Ни слова правды
Шрифт:
Внезапно посерьезнев, Жбан сурово глянул на остальных, черти заткнулись, сели вокруг костра. Помолчав с минуту, Жбан сказал:
– То дела не наши, а наши – кислые. Слушай сюда, Василий, да внимательно. Лет сто пятьдесят назад была у нас работа: не так что паши до пота, но и не для идиота. Таскали мы с твоего канона материал для горячих печей, наркоманов да алкоголиков всяких. Не то чтобы счастье оттого великое нам было, но в брюхе не бурчало, да и помучить кого было – а много ли нам надо-то. Раз приехали за одним весельчаком, кокаином тот разнюхался, трое суток ничего не жрал, только пил да пыль носом всасывал: одним словом, наш клиент. На четвертые сутки наблюдатели нас вызвали, щас, дескать, кони двинет, забирать надо. И точно, поначалу все по накатанной шло, человечек себя Бэтменом вообразил, одеяло на плечи накинул и с десятого этажа сиганул, думал, полетит. Ан нет, сам знаешь, летать, когда захочешь, только здесь можно. А там – как Изя Ньютон постановил: масса умножить на ускорение равно лепехе на асфальте. Но клиент, сука, грамотный попался. Когда
– А что такое тугор? – спросил я, чтобы не утратить нить рассказа.
– То, что вы называете душой, – ответил Жбан, собрался было продолжать, я его перебил:
– Погоди-погоди! Вот и фомор так же говорит, а что такое душа на самом деле? И где она находится?
– Где-где, у Лейбница в монаде [87] !!! – неожиданно заорал Жбан.
Остальные черти вскочили на ноги, в руках у них появились зловещего вида инструменты, сверкающие хирургической остротой. Особенно жуткой мне показалась штука, которая была в руках у Фрица: это был сложный штопор с шипами, и он явно предназначался для извлечения глазных яблок из черепной коробки.
87
Жбан имеет в виду монаду Готфрида Вильгельма Лейбница, который считал, что монады – это живые духообразные единицы, из которых все состоит и кроме которых ничего в мире нет.
– Цыц, братва, спокойно, – сам успокаиваясь, проговорил Жбан, – пусть спрашивает, это я так, нервы, которых у меня нет, расшатались.
Черти снова уселись вокруг костра, по кругу пошел термос. Угур налил и мне, я с подозрением понюхал, но это был крепчайший, черный, как деготь, чай. Я отхлебнул горький и ароматный напиток, он унял дрожь в руках. Ведь они меня чуть врасплох не застали, ишь, расслабился. «Соберись, тряпка!» – сказал я самому себе, в случае чего посмотрим кто кого. Как только я об этом подумал, возле руки возник самурайский меч без ножен, острый и неотвратимый, как сама судьба. Теперь я совсем успокоился.
Жбан посмотрел на меня, на меч, хмыкнул и продолжил:
– Слушай, пришлый, ты не думай, что мы с тобой сделать ничего не можем. И очень даже, меч-то у тебя придуманный, а инструменты наши во всех мирах настоящие, – мечтательно сказал он, но тут же оборвал сам себя: – Тугор, Василий, это сплав сознания, верований, привычек – всего того, что вы называете личностью. Тока не спрашивай меня, что такое личность или, там, где душа находится и что она такое. Во-первых, мы так до сути никогда не доберемся, а во-вторых, ты сам рассуди, откуда нам знать. Мы с братьями всю свою жизнь, от выделения до сегодняшнего дня, тугоров таскали в пытошную, да иногда по кругам разводили. В твоем каноне только в России, Германии, Румынии да Турции были и там только с бухариками и наркошами общались, и то только тогда, когда они перекинуться изволили. И здесь нам не место, вышло так, объясняю же. Еще вопросы есть?
– Что такое разделение и как тогда душу продают, а в рай как же? – не смог удержаться я.
– Вот чудак ты, право слово! И вся порода ваша такая – любопытная. Ладно отвечу, но это все. Сведения сугубо для служебного пользования. Разделение – это когда тугор из тела выходит, если он по нашему ведомству, мы его забираем, чтоб при деле был, к живым не лез. А продать можно только то, что тебе принадлежит, стал быть, человек тугором и торгует. Только это нам без надобности. Мамона Энкиевич тугоры бы на корню скупил, если б захотел. Души другое, но это не нашего ума дело. Тугоры разные бывают, покрепче и похлипче, посветлее и потемнее, легче и тяжелее. У них и срок жизни разный. Некоторые по несколько сот лет в Белиаловой бане парятся, и хоть бы хны, а есть и десятка лет в Плавильне не выдерживают – пшик, и нету. А про рай, помысли, кого ты спрашиваешь… Четыре страны и вот этот канон раздолбанный – все, что я видел. Про рай у ангелов интересуйся! Теперь же слушай дальше и не перебивай. Дигон, когда про Навь наплел, свой резон имел, какой, тебе да кенту твоему с ежиками известно. А Дигону предсказано было еще триста лет назад, что леших за Акатуй загнать он сможет, только если монжу, проклятую, стырит. И про нас он знал, что придем, и про тугора. Все хорек предусмотрел. И место это, где мы сейчас, заранее подготовил. Тут выход подземного огня прямо в Навь. А самое главное, что мы ему обещание дали, если приведет нас к месту, где тугор чалится, мы его отпустим. Вот так и было, приехали мы сюда на бричке своей, а сволочь длинноухая тут же прошептал пару слов и испарился. И застряли мы здесь
как кобель в заборе – ни туда, ни сюда.Жбан замолк, я воспользовался паузой, чтобы все-таки спросить:
– И вы не можете, ну скажем, в ад к себе вернуться?
