Ниалл. Возвращение Повелителя Света

Ниалл прыснул от смеха и спросил:

— С каких пор ты стал таким лиричным?

Адриан поджал губы, поднялся, бросив:

— Ты не нуждаешься во мне. Я ухожу.

Он собирался было сделать шаг, но Ниалл схватил его за ладонь.

— Мир не вертится вокруг тебя, Адриан. С самого моего возвращения ты только и делаешь, что ноешь! Ах, Ниалл обидел меня! Ах, какой я бедный и несчастный, у меня из-под носа пропадают артефакты! Да, я совершал ошибки. Мои руки по локоть в крови, Адриан, и я за это расплачиваюсь сполна, представляешь?

Адриан залпом осушил стакан, закипая.

— Ты! — но Ниалл ничего не дал больше сказать, указал на трон.

— Я снова Повелитель Света, и ты ничего не сделаешь. Если мама хочет, чтобы мы все жили рядом, я сделаю вид, что все хорошо. И больше не лезь в мою душу, Адриан, тебе в ней места нет.

Повелитель Хаоса сел на трон, подлил себе вина и будто в пустоту сказал:

— Наверное, ты прав. Нам больше никогда не стать семьей.

Ниалл задумчиво побарабанил пальцами по губам и отвернулся, закрывая глаза. Его сердце стучало в груди, а желание обернуться и сказать всего два слова: «Прости меня» едва не разорвало его на куски, но холодный Ниалл, что никогда не отступает от своих принципов, не сделает ответный шаг. И пусть в их жизни больше нет Катрин, из-за которой началась многовековая борьба двух братьев, Ниалл не перешагнет через себя.

— Как она? — тихо спросил Бог, не открывая глаз.

Адриан пригубил вино и оно тотчас охладило его пыл. На оливковых щеках Бога выступил розовый румянец, а серебристые глаза заблестели. Он облизнул сладкие губы и ответил:

— Молчит. Я пытался разговорить ее, но она упрямо сохраняет молчание. Я отобрал ее Хаос, Ниалл, она его больше не достойна.

Ниалл обернулся к брату и усмехнулся. Он пропустил платиновые пряди сквозь пальцы, залпом выпил вино и сжал бокал в ладони. Хрустальные осколки впились в алебастровую кожу и по запястью вниз потекла тягучая рубиновая кровь. Адриан было дернулся, чтобы залечить брату рану, но застыл. Он разбил вовсе не стакан, он разбил собственное сердце. Грудь брата стянуло крепким узлом, смоляные брови сошлись на переносице, а глаза воззрились на расписной потолок. Только сейчас Адриан заметил: на голубой краске хаотичными мазками вырисовывались пушистые белоснежные облака.

— Ты считаешь меня наивным юнцом, Адриан? — спросил Ниалл в пустоту. Кровь с глухим стуком падала на пол, осколки в ране блестели от света в зажженных канделябрах, а Бог подался вперед, наклонив голову. Платиновые локоны закрыли лицо подобно маске и Адриан не смог прочитать ни единой эмоции, отразившейся на красивом алебастровом лице брата.

— Нет, Ниалл, — вздохнув, ответил брат. Он откупорил принесенное вино и в комнате запахло медом, подхватил чистый бокал для брата и разлил напиток. Он даже сделал его теплым специально для него и продолжил: — Я считаю, ты должен поговорить с Персефоной.

— Чтобы что? Окончательно убедиться в меркантильности смертных?

— У всего есть причина, Алли. Блеск глаз не удастся так искусно сыграть, даже если ты профессиональная лгунья.

Ниалл заправил за ухо волосы и посмотрел на Адриана. Тот протянул стакан и в абсолютной тишине раздался звон хрусталя. Они молча пили вино, изредка переговаривались о дальнейших действиях, тренировке с магами, но мыслями Ниалл был вовсе не в тронном зале. Разум его покоился в сырой холодной камере, где прижатая к железным прутьям сидела его Персефона. Женщина, что впервые за долгое время заставила его сердце стучать как ошалелое, женщина, которая оторвала свое крыло, точно бабочка, и подарила его раненному Богу, чтобы он вновь мог летать над бескрайним Розовым морем.

Часы давно перевалили за полночь. Персефона пустыми ледяными глазами смотрела перед собой. Жирная крыса, пища, пробежала мимо и проскочила сквозь щель в железных прутьях. Раздались тяжелые медленные шаги. Подошва ботинок с громким глухим стуком ударялась о пол и в полумраке показался силуэт высокого мужчины с горящими лазурными глазами. Персефона вздрогнула и встала на колени, вцепившись озябшими пальцами в толстые холодные прутья. Она прижалась к ним лбом и прошептала:

— Ниалл!

В глазах застыли слезинки, в горле встал ком, а в груди стало совсем пусто, словно душу вынули. Бог подошел к ней, послышался тяжелый выдох. Он был одет в длинный кожаный плащ черного цвета и в зеленую рубашку с длинным рукавом. Ноги обнимали обтягивающие брюки и грубые ботинки. Он опустился на корточки и вытянул руку. Персефона заметила раны на его ладони и блестящую в полумраке кровь. По фарфоровой щеке прокатилась одинокая слезинка, заливаясь в полуоткрытый рот. Бог коснулся пальцами спутанных платиновых змеек волос, а потом опустил ладонь. Он прижался спиной к железным прутьям и вытянул ноги. Персефона почувствовала исходящий от Бога хмельной аромат вина и рот ее наполнился слюной. Адриан не давал предавшим заключенным ни воды, ни еды.

— Расскажи мне все, — потребовал Бог.

И Персефона рассказала. И о спасенном заключенном, ключ для которого она украла взамен на информацию об Арфе, и о заклинании смешения фракций, которое она бережно хранила, и о мальчишке, чью жизнь спасала предательством.

— Я не думала, что полюблю, — тихо закончила Персефона.

Ниалл все это время не дышал, но тело его светилось подобно утреннему солнцу и лихорадочно тряслось. Бог уронил лицо на раскрытые ладони, а затем коснулся нити Света и вышел из золотистой вспышки. Персефона подскочила, обхватила себя ладонями и так громко зарыдала, что сердце Ниалла сжалось. Он прижал ее к своей груди и прокричал:

— Почему? Почему ты все мне не рассказала, Хаос тебя раздери!?

— Испугалась…я…думала…ты…убьешь меня! — заикаясь, прорыдала девушка.

В легкие ворвался черничный аромат и это отрезвило Повелителя Света. Он резко отстранился и, зарычав, ударил раненой ладонью о стену. По камню поползла трещина, крошка пыли осыпалась и припорошила седым туманом шерстку спящей крысы. Она недовольно приоткрыла алый глаз и фыркнула, отбежав подальше.

— Я не могу, — сказал Ниалл, оборачиваясь. — Я не прощаю предательств.

И, коснувшись нити Света, он испарился. Персефона сделала шаг вперед, поднимая руку, но Бог уже исчез, только любимый морской аромат все еще витал в комнате до самого рассвета. Девушка рухнула на колени и, захлебываясь слезами, провалилась в сон. До казни оставались считанные часы и Ниалл стоял на солнечном луче, а по щекам его стекал обсидиановый жемчуг, который терялся во взбитой молочной пене и медленно падал на дно прекрасного Розового моря.

Глава 19. Прощение и прощание

Солнце медленно вставало из-за горизонта. Длинные золотистые лучи протягивались сквозь пушистые, подсвеченные розовым светом, облака. Они были похожи на клубничные кусочки сахарной ваты, хаотично разбросанной на лазурном небе. Августовский ветер холодил дыханием приближающейся осени и забирался под тоненькие наряды жителей Мертвой деревни. В воздухе витал аромат отцветающих хризантем и медовых яблонь. Ниалл сидел на троне в идеально выглаженном кроваво-красном платье. На воротнике-стойке золотистые витиеваты узоры, а на груди пара пуговиц была расстегнута, обнажая гладкую алебастровую кожу. По шее вниз спускался золотой кулон с сиреневым камнем в форме круга — аметистом. Ладони Бога были забинтованы, но рубиновая кровь все равно смогла просочиться сквозь плотно наложенный материал (результат потери силы под ноль). Из-под платья виднелись облегающие черные брюки и кожаные ботинки на шнуровке с квадратным носом. Ниалл напряженным лазурным взглядом буравил палача. Тот стоял, широко расставив ноги, и крепко обхватывал топор с вырезанным знаком луны на рукоятке. Он находился к Персефоне так близко, что вибрация ее трясущегося тела передавалась и на него.

Девушка, одетая в специальную одежду для казни — кофейного цвета платье в пол с длинными рукавами, стояла на коленях со связанными на спине запястьями. Длинные платиновые локоны, что обычно волнистыми змейками струились по плечам, сейчас же выглядели спутанными и перепачканными пылью, кое-где лежала легкая сеть паутинки. Из глаз ее не шли слезы, они слипались в диком желании рухнуть прямо на пыльный деревянный постамент, на котором она стояла в ожидании казни. Губы Персефоны высохли и потрескались от недостатка жидкости, а желудок болел без еды, усиленно вытягивая из нее нити оставшихся крупиц силы. Она уже и забыла каково это: быть смертной без магии. Обычные люди слабее, их организм не способен восполнить потерянные запасы энергии. Маги же могли долгое время находиться без еды и воды, «питаясь» собственной силой.