выполнение людьми подобного рода даже собственного жизненного плана. Однако указанные осложнения не исключают возможность наличия природных или приобретенных дарований у описанной категории индивидуумов.

Люди талантливые, но не добившиеся положения, соответствующего их амбициям, чувствуют себя несправедливо обойденными вниманием руководства страны, партии и т. д. Естественно, получая новую возможность, при поддержке спецслужб, марионеточный правитель уверенно идет к цели, которую ему укажут соответствующие лица. Его жизнь приобретает смысл, и колебания уходят на второй план вместе с нравственными законами и совестью».

Глава 13 Восточный лес, мелюзга и гидроудар

Наутро проснулся, умылся, собрался в путь-дорогу. Когда вышел из дому, меня уже ждала вся честная компания: Косматко, Трегуз, Селезень, заехали за Ассамом, тот по-прежнему никого к себе не подпускал. Двинулись по просыпающимся улицам Славена, сопровождаемые четырьмя огромными, ростом с пони, псами, которые резвились как щенки.

Из Славена выехали еще навеселе, с песнями, и двинулись прямо к полоске Восточного леса. Только Косматко ехал хмурый, ни с кем не разговаривал. На вопросы про эльфов отнекивался, дескать, он к ним не суется, они к нему. Псы носились вокруг нас с громким лаем. Общее настроение было не совсем подходящее случаю: складывалось впечатление о загородной прогулке, легкой и увеселительной. Следовало бы воинство подтянуть громким окриком и грубым словом. Но сделать это было некому, Осетр и Сивуха остались в Славене, хотя их незримое присутствие, безусловно, ощущалось. Привык я к этим суровым и правильным парням, мне их не хватало.

Собаки подняли стаю куропаток, Тергуз с Селезнем стали метать стрелы с переменным успехом, громко радуясь удачным выстрелам и подтрунивая друг над другом в случае неудачи. Я тоже решил поучаствовать, взял тул с короткими облегченными стрелами, на мелкую дичь. Выпустил три стрелы почти не целясь: учитесь, сынки, три выстрела – три куропатки.

Косматко еще больше помрачнел, зыркнул на меня так, будто он Ленин, а я зажравшийся буржуй. Лесник, видно, переживает, что его науку попусту используют, а впрочем, бес его разберет, этого шамана-телепата.

Я придумал себе развлечение поинтересней: стал сбивать стрелы моих спутников. Это оказалось посложней: при таком выстреле очень важно точно уловить момент, когда стрела выбрасывается тетивой, иначе запоздаешь. И снова пять выстрелов – пять попаданий. Трегуз с Селезнем взмолились даже, чтобы я им охотиться не мешал. Но и им стрельба вскоре наскучила. Собаки собрали добычу, охотники – стрелы, и мы продолжили поход уже плотной группой. Трегуз затянул было песню, но его никто не поддержал, мы въехали в Восточный лес, и настроение изменилось.

Лес встретил нас неприветливо, после солнечного поля мрачные тени, залегшие у подножий могучих деревьев, тянулись к копытам лошадей как руки неведомых великанов. Пробивавшиеся сквозь листву лучи солнца напоминали прутья защитной решетки, шепот густого подлеска напоминал зловещие заклинания спрятавшихся вражеских шаманов. Редкие поляны манили солнечными лужайками, но даже притихшие собаки не пытались на них порезвиться, а молча и настороженно следовали за конями слева и справа отряда, напряженно вглядываясь в чащу, и тревожно нюхали легкий лесной ветерок.

Трегуз снял войлочный чехол со своего Дубаса, обнажив темное узловатое дерево, в котором то тут, то там проглядывали стальные вставки. Селезень надел ременную петлю своей булавы на правое запястье, взял в левую руку небольшой круглый щит. Только Косматко тихо дремал в седле, казалось, окружающее его совершенно не волнует. Так наш отряд углублялся в лесную чащобу, по дороге в Дикое поле, в полной боевой готовности довольно долго. Я даже удивился, казалось, что прошлый раз мы с Лехом очень быстро достигли Косматкина болота. Но припомнил, что с Лехом мы использовали в основном лесные тропы, ведомые только немому командиру младшей дружины.

Лес поредел, в воздухе чувствовался запах сырости и гнили, все указывало на скорое прибытие во владения телепата. И уже казалось, что опасность миновала, как вдруг завыли собаки, заржали лошади, задрожала земля, и из-за поворота появилась зловещая темная масса, в первую секунду показалось, что оттуда выползает огромная коричневая многоножка, разевая десятки зубастых пастей. Но когда устрашающая тварь приблизилась, оказалось, что это около сотни деревянных собак, каждая величиной с пони. Безглазые морды были направлены прямо на нас, и оскаленные деревянные клыки не оставляли сомнений касательно их добрых намерений.