– Вернуться-то можем, только зачем? Чтобы все черти над нами потешались, а патрон наш Белиал и вовсе поглотил? И это еще так – цветочки, он нам рога сломает, хвост оборвет и к тугорам приравняет – то-то веселухи у родственничков будет – бывшего черта на Ледяных Пустошах гонять. Нет уж, пусть подождут маленько, мы не торопимся. Теперь о главном, почему мы тебе до сих пор жопу на британский флаг не разорвали или там мошонку в рот не запихали. Вишь, какая история, мы сразу как сюда попали, через огонь со своими связались. Там, как до верхов дошло, хотели нас заочно, того, кррр, поглотить. Но у нас пятый брат есть, вместе выделялись, младший, Кура, уберег как-то, он у нас умный. Да и бегунок, как потом выяснилось, сильно непростой оказался. Он и раньше от судьбы-то убегал. Из тела в тело, как-то навострился. Короче, особой важности пассажир. Дали нам трое земных суток, чтобы его изловить. Отсчет пошел от момента, как мы в канон этот поганый свалились. А Кура нас надоумил, что в Нави время-то не течет, потому тратить его надо с умом. Ты не думай, мы тут на жопе ровно не сидели. Искали ублюдка со всей пролетарской ненавистью. Тут уж и духам, и эльфам, и… – всем досталось, не сомневайся. Только кокоша [88] наш хорошо спрятаться сумел, не нашли. Он себе тело новое опять завел, так и скрывается. Следы его находили в Славене, в Восточном лесу, на болоте, на озере Припольском, везде отметился гаденыш. Рядом он где-то, иначе Дигон бы сдох на месте, когда сбежать вздумал. Над нами, где-то в Яви, причем от точки перехода недалече… Потратили мы двое суток, пока по Яви шастали. Смекай, чего мы от тебя хотим.
88
Кокоша – слово-гибрид от кокаина и наркоши (черт.).
– Чтобы я его нашел? – догадался я.
– Да! – хором гаркнули черти.
– Не просто нашел, надо, чтоб ты его пометил, – заговорил Жбан, мечтательно улыбаясь, – так уж я по нем скучаю, просто так бы и обнял при встрече. Согласен, что ль?
– А что взамен, – задал я ему вопрос, – монжу отдадите?
– Монжу мы тебе, как это у вас говорится, отдали бы в качестве жеста доброй воли. Тока не знаем, что это. Мы тут со скуки ее искали, не нашли. А главное, никто объяснить не может, как она выглядит. Но она здесь, это точно. Дигон ее забрать хотел, приходил сто лет назад. Только накладочка вышла, кто-то ему наплел, а может, в книгах прочитал, что нас святой водой окропить надо и мы, обосравшись, разбежимся.
– А разве это не так? – недоуменно спросил я.
– Да, почти так. Только не учел ушастый, что святая вода в его руках – просто водичка. У святых даров свой режим есть, здесь вера нужна: не вода жжет, чистота праведная. Ну устроил он нам душ, а мы уж шанса не упустили, полный расчет с него взяли, даже лишнего. Подождать надо было, пока он монжу возьмет, но это мы потом сообразили. Очень уж ему рады были.
– А чего тут торчите, наверх духи не пускают? – уточнил я.
– Ох и трудно нас куда-то не пустить, особенно духам, но холодно нам наверху, долго не можем. А тут и огонек, и вести из Плавильни нет-нет да и приходят, все веселее. Ну чего, сделаешь доброе дело для всех миров – Тугор неупокоенный ничего хорошего для живых не несет. Порядок опять же быть должон! Что скажешь?
– Ничего не скажу, пока ты молчишь. Что взамен моей помощи пообещаешь? – продолжал торговаться я.
– А чего пожелаешь, таков обычай! – ответил Жбан. – Тока ты, когда желать будешь, учитывай, кто твою волю исполнять будет. Ну там мир во всем мире, цветы повсюду, это не к нам. А скажем, поймать кого и прибить, лес вырубить, сто земель вспахать или, там, клад указать – мы со всем удовольствием.
– Про условия договора, поподробней можно? – решил подстраховаться я.
– От что вы за порода люди, все бы вам торговаться да бумажки плодить. У нас договор – простое дело, и последствия без всяких там приставов наступают. Ты нам обещаешь, что, когда бегунка нашего найдешь, пометишь. А мы тебе обещаем, что желание твое выполним, любое, которое в наших силах. За невыполнение – смерть! А чтоб по справедливости было – от момента, как узнаешь, кто наш клиент, до пометки – трое суток тебе.
– А как я его узнаю и как пометить смогу? – еще уточнил я.
– Вот это деловой разговор, – приободрился Жбан, – узнать его можно по отражению прошлой жизни: проболтается или сделает что-нибудь такое, что раньше делал: нюхать кокс начнет и байки травить про твой канон или знания покажет, которых у него не может быть, – ить старый тугор, живет давно. А чтобы наверняка, мы тебе маячок дадим.
В руках у Жбана появился резиновый мешочек с пимпочкой, завязанный на узел, наполненный мутной жидкостью.
– Это презик, что ли? – удивился я.
– Точно, с его спермой и еще кое с чем. Тока не спрашивай, где мы его взяли. Узнаешь – не обрадуешься, – с довольным видом, продолжал Жбан. – В жидкостях тела человека след тугора есть: в моче, в крови, в слюне и в этом. – Черт махнул резинкой. – Когда ты заподозришь кого, на шарик посмотришь, если угадал, он светиться начнет. Тогда ты его по плечу или по заду, а вообще без разницы, энтой штукой хлопнешь, и все – работа окончена. Дальше мы сами. – Жбан мечтательно закатил глаза. – И можешь желание загадывать